Трубка телефона обжигала пальцы. Марина только переступила порог своей квартиры, сбросила туфли, мечтая о тишине и чашке чая после адского рабочего дня в агентстве недвижимости. Вечный отчет, скандальный клиент, пробки… А тут еще этот звонок.
– Марин? Ты дома? – Голос свекрови, Натальи Петровны, звучал неестественно бодро. Это всегда предвещало неприятности.
– Здравствуйте, Наталья Петровна. Только что пришла. Что случилось?
– Да ничего не случилось! – заверила она, но Марина знала этот тон. – Хочу обсудить кое-что важное. Очень важное. Приеду через час, хорошо? Валера будет?
– Вряд ли, он на смене до ночи. Но я устала, может, завтра?
– Нет-нет, сегодня! Это срочно! Я уже выезжаю.
Щелчок. Марина вздохнула, поймав свое отражение в зеркале прихожей. Усталое лицо, темные круги под глазами. "Чего ей опять надо?" – пронеслось в голове. Наталья Петровна редко появлялась без повода, а уж "очень важное" обычно означало что-то, связанное с ее младшим, обожаемым сыном Димой. Диме все, Марине с Валерием – терпение и понимание.
Час прошел в нервной уборке и попытках сварить кофе. Аромат еще не успел наполнить кухню, когда раздался резкий звонок в дверь. На пороге стояла Наталья Петровна, подрумяненная, в новом, как Марина сразу отметила, пальто. В руках – торт в коробке. Тревожный знак.
– Заходите, – Марина шагнула в сторону, пропуская свекровь.
– Ой, как у вас чисто! – Наталья Петровна прошла в гостиную, оглядываясь с преувеличенным восхищением. – А я тебе гостинец принесла, твой любимый, "Прага". Помнишь, на свадьбе был?
– Спасибо, – Марина машинально взяла коробку. – Садитесь, чайник скоро закипит. О чем хотели поговорить?
Свекровь устроилась на диване, тщательно расправив складки пальто. Ее взгляд скользнул по стенам, по книжным полкам, задержался на фотографии Валерия и Марины в рамочке на комоде. Взгляд стал оценивающим.
– Видишь ли, Мариночка… – начала она сладковатым тоном. – Дело семейное. Серьезное. О будущем.
Марина села напротив, на краешек кресла, приготовившись.
– Ты знаешь, как мы с папой Валериным всегда старались для детей. Всю жизнь вкалывали. Папаша твой, царствие ему небесное, – Наталья Петровна набожно перекрестилась, хотя скончался свекор давно и без особой скорби с ее стороны, – мечтал, чтобы у сыновей было все. Особенно у младшенького. Димочка наш… Он же душа человек! Талантливый! Но жизнь у него пока не складывается, бедняжка.
"Начинается", – подумала Марина. Дима, "бедняжка", к тридцати годам сменил с десяток работ, отучился на три специальности, бросив каждую на полпути, и сейчас "искал себя" в роли диджея на местных вечеринках, живя то у друзей, то у мамы в ее двушке. Валера, старший, с 18 лет работал, выучился на механика, купил им с Мариной эту однокомнатную в ипотеку, которую они уже почти выплатили.
– Дима встречается с девочкой, – продолжила свекровь, загораясь. – Очень хорошая, из приличной семьи! Катя. Умница, красивая. И серьезная! Работает в банке. И вот… они думают о будущем. О семье.
Марина молча кивнула, гадая, куда клонит свекровь. Помочь с работой Диме? Ссуду на свадьбу?
– Но где им жить-то, Мариночка? – Наталья Петровна развела руками. – В моей двушке? Тесно! А на съемную квартиру… зарплата у Кати хорошая, но одной-то не потянуть, а Дима… он же творческий, ему время раскрыться нужно. И вот я думаю… – Она сделала паузу для драматизма. – Вспомнила про квартиру твоего дедушки.
Марина замерла. Квартира дедушки – ее святыня. Старая "однушка" в центре, доставшаяся ей по наследству два года назад после смерти горячо любимого деда. Он растил ее, пока родители пропадали на работе. В этой квартире прошло ее детство, там хранились его книги, его дух. Марина не спешила туда заселяться или сдавать. Она туда ездила – поливала цветы, перебирала вещи, просто посидеть в тишине с чаем и воспоминаниями. Для нее это был не квадратный метр, а частичка души.
– Квартира дедушки? – переспросила Марина, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
– Да! Вот именно! – Свекровь оживилась. – Она же пустует! Простаивает! А могла бы приносить пользу молодой семье. Диме и Кате. Идеальный вариант!
Марина почувствовала, как кровь ударила в виски.
– Наталья Петровна, эта квартира… моя. Она мне от дедушки.
– Ну конечно, твоя! – поспешно согласилась свекровь. – Мы же не оспариваем! Просто… видишь ли, в семье надо помогать друг другу. Делиться. Диме сейчас так нужна поддержка! А у вас с Валерой уже есть своя кров, слава богу. Вы крепко стоите на ногах. А Дима… он же младший, ему труднее. И потом, – голос Натальи Петровны приобрел назидательные нотки, – дедушка твой был человеком добрым, справедливым. Он бы точно понял! Отдал бы квартиру младшему, нуждающемуся. По справедливости.
"По справедливости?" – Марину чуть не подкосило от наглости. Эта женщина, всегда ставившая Диму на пьедестал, а Валерию втолковывавшая, что старший должен уступать, теперь диктует ей, что справедливо для ее собственной наследственной квартиры?
– Наталья Петровна, – Марина с трудом подбирала слова, стараясь говорить спокойно. – Я понимаю ваше беспокойство за Диму. Но квартира дедушки – это мое. Личное. Я не собираюсь ее никому отдавать. Ни Диме, ни кому бы то ни было. Это мое решение.
Сладкая маска мгновенно сползла с лица свекрови. Глаза сузились, губы поджались.
– Твое решение? – прошипела она. – А семья? А брат мужа? Ты в семью вышла, Марина! Или только права качаешь, а обязанности забыла? Дед твой квартиру оставил, а ты ею пользоваться не умеешь! Эгоизм чистый! Жаба душит поделиться с близким человеком!
– Дима мне не близкий человек в том смысле, чтобы я отдавала ему свою собственность! – не выдержала Марина. – Это моя память о дедушке! Мое прошлое! И мой возможный запас на будущее! Мы с Валерой не миллионеры!
– Запас?! – фыркнула Наталья Петровна. – На черный день? Или на развод? Уже запас строишь? А о молодой семье, о племянниках будущих подумала? Кате стыдно будет говорить, что им негде жить! Ты же все испортишь!
Марина встала. Ее трясло.
– Наталья Петровна, пожалуйста, уйдите. Я не хочу больше об этом разговаривать. Мое решение окончательное. Квартира не продается, не сдается и не передается Диме. Точка.
Свекровь вскочила, лицо багровело.
– Точка?! Ах так?! Ну смотри, Марина! Ты еще пожалеешь! Валере все расскажу! Посмотрим, что он скажет! Он мой сын, он меня поймет! А тебе… тебе жить в этой семье после такого! – Она схватила свою сумочку, забыв про торт, и выбежала из квартиры, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в серванте.
Марина опустилась в кресло. В ушах звенело. Руки дрожали. Она чувствовала себя так, будто ее ограбили. Ограбили ее память, ее чувства, ее право распоряжаться своим. И этот ядовитый укол – "Валере расскажу". Она знала Валерия. Он был хорошим мужем, трудягой, но мать… мать для него была священной коровой. Он редко перечил ей, предпочитая путь наименьшего сопротивления: "Мам, ну не кипятись", "Мам, давай без скандалов". Как он отреагирует на этот ультиматум?
Вечер прошел в тягостном ожидании. Валерий пришел поздно, усталый. Марина молча поставила перед ним ужин. Он ел, рассказывая что-то о смене, о глупом ремонте в гараже. Потом помылся и рухнул на кровать. Марина сидела рядом, листая книгу, не видя букв.
– Валерик… – наконец не выдержала она.
– М-м? – он повернулся, уже почти спящий.
– Сегодня была твоя мама.
Он насторожился, приоткрыл глаза.
– И? Чего хотела?
– Она… – Марина сглотнула комок в горле. – Она требует, чтобы я отдала квартиру дедушки… Диме. Говорит, ему для семьи нужно. И что это "по справедливости".
Валерий помолчал. Потом медленно сел на кровати.
– Диме? Квартиру? Твою квартиру?
– Да. Утверждает, что дедушка бы одобрил, что в семье надо делиться, что я эгоистка.
– Ну… мама… она всегда за Диму горой, – пробормотал Валерий, потирая лоб. – Переживает за него. Но квартиру… это же твое, Марин. Твое наследство.
Марина почувствовала слабый луч надежды.
– Я ей так и сказала. Что не отдам. Никогда. Она… она очень злилась. Угрожала, что тебе все расскажет, что ты меня "поставишь на место".
Валерий вздохнул, глубокий, усталый вздох.
– Поставит она меня на место, скорее. Знаешь, как она умеет… – Он посмотрел на Марину. – Ты права. Квартиру отдавать нельзя. Это твое. Дедушкино. Но… может, сдать ее? Диме и Кате? За символическую плату? Чтобы мама успокоилась? Им же правда надо где-то жить.
Марина смотрела на мужа. Луч надежды погас. Он искал компромисс, удобный всем, кроме нее. Сдать ее квартиру? Пустить туда Диму с его вечными тусовками, бардаком, возможными скандалами? Видеть, как стирается память о дедушке? Чувствовать себя хозяйкой лишь на бумаге?
– Нет, Валерий. Нет. Я не хочу ее сдавать. Особенно Диме. Ты знаешь, что он творит с жильем. Помнишь, как он квартиру друга разгромил? Это моя квартира. Я не хочу. Точка.
Валерий снова вздохнул. Потом погладил ее по руке.
– Ладно. Не будем сейчас. Ты устала, я устал. Поговорим завтра. Спи.
Он повернулся на бок. Марина осталась сидеть в темноте, глядя в потолок. "Ладно". Это не было согласием. Это было "я не хочу ссориться с мамой сейчас". Завтра Наталья Петровна начнет свое. И Валерий… он будет "искать решение". А решение, удобное его матери, всегда находилось за ее, Мариной, счет.
На следующий день Наталья Петровна не звонила. Не звонила и послезавтра. Но напряжение висело в воздухе. Валерий стал немногословен, погружен в себя. Марина знала – свекровь работает. Капает на мозги. И вот, в выходные, когда они с Валерием валялись на диване, смотря старый фильм, раздался звонок. На экране телефона Валерия – "Мама".
Он ответил, не вставая.
– Алло? Да, мам… Что? Сейчас? Ну… ладно. Через полчаса.
Он отключился, лицо напряженное.
– Кто?
– Мама. И Дима. Едут. Хотят поговорить. Вместе.
Марина почувствовала, как похолодело внутри. "Вместе". Значит, атака запланирована. Наталья Петровна решила взять "крепость" штурмом, с любимым сыном в авангарде.
Ровно через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояли Наталья Петровна, излучающая решимость, и Дима – высокий, небрежно одетый парень с наушниками на шее, смотревший куда-то поверх голов.
– Здравствуйте, – сухо сказала Марина, пропуская их.
– Здрасьте, – буркнул Дима, проходя в гостиную и тут же утыкаясь в свой телефон.
– Ну вот и собрались, – заявила Наталья Петровна, устраиваясь на диване как хозяйка. – Пора решать вопрос по-взрослому, без истерик.
Валерий стоял у окна, руки в карманах, не глядя ни на кого. Марина села напротив свекрови.
– Какой вопрос, Наталья Петровна? Я думала, все уже решено.
– Ничего не решено, милочка! – отрезала свекровь. – Решение может быть только одно – квартира переходит к Диме. Мы пришли это оформить. Я тут набросала расписку, – она вытащила из сумки листок, сложенный вчетверо. – Ты пишешь, что добровольно, в связи с семейными обстоятельствами, передаешь квартиру по такому-то адресу своему деверю, Дмитрию Валерьевичу Соколову, в безвозмездное пользование. Пока ему не купят другую. Ну, или насовсем, как договоримся. Дима, подпиши тут, – она протянула листок сыну, который лениво оторвался от экрана.
Марина смотрела на эту сцену как на плохой спектакль. Безвозмездное пользование? "Пока не купят"? Кто купит? Наталья Петровна? На пенсию? Или опять они с Валерой должны будут "помочь"?
– Наталья Петровна, – голос Марины звучал ровно, ледяно. – Я не буду ничего подписывать. Я не передаю квартиру Диме. Ни в безвозмездное пользование, ни в собственность. Никак. Я сказала это уже дважды. Повторяю в третий и последний раз. Нет.
Тишина повисла густая, тяжелая. Дима перестал тыкать в телефон, поднял глаза, удивленно глядя на Марину. Наталья Петровна медленно покраснела.
– Ты отказываешься? Прямо так? В лицо? Брату мужа? – ее голос дрожал от бешенства.
– Я отказываюсь отдавать свое имущество. Это не отказ брату мужа. Это защита своих прав.
– Твои права?! – вскрикнула свекровь, вскочив. – Ты о каких правах говоришь?! Ты в семье! Семья – это когда все общее! Когда помогают! Когда старшие заботятся о младших! У тебя есть квартира! У Димы – нет! Ты должна поделиться! Обязана! По-человечески! По-божески!
– По-человечески и по-божески – это не отбирать чужое под видом помощи, Наталья Петровна, – холодно парировала Марина. – И у меня есть квартира, которую я купила вместе с твоим старшим сыном, вкалывая годами. А Дима вкалывал? Искал себя? Нашел? У него есть профессия, стабильный доход, чтобы содержать семью? Или опять все на Катю и на "помощь семьи"?
– Как ты смеешь! – Свекровь задыхалась. – Дима талантлив! Он найдет себя! Ему просто нужен старт! Шанс! А ты, жадина, ему в спину нож!
– Старт в жизни дают родители, Наталья Петровна, – Марина посмотрела прямо на нее. – А не невестка, отдавая свое наследство. Вы свою двушку могли разменять, помочь ему с первоначальным взносом, если так хотели. Но вы предпочли требовать мою квартиру. Потому что это легче. Для вас.
Наталья Петровна ахнула, как от пощечины. Она обернулась к Валерию.
– Валера! Ты слышишь?! Ты слышишь, как твоя жена с матерью твоей разговаривает?! Как она про брата твоего отзывается?! И ты молчишь?! Ты мужик или тряпка?! Заставь ее подписать расписку! Немедленно! Или… или я… я с тобой разговаривать больше не буду! Считай, у тебя матери нет!
Валерий стоял, опустив голову. Плечи были напряжены. Он медленно поднял глаза. Сначала на мать, потом на Марину. В его взгляде была мука, безысходность.
– Мам… – начал он хрипло. – Мам, успокойся. Квартира… она действительно Маринина. Ее дедушкина. Она имеет право…
– Право?! – завизжала Наталья Петровна. – Какое еще право?! Ты тоже против меня?! Вместе с этой… этой стервой?! Значит так! Выбор сделан! Дима, пошли! – Она схватила сына за руку. – Ты мне больше не сын! Ни ты, – она ткнула пальцем в Валерия, – ни он! – махнула на Диму, который смотрел на все происходящее с тупым недоумением. – Я вас не знаю! Вы для меня мертвы! А ты, – она повернулась к Марине, – ты разрушительница семьи! Будь ты проклята! И чтобы твоя квартира пустовала вечно! Никто в ней счастья не найдет! Никто!
Она рванула к выходу, таща за собой ошеломленного Диму. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что казалось, стены задрожали.
В квартире воцарилась гробовая тишина. Валерий стоял, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. Плечи его слегка вздрагивали. Марина сидела, не шевелясь. В ушах еще звенел истеричный крик свекрови. "Разрушительница семьи". "Будь проклята".
Она встала, подошла к мужу. Положила руку ему на спину. Он вздрогнул, но не обернулся.
– Прости, – прошептал он. – Прости, что втянул тебя в это… безумие.
– Не ты втянул, – тихо сказала Марина. – Это она. Она сама все разрушила. Своими требованиями. Своей ненавистью ко мне.
– Она… она всегда была такой с Димой, – Валерий обернулся. Глаза его были красными. – Все лучшее – ему. А я… я должен был уступать, понимать, терпеть. Думал, когда женился, это кончится. Но она… она и тебя втянула. И твою квартиру… твоего деда…
Он замолчал, не в силах продолжать. Марина обняла его. Они стояли так посреди гостиной, в тишине, нарушаемой только тиканьем часов. Семья, которую Валерий знал, рухнула. Марина знала – Наталья Петровна не простит. Ни ей, ни сыну, который не встал на ее сторону в решающий момент.
Прошло несколько тяжелых недель. Звонков от свекрови не было. Валерий молчал, погруженный в свою боль. Марина старалась быть рядом, но чувствовала стену. Однажды вечером он пришел с работы раньше обычного, мрачнее тучи.
– Марин… – он сел за стол, не снимая куртки. – Мама… она подала в суд.
Марина уронила ложку. Она звонко стукнула о тарелку.
– В суд? На кого? За что?
– На тебя. И… на меня, видимо, как на совладельца твоей квартиры? Не знаю толком. Принесли повестку на работу. Иск о… – он замялся, – о признании права пользования квартирой дедушки за Димой. В связи с… "крайней необходимостью и нарушением принципов семейной справедливости". Или что-то в этом роде. Я не юрист.
Марина ощутила прилив такой ярости, что потемнело в глазах. Суд? Она посмела?! Подать в суд на ее собственность?!
– Где повестка? – спросила она, и ее голос прозвучал чужим, металлическим.
– Вот, – Валерий достал из внутреннего кармана куртки сложенный листок.
Марина схватила его. Бегло пробежала глазами. Да. Истец – Наталья Петровна Соколова. Ответчики – Марина Викторовна Соколова и Валерий Николаевич Соколов. Предмет иска – признание права Дмитрия Валерьевича Соколова на пользование жилым помещением… Адрес квартиры дедушки. Основание – "стремление к социальной справедливости в семье", "тяжелое материальное положение истицы и ее несовершеннолетнего сына" (Диме было 29!), "недобросовестное уклонение ответчиков от помощи близкому родственнику".
Марина засмеялась. Коротко, сухо.
– Несовершеннолетний сын? Социальная справедливость? Это же бред! Юридический нонсенс!
– Я знаю, – Валерий опустил голову на руки. – Но она подала. Суд назначен через месяц.
Марина смотрела на повестку. Ярость сменилась леденящей холодной решимостью. Все. Терпение лопнуло. Наталья Петровна перешла все границы. Она не просто требовала – она пошла в атаку с оружием. Значит, война.
– Хорошо, – сказала Марина тихо. – Очень хорошо.
Она не стала звонить свекрови. Не стала кричать. Она взяла телефон и набрала номер коллеги, опытного юриста по жилищным спорам, с которым они иногда пересекались на сложных сделках.
– Сергей? Привет. Это Марина Соколова. Мне срочно нужна твоя помощь как юриста. У меня… семейная война переросла в судебную. Да. Совершенно дикий иск. Можешь сегодня посмотреть документы? Отлично. Через час буду у тебя в офисе.
Она отключилась и посмотрела на Валерия.
– Я еду к юристу. Буду бороться. До конца. За свою квартиру. За память деда. За свое достоинство. Ты со мной?
Валерий поднял на нее глаза. В них читалась боль, стыд, растерянность. Но также – и искра чего-то нового. Решимости? Или просто усталости от бесконечных манипуляций матери?
– Да, – он кивнул. – Я с тобой. Это… это уже слишком.
Месяц пролетел в напряженной подготовке. Сергей, юрист, сначала просто хохотал, читая исковое заявление Натальи Петровны. Потом серьезно взялся за дело. Он объяснил, что шансов у истца – ноль. Никаких законных оснований требовать чужую квартиру нет. Но нужно было подготовиться к любым неожиданностям, собрать все документы, подтверждающие право собственности Марины, ее отношения со свекровью (Сергей посоветовал Марине распечатать историю звонков, особенно после скандала, записать на диктофон возможные угрозы, если они будут, но Наталья Петровна молчала).
Валерий, к удивлению Марины, активно помогал. Он нашел старые СМС от матери с упреками в его адрес за "недостаточную помощь" Диме, распечатал выписки со своего счета, показывающие, что он регулярно помогал брату деньгами. Он словно прозрел, увидев весь масштаб несправедливости и манипуляций.
День суда настал. Холодный, промозглый ноябрьский день. В здании суда пахло пылью и отчаянием. В коридоре они встретили Наталью Петровну и Диму. Свекровь была бледна, но держалась с подчеркнутым достоинством, в новом костюме. Дима выглядел скучающим. Они даже не поздоровались.
Судья, усталая женщина средних лет, открыла заседание. Зачитала иск. Потом дала слово Наталье Петровне. Та выступила с пафосной речью о семейных ценностях, о долге старших помогать младшим, о "несправедливом" обладании двумя квартирами, пока младший сын и его невеста ютятся. Она плакала, говоря о "талантливом, но непризнанном" Диме, о жестокости невестки, о предательстве старшего сына. Дима на вопрос судьи, подтверждает ли он требования матери, лениво буркнул: "Ну да. Квартира нужна".
Потом слово дали Марине. Она волновалась, но голос не дрогнул. Она говорила четко, по существу, опираясь на документы, которые передала судье через секретаря:
– Ваша честь. Квартира по адресу [адрес] принадлежит мне на праве собственности на основании свидетельства о праве на наследство по закону после смерти моего родного деда, [ФИО деда]. Это мое личное имущество, приобретенное не в браке. Никаких совместных вложений моих средств или средств моего мужа в эту квартиру не производилось. Более того, квартира не является местом моего постоянного проживания, но это не лишает меня права ею распоряжаться по своему усмотрению.
Она посмотрела на Наталью Петровну:
– Истец, Наталья Петровна Соколова, не является моим родственником по прямой линии. Ее сын, Дмитрий Соколов, является лишь деверем, братом моего мужа. Никаких предусмотренных законом оснований для возникновения у Дмитрия Соколова права пользования моей квартирой не существует. Ни договора найма, ни вселения в качестве члена семьи – ничего. Требование истца основано исключительно на ее личном представлении о "семейной справедливости", не имеющем юридической силы. У Дмитрия Соколова есть свое жилье – квартира его матери. У его матери, истца, есть возможность истребовать свою долю в этой квартире или иным образом решать жилищные вопросы своего сына без посягательств на чужую, законно принадлежащую мне собственность. Прошу в иске отказать полностью.
Слово дали Валерию. Он встал, помолчал секунду, глядя в пол, потом поднял глаза на судью:
– Ваша честь. Я… подтверждаю слова моей жены. Квартира принадлежит ей. Она унаследовала ее от своего деда. Я не имею и не претендую ни на какие права на нее. Моя мать… – он с трудом выговорил, – мать требует невозможного и незаконного. Я не поддерживаю этот иск. Дима… брат должен решать свои проблемы сам, а не за счет жены брата.
Судья задала несколько уточняющих вопросов Наталье Петровне. Та пыталась говорить о морали, о долге, но судья прерывала ее: "Гражданка Соколова, это суд, а не семейный совет. Вы можете указать норму закона, на которой основываете свои требования?" Наталья Петровна терялась, начинала опять про "справедливость". Дима на вопрос, почему он сам не снимает квартиру или не покупает, пожал плечами: "Денег нет".
Судья удалилась в совещательную комнату. Ожидание было недолгим, но тягучим. Наталья Петровна сидела, выпрямив спину, с каменным лицом. Марина держала Валерия за руку. Его ладонь была холодной и влажной.
Судья вернулась и огласила решение. Сухим, официальным тоном:
– Исковые требования Натальи Петровны Соколовой к Марине Викторовне Соколовой и Валерию Николаевичу Соколову о признании права пользования жилым помещением за Дмитрием Валерьевичем Соколовым – удовлетворить частично? Нет. Отказать в полном объеме. Основание: отсутствие законных оснований для возникновения спорного права пользования. Квартира является личной собственностью ответчика Марины Викторовны Соколовой. Никаких доказательств вселения Дмитрия Соколова, наличия договора или иных законных оснований для проживания истцом не представлено. Требования основаны на морально-этических представлениях истца, не регулируемых жилищным законодательством. Решение может быть обжаловано в течение месяца в вышестоящий суд.
Наталья Петровна вскочила как ошпаренная.
– Как отказать?! Это беззаконие! Вы что?! Она вам что, заплатила?! – закричала она, тыча пальцем в судью.
– Гражданка Соколова! Успокойтесь! – строго предупредила судья. – Иначе будете удалены из зала заседания за неуважение к суду!
– Удаляйте! Удаляйте! Все куплено! Суд неправедный! – голос свекрови перешел в истеричный визг. Секретарь и судебный пристав уже двигались к ней.
Марина не стала дожидаться продолжения. Она взяла Валерия под руку.
– Пошли.
Они вышли из зала суда в холодный коридор. За спиной еще слышались приглушенные крики Натальи Петровны и увещевающий голос пристава. Они молча вышли на улицу. Резкий ветер ударил в лицо. Валерий глубоко вздохнул.
– Все. Конец, – прошептал он.
– Да, – сказала Марина. – Конец. Этой истории. Точка.
Она посмотрела на мужа. В его глазах была боль, но также – и какое-то освобождение. Груз бесконечных уступок, чувства вины перед матерью, казалось, немного приподнялся. Он выбрал. Выбрал ее. Выбрал их общую правду против материнского диктата.
– Знаешь что? – Марина тронула его руку. – Давай съездим на ту квартиру. К деду. Сегодня. Просто посидим. Выпьем чаю. За его память. И за… за наше завтра.
Валерий слабо улыбнулся, впервые за долгие недели.
– Давай. Хорошая идея.
Они пошли к машине. Ветер рвал последние листья с деревьев. Зима приближалась. Но в душе Марины, несмотря на горечь и усталость от войны, теплился маленький огонек. Огонек победы. Победы не только в суде, а над страхом, над манипуляциями, над несправедливостью. Она поставила точку. И эта точка была твердой и ясной. Как ключ в замочной скважине ее собственной квартиры.