Светлана стояла у раковины и чистила картошку не спеша, вразвалочку, потому что это был её единственный выходной, когда не надо бежать утром на работу и думать, что надеть. Она любила такие дни: тихие, простые, без звонков и спешки. В спальне Игорь возился с пылесосом, вечно его что-то не устраивало, то шумит сильно, то фильтр забит, то запах, как он говорил, «пыльный».
С улицы доносился шум капающей воды, на солнце таяли сосульки, и по подоконнику барабанила капель. Светлана вдыхала сыроватый запах весны, который проникал сквозь открытую форточку, и думала, как быстро пролетели эти десять лет: как начинали здесь с голыми стенами, как клеили дешёвые обои, как ночевали первое время на матрасе, потому что диван купили позже.
Она уже почти закончила с картошкой, когда щёлкнул замок входной двери. Света даже не обернулась, просто крикнула мужу, вытирая руки о полотенце:
— Ты что, дверь не закрыл?
Из комнаты донёсся раздраженный голос Игоря:
— Я никуда не выходил. Кто там принесло?
Света вышла в коридор. На пороге, не разуваясь, стояла Валентина Петровна, свекровь, в длинном поношенном плаще, с лицом, на котором не отражалось ни капли удивления от их присутствия. В руках она держала сумку, ту самую, с которой обычно ездила в поликлинику. За плечами будто злая тень деревенской сырости.
— Мама… — выдавил Игорь, подойдя ближе. — Ты чего без звонка? Что-то случилось?
Валентина не ответила. Она прошла мимо сына, будто он был пустым местом, сняла с табурета в прихожей свитер Игоря, положила его на стиральную машину и села. Медленно, со вкусом, будто готовилась к какому-то важному монологу, достала из сумки серый вязаный платок, накинула на плечи и только потом сказала, без колебаний, будто репетировала по дороге в автобусе:
— Я приехала сказать, чтобы вы выметались отсюда. Квартира моя. Через неделю сюда переедет Оля с детьми.
Света растерянно обернулась к мужу, будто он мог разрядить обстановку одной фразой. Но он лишь смотрел на мать, не мигая, как будто не до конца понимал, что услышал.
— Подожди, мама… — пробормотал он, подойдя ближе. — Какая Оля? Ты о чём вообще говоришь?
Валентина вздохнула, уставилась в стену, словно давно вела разговор не с сыном, а с собой.
— Ты мне не чужой, Игорь. И она моя дочь. Оля сейчас одна, муж к другой ушёл. У неё двое детей, и жить ей негде. Оставаться у меня? Там работы нет, да и школу не сегодня, завтра закроют. А вы тут устроились, толк -то от вас какой? Внуков, похоже, мне от вас не видать. Поэтому я решила: Оля с детьми будет тут жить. А вы… как хотите. Это моё жильё. Я имею полное право им распоряжаться.
— Мам… — Игорь потянулся к ней, словно хотел взяться за руку, но не решился. — Мы ведь тут десять лет живём. Всё делали: ремонт, окна, мебель…
— Это не обсуждается, — перебила она, даже не посмотрев на него. — Вам я уже дала всё, что могла. Вы платили и молодцы. Хватит разглагольствовать, собирайтесь вещички и уходите по-хорошему, без скандала.
Света, до этого молча стоявшая у стены, сделала шаг вперёд. Голос у неё дрожал, но глаза были твёрдые.
— Вы ведь сами когда-то сказали: «Живите, дети, всё равно вам всё останется». Мы поверили. Мы все в эту квартиру вложили. Игорь сам стены выравнивал, я с утра до ночи я бегала по магазинам за обоями, шторы шила сама, на заказ ничего не брали, всё делали своими руками…
— Всё, что вы делали, делали для себя, — жёстко сказала Валентина. — Вам никто ничего не обещал. Я хозяйка и я решила. Не люблю, когда начинают препираться.
— Но ведь… — начала Света, но остановилась. Она поняла: спорить бессмысленно. Валентина приехала не спрашивать, а приказывать. Пришла, чтобы выгнать их.
И самое страшное… Игорь молчал. Стоял рядом, опустив плечи, и смотрел себе под ноги.
Утро пришло, как будто ничего не случилось. За окном пели птицы, стекло в кухне дышало паром, а чайник, поставленный Игорем, булькал ровно, спокойно, как и всегда.
Света сидела в спальне, укрывшись пледом, сжав в руках телефон. Она не звонила никому. Лежала и ждала сама не понимала чего. Может, что муж войдёт, извинится, скажет, что это был сон или ошибка, что свекровь уже покаялась. Но он не пришёл.
Когда она, наконец, решилась выйти, Игорь уже завтракал. На столе стояли тарелка с овсянкой, кружка с чаем, и лежала газета, муж всё ещё читал газеты, хотя у него был смартфон. Он ел медленно, ковыряя ложкой, и даже не поднял глаз.
— Ты правда собираешься молчать? — голос у Светы сорвался, но она не позволила себе плакать.
Игорь вздохнул, отложил ложку и проговорил устало, не глядя на неё:
— А что мне говорить? Мать сказала, что квартира её. Мы это знали.
— Знали? — Света чуть не задохнулась. — Ты знал и молчал? Мы же жили, как семья. Мы всё сюда тащили. Ты сказал, что тут будет наш дом.
Игорь поднял глаза. Они были уставшие, какие-то тусклые, как будто за эти сутки он постарел.
— Я тоже так думал, Света. Но это не наш дом и никогда не был им. И как я, по-твоему, должен поступить?
— То есть ты… ты просто согласен? — в ее голосе было уже не только возмущение, но и отчаяние. — Ты даже не попытался ей возразить. Ты не сказал ей ничего. Ты не сказал ей, что это неправильно.
— А смысл? — пожал плечами Игорь. — Она всё уже решила. Мы ей не нужны. Вот и всё.
Света вдруг резко повернулась, с грохотом выдвинула ящик стола, схватила стопку квитанций и бросила на стол перед ним:
— Это мы не нужны? Это кто всё платил? На кого все счета? Кто ездил к ней в деревню по зиме, через бураны? Я? Или ты?
— Хватит, — тихо сказал Игорь, отодвигая квитанции. — Я не хочу ссор.
— Конечно, — с горечью усмехнулась Света. — Ты ведь никогда не хочешь ссор. Ты даже сейчас молчишь, будто надеешься, что всё само решится.
Муж ничего не ответил. Только встал, налил себе ещё чаю и сел обратно, отвернувшись к окну.
Света стояла, глядя на его спину, и впервые за десять лет почувствовала, что живёт не с мужем, а с человеком, который ей ничего не должен. Ни слов, ни поддержки, ни даже взгляда. Квартира, которую они считали общей, стала клеткой. И мужчина, которого она называла своим, оказался соседом по несвободе.
Прошла неделя. Света не собиралась никуда уходить. Она продолжала мыть полы, как обычно, жарила котлеты по пятницам, выносила мусор, стирала шторы. Она ходила по квартире, как по минному полю, осторожно, чтобы не задеть лишний раз молчаливого мужа. А он будто растворился. Приходил с работы, ел в тишине, сидел за ноутбуком, не включая свет, и ложился спать раньше обычного. С ней почти не разговаривал. Ни разу не упомянул ни мать, ни Олю, ни слово не сказал о переезде. Как будто ничего не происходило. Как будто всё это где-то за окном, не в их жизни.
Света не знала, чего он ждал. Может, надеялся, что всё рассосётся. А может, просто не хотел быть тем, кто принимает решения. Она пыталась с ним поговорить ещё пару раз, но каждый раз упиралась в равнодушную стену, глухую, как бетон.
И вот в субботу, около полудня, кто-то громко позвонил в дверь. Света в этот момент развешивала бельё в ванной, её руки были мокрые, и она вытерла их о халат, прежде чем пойти открыть.
На пороге стояла золовка Оля.
— Привет, — сказала та, будто это обычный визит. Рядом стояли двое мальчишек, одному лет семь, другому, может, четырнадцать. У младшего в руках был плюшевый заяц, у старшего старый рюкзак. За их спинами громоздились два чемодана, пакет с игрушками и пластиковый таз с кухонной утварью.
— Здравствуйте, — глухо ответила Света, не отступая назад.
— Нам мама сказала, что мы можем заехать уже, — оживлённо сказала Оля, будто не замечая ни напряжения в воздухе, ни того, как побелело лицо невестки. — Мы только пока в зале поживём, на раскладушках. Нам немного надо. Потом, может, стенку уберём, детскую сделаем. Вы не против?
Света медленно повернулась, взглянула на Игоря. Он стоял в дверях кухни, опершись плечом о косяк. Он молчал. Опять...
— Я спрашиваю, — резко бросила она. — Ты знал, что сестра с детьми сегодня здесь появятся?
Игорь не ответил. Только посмотрел на сестру, потом на детей. И отвёл глаза.
— Заходите, — сказала она с усилием. Голос будто царапал горло. — Проходите. Ваша же теперь квартира.
Оля зашла легко, как хозяйка. Сыновья потащили вещи, один заяц выпал и покатился по полу. Света не подняла. Она стояла, как застывшая, а внутри всё рвалось на куски.
Вечером в комнате, где стояли их новые диван и телевизор, уже шумели мальчишки. Смотрели мультики, грызли чипсы, бросали фантики на пол. Оля ходила по кухне в её халате, заглядывала в шкафы, искала соль. Игорь сидел с сестрой, ел, негромко шутил, но Света слышала.
Наутро Света проснулась от сквозняка, кто-то не закрыл дверь балкон. Дверь хлопала на кухне, и по полу уже рассыпались крошки, упаковка от сосисок валялась в углу. Она встала, босиком прошла по холодному линолеуму, закрыла дверь и, сжав зубы, собрала мусор. Она мыла посуду за чужими детьми, мыла плиту после сестры, вынимала из стиральной машины чужие носки.
