Россия на протяжении последних трех лет ежегодно теряет около 0,8% активной части ученых самых разных направлений. Представитель Немецкого центра исследований высшего образования и науки Андрей Ловаков изучил единую библиографическую и реферативную базу данных рецензируемой научной литературы Scopus.
В ней представлена информация о более 3,5 млн публикациях, написанных учеными всего мира с 1996 по 2024 год. В том числе там имеется 856,8 тыс. профилей авторов, которые хотя бы один раз публиковались в России. Изучив, как менялась страна проживания российских авторов, указанная в их карточках в разные годы, Ловаков выявил «коэффициент чистой миграции на 100 исследователей» в России. На примере изменений в базе Scopus он подсчитал, сколько человек могли приехать в страну, а сколько уехать.
С 1997 по 2024 год наиболее массовая доля утечки мозгов наблюдалась в 2000-м (коэффициент составил –0,88 на 100 ученых). В 2015–2017 годы наблюдался короткий период, когда к нам больше приезжали, чем уезжали, а коэффициент колебался в диапазоне от +0,12 до +0,01 на 100 ученых. В 2018 году отток академических кадров вновь стал довлеть над притоком.
«Период с 2022 по 2024 [год] показывает резкое снижение коэффициента чистой миграции, упав с –0,17 в 2021-м до –0,83 в 2023-м, что является вторым самым низким значением в наборе данных [после 2000 года]», — говорится в исследовании.
Андрей Ловаков привел количество эмигрировавших из РФ ученых. По его данным, в 2022-м страну покинули 1465 исследователей, а в 2023-м — 1938, что стало самым большим показателем за весь период измерения с 1997 года. В январе — мае 2024-го, по подсчетам автора исследования, Россию на другую страну пребывания сменили 1133 активных члена академического сообщества. При этом приехали в РФ за последние три года всего 672, 618 и 374 ученых соответственно.
«Сокращение численности активных исследователей [с 203,9 тыс. в 2020 году до 158,6 тыс. в 2023-м и 110,9 в январе — мае 2024-го] также указывает на более широкие структурные проблемы в академической среде, — отмечает Ловаков. — Возможно, исследователи либо покинули академическую среду, либо все еще находятся в процессе поиска академической должности».
Также в его исследовании говорится, представители каких дисциплин чаще всего покидали страну в 2022–2024 годах: «Наибольший показатель чистой миграции наблюдается в физике и астрономии (–4,42 на 100 исследователей), компьютерных науках (–3,45), экономике, эконометрике и финансах (–2,89), бизнесе, менеджменте и бухгалтерском учете (–2,62), математике (–2,38), нейронауках (–2,35), социальных науках (–2,06), биохимии, генетике и молекулярной биологии (–1,83), психологии (–1,56), искусстве и гуманитарных науках (–1,53). В то время как самый низкий показатель чистой миграции наблюдается в медицине (–0,34). В целом данные показывают, что высокотехнологичные и международно интегрированные дисциплины, такие как физика, математика и компьютерные науки, больше всего затронуты утечкой мозгов».
Переезжали российские ученые в 2022–2024 годах в основном в Германию, США, Швейцарию, Финляндию и Израиль. Новыми направлениями научной эмиграции стали Армения, Объединенные Арабские Эмираты и Казахстан. При этом отток россиян в Китай и Индию не обнаружился, хотя в этих странах функционируют крупнейшие академические системы в мире. «Это может быть связано как с языковыми, так и культурными барьерами, ограниченной совместимостью между академическими системами или политическими факторами», — делает предположение автор исследования.
Существуют и другие цифры утечки мозгов, и они сильно отличаются от указанных в исследовании по базе Scopus. Так, в мае 2023 года председатель Сибирского отделения РАН Валентин Пармон заявлял, что на тот момент «Россия потеряла 50 тыс. человек», работающих в научной сфере. Для сравнения: по данным исследования Ловакова, в 2018–2022 годах отток активных исследователей составил немногим более 5,5 тыс. человек.
В 2021-м главный ученый секретарь РАН Николай Долгушкин утверждал, что число ежегодно выезжающих за границу ученых и высококвалифицированных специалистов «не уменьшилось, и с 2012 года с 14 тыс. увеличилось до почти 70 тыс. человек».
В прошлом году министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков отвергал эти цифры, но каких-либо официальных не приводил: «Конечно, эта проблема существует. Российским специалистам предлагают более выгодные условия в самых разных странах, как дружественных, так и недружественных. Но все же количество переездов не измеряется теми цифрами, которые приводят коллеги».
«Москвич Mag» поговорил об утечке мозгов с учеными, которые уехали и работают за границей или уезжали в прошлом, но вернулись.
Александр Панчин, биолог и популяризатор науки, с 2022 года работает за границей:
Мне сложно оценить, сколько российских ученых приехали в страну моего пребывания. Такой статистики у меня нет, а на глаз определить сложно. Но очень многие коллеги, с которыми я работал в России, уехали. Будет ли это продолжаться? Наверное, да. По крайней мере до тех пор, пока не появится надежда на то, что ситуация для ученых будет улучшаться. Для себя вопрос возвращения я пока не рассматриваю. Мне хотелось бы когда-нибудь вернуться, но для этого должен существенно измениться политический климат.
Одна из причин отъезда — это как раз политические разногласия с тем, что происходит в РФ, в том числе и опасения за собственную свободу. Довольно много было дел, в том числе уголовных, заведено против ученых. Причем в некоторых случаях политически не мотивированных, а, вероятно, возбужденных ради возможности через меру пресечения влиять на известных исследователей, которые имеют те или иные должности и позиции.
Еще одна причина эмиграции заключается в том, что, к сожалению, многие научные институты в России разрушаются из-за того, что вместо компетентных руководителей туда назначают людей, которые просто обладают определенными связями. И роль связей становится большей, чем раньше, а роль компетенции — меньшей. Из-за этого качество руководства некоторых научных организаций падает и с ним становится невозможно иметь дело.
В России осталось довольно много очень сильных специалистов, которые искренне занимаются наукой. Но жизнь их стала сложнее.
К сожалению, мы наблюдаем очень большое количество людей с «нарисованными» степенями и медалями. Некоторые занимаются псевдонаукой и получают при этом высокопоставленные должности. Для меня очень характерной является ситуация в медицинской науке. Мы в комиссии РАН по борьбе со лженаукой недавно реагировали на клинические рекомендации в российском Минздраве — это очень важный документ, в соответствии с которым врачи выбирают способы лечения пациентов. В этих рекомендациях, например, фигурируют препараты, которые заведомо не могут работать, где отсутствует действующее вещество. Но некоторые люди, представляющие интересы компаний, которые производят такие препараты, обладают довольно высокими научными регалиями — степенями, членством в Академии наук… Сейчас, например, планируется очередная защита гомеопатической диссертации, и помимо отрицательных отзывов на нее есть положительные от некоторых академиков. Это показывает, что система научных репутаций сильно пострадала. Она и раньше была с трещинами, но теперь эти трещины окончательно расходятся и вперед выбиваются те, кто наплевательски относится к истине и научному поиску, но хорошо ориентируется в связях и повестке, кто знает, как нужно вести себя, чтобы получить те или иные преимущества и преференции. Этот тренд, на мой взгляд, достаточно печален.
Чтобы остановить утечку мозгов, к сожалению, нужно делать много чего. Во-первых, это политические реформы, гарантирующие исследователям стабильность и безопасность. В науке преобладают люди с более демократическими взглядами, и в условиях, когда такие взгляды не поощряются системой, это тоже влияет на отток кадров. Во-вторых, это устранение конфликта интересов и коррупции, которые связаны с продвижением всевозможной псевдонауки на высоких уровнях принятия решений. В-третьих, это решение вопросов финансирования науки, превращение ее в более приоритетное направление для инвестиций.
Дмитрий Руденкин, социолог, соучредитель социогуманитарной лаборатории «Академические мосты», живет а Армении:
Надежной статистики [утечки мозгов] нет, потому что нигде не фиксируется ни то, выезжает ли из России ученый или кто-то еще, ни то, с какой целью он оттуда выезжает, ни то, планирует ли он вернуться. Так что мы тут можем полагаться только на экспертные оценки, а они бывают искаженными. Но есть косвенный показатель, который мне видится довольно информативным — количество подписчиков чатов в Telegram, где распространялась информация о возможностях академической эмиграции из России. Таких чатов весной 2022 года возникло сразу несколько, и на многие из них почти моментально подписались до 10 тыс. человек. Да, надо делать поправку на то, что человека нельзя относить к уехавшим уже просто потому, что он стал подписчиком такого чата, это скорее показатель степени интереса людей к теме. Но все-таки в этом контексте мне кажется правдоподобной та цифра в 6–7 тыс. уехавших научных специалистов, которую называют мои коллеги. Причем, судя по тому, что я наблюдаю, это был разовый всплеск, пусть и растянутый на период примерно в полгода-год. Думаю, сейчас этот поток уже стабилизировался. Большинство из тех, кто мог и хотел уехать, уже уехали. Да и программ помощи со стороны западных коллег, благодаря которым людям было проще уезжать, сейчас стало намного меньше, и в этом смысле уезжать сейчас уже труднее, чем в 2022–2023 годах.
Единовременный отъезд такого большого числа специалистов не проходит безболезненно, он еще аукнется. Да, формально 6–7 тыс. уехавших не очень много, осталось-то в десятки раз больше. Но надо делать поправку, кто именно уехал. Как правило, уехать для продолжения научной работы в другой стране проще двум критически важным категориям специалистов: уже известным ученым с мировым именем и перспективным аспирантам. Первым зарубежные университеты нередко дают позиции уже просто за их известность. Вторых охотно берут на программы обучения и стажировки, чтобы через четыре-пять лет получить из них новых опытных специалистов для своей научной отрасли. Конечно, уезжают не только известные ученые и перспективные аспиранты, но именно таким коллегам уезжать проще, и в общем объеме научной эмиграции они, полагаю, доминируют. Поэтому нынешняя волна эмиграции ученых означает не только и не столько отъезд условных 6–7 тыс. человек. Она означает нарушение поколенческого баланса в российской науке. Становится меньше авторитетных опытных профессоров, которые могли бы принести пользу здесь и сейчас и параллельно передать свой опыт новым специалистам. Становится меньше и талантливых молодых кадров, которые могли бы прийти в отрасль лет через пять и начать приносить пользу своей работой. И, как бы вы ни старались заменить этих уехавших, компенсировать их отсутствие крайне тяжело. А в условиях фактической международной изоляции, санкций и постоянного вмешательства государства в дела университетов это вообще становится невыполнимой задачей. Так что перспективы той науки, которая сейчас осталась в