Когда Ира переехала с мужем в Нижний, ей казалось, что теперь-то всё будет по-людски. Новая квартира, нормальная работа, тёплый город. Без вечной сырости, как в Мурманске. Без тех, кто пил за углом и кричал по ночам на лавочке под окнами.
Муж — Толя — старался, не без этого. Сняли двушку, устроились на работу, даже на море съездили первый раз в жизни. А потом всё перекосило, как мебель после затопления: вроде бы всё стоит, но криво, зыбко. И запах пошёл — гнили.
Началось с того, что в дом зашёл Николай Степанович. Свекр. Не старик ещё, шестой десяток, но взгляд такой, как будто он уже с того света всех оценивает. После смерти жены — Маргариты, матери Толи — он стал навещать сына чаще. Сначала — по делу: “Где договор от машины?”, “У тебя всё нормально с налогами?” Потом — просто так. “На пельмени зашёл.”
Ира замечала: сидит, как будто ни при чём, а глазами щупает. Не просто смотрит — раздевал. Иронично, снисходительно. Не сразу дошло, что это не просто взгляд.
Вечером — Толя на смене, она одна. Свекр зашёл. С бутылкой сидра, “дескать, привёз, попробуй, в «Ашане» по акции.” Ира поначалу думала, что ей кажется. Но когда он встал позади неё на кухне, облокотился о стол, глядя, как она режет огурец, и прошептал:
— Красиво двигаешься, Ириш. Не знал, что у сына такой вкус.
Огурец соскользнул в раковину.
Она сделала вид, что не услышала. Сказала, что пора домой — поздно. Он ушёл. На следующий день — цветы. Ромашки. “Просто так. Улыбайся чаще.” Толя ничего не замечал — как и многие мужчины, глухой ко всему, что не о нём. А может, не хотел замечать.
Через неделю история повторилась. Опять — Толя на работе. Опять — свекр “случайно проезжал мимо”. Только теперь с пирожными. Сел на диван, включил телевизор, вытянул ноги.
— Слушай, а что ты вообще в нём нашла? — спросил. — Молодой, глупый. Тебе бы мужика постарше, знающего. Я ведь могу тебе многое дать, Ирочка...
Она встала. Молча. Даже не ответила. Он засмеялся.
— Что ты, как девочка? Не бойся. Это ж между нами. Секрет.
На следующий день Ира позвонила Толе. Прямо на работу. Голос дрожал.
— Или ты с ним поговоришь, или я уезжаю. Всё.
Толя промолчал. Приехал домой. Поссорились. Он сначала не поверил. Сказал: “Это бред. Батя? Ты серьёзно? Он вдову оплакивает до сих пор.”
Она взорвалась. Впервые. Со всей болью, страхом, отвращением. Со всеми этими “Ириш”, взглядами в вырез, внезапными прикосновениями к плечу. Он слушал. Стиснув зубы.
Через день свекр опять позвонил — “как вы там, молодые?”. Толя ответил. Спокойно, вежливо, но так, что тот не звонил больше никогда. И не появлялся.
Только вот трещина осталась. Между Ирой и Толей. Он молчал, не спрашивал, не обнимал. Ей казалось — он обиделся на неё. За правду. За то, что пришлось выбирать между женой и отцом. И выбрал вроде её, но без радости. Как будто она разрушила что-то святое. А не тот, кто пялился на неё, как на девку с вокзала.
Она уехала на две недели к подруге. Отдохнуть, подумать. Он не звонил. Только сообщение: “Ключи не забудь взять.”
Когда вернулась, квартира была та же, но взгляд — нет. Холодный, чужой.
— Ты мне не доверяешь, Ира, — сказал он. — Я не могу так. Ты всё испортила. Могла бы не делать из этого трагедию. Промолчать.
Она промолчала. Сняла кольцо. И ушла. Без крика. Без слёз. С ключами в кармане, как символ: она всегда найдёт, где открыть дверь. Только не туда, где тебя не защищают.
👉 Если зацепило — поставьте палец вверх, подпишитесь и расскажите свою историю в комментариях.