За завтраком в комнате, за их столом, Оля поставила тарелки и сказала без капли стеснения:
— Слушай, Свет, нам бы пригодился шкаф из спальни. Ты ж всё равно скоро уедешь, да? Я там детям полки сделаю.
Света поставила чашку. Пальцы дрожали.
— Куда я, по-вашему, уеду?
Оля приподняла брови, как будто удивилась такому вопросу.
— Ну… я думала, мама сказала вам уже. Или ты просто тянешь? Не хочется, понятно. Но чего уж теперь...жить-то мне здесь с детьми.
Света почувствовала, как воздух стал удушливым. Она встала, прошла в спальню, открыла шкаф и начала складывать вещи в сумку.
Игорь вошёл, когда она укладывала в сумку своё зеркало, маленькое, с трещинкой на краю, которое она таскала с собой с тех времён, как снимала комнату в общаге.
— Ты куда собралась? — голос у него был тихий, но почему-то раздражённый.
Света обернулась.
— Ты спрашиваешь? Сейчас? Когда у нас по квартире бегают чужие дети, твоя сестра распоряжается моей кухней, а ты сидишь с ней и обсуждаешь, куда мне девать мой шкаф?
Он потупился.
— Я думал, ты не захочешь ссор…
— Я уже не хочу ничего. Ни ссор, ни тебя, ни этой жизни. — Она села на кровать, глубоко вздохнула и посмотрела на мужа с такой ясностью, будто только сейчас его, действительно, увидела. — Ты предал меня. Ты просто молча вычеркнул меня из своей жизни. Ты выбрал молчать. А теперь я выбираю уйти.
Игорь не удержался, шагнул вперёд, потянулся, будто хотел остановить. Но Света подняла спокойно руку, как бы говоря: не трогай.
— Не нужно. Ты уже сделал всё. Или, точнее, ничего не сделал, чтобы сохранить семью.
Света проснулась рано. На кухне было тихо, впервые за последнюю неделю. Никто не щёлкал пультом, не топал по коридору, не открывал холодильник. За окном ещё висел туман, плотный, как одеяло. Город дышал влажно, сквозь стекло медленно проступал рассвет.
Она оделась в старые джинсы, натянула тёплую кофту, ту самую, в которой когда-то встретила Игоря возле станции, когда он впервые повёз её знакомиться со своей матерью. Тогда он держал её за руку, говорил: «Мамка строгая, но ты ей понравишься, ты у меня настоящая». И она верила.
Теперь кофту натянула молча, туго, будто застёгивала доспехи.
В коридоре стояли две сумки. Светлана положила только одежду, документы, немного посуды и ту самую фотографию, где они вдвоём с Игорем на кухне, с кривым тортом и надписью: «Первый год в новом доме».
Она не взяла ничего, что покупали вместе: ни покрывала, ни сервиз, ни даже фен. Всё это вдруг стало чужим, прилипшим к этим стенам, к этим запахам и к этим молчаниям.
Оля вышла из комнаты в пижаме, зевнула, увидела сумки.
— А, ты всё-таки уезжаешь? — сказала она, будто речь шла о человеке, решившем пересесть в другой вагон поезда. — Ну, правильно. Зачем тянуть. Мама будет рада, что всё мирно.
Света ничего не ответила. Только кивнула, будто выслушала и поставила галочку.
Игорь сидел на кухне. Увидев её с сумками, встал. Он небритый, с тенью под глазами, в старой футболке. Руки ссутулились, взгляд скользил, не мог зацепиться ни за её лицо, ни за вещи, ни за дверь.
— Может, останешься?.. — тихо сказал он, как будто проверяя: а вдруг она передумает?
Света посмотрела на него секунд десять, не отводя глаз.
— Мне даже спасибо никто не сказал, — произнесла она спокойно. — За десять лет. За то, что держала дом, терпела твою мать, возила вас по больницам, делала ремонты, покупала кастрюли, выбирала обои, училась готовить твои любимые щи. За то, что жила в квартире, которой как будто и не было. Я ведь правда думала, что она наша. А ты знал. Всегда знал. Просто молчал. И это хуже, чем если бы ты предал меня словами.
Игорь тяжело опустился на табурет, молча провёл рукой по лицу.
Света подошла к шкафу в прихожей, открыла дверцу и достала ключи. Сняла с брелока, положила на полку.
— Я оставляю вам всё не потому, что сдалась. А потому что не хочу больше жить, как временная. Даже если уеду в съёмную комнату с тараканами, она будет моей.
И перед тем, как закрыть за собой дверь, обернулась, не на Игоря, а на свою прежнюю жизнь. На эти стены, где они когда-то были счастливы, и на себя, ту, которая надеялась, что этого хватит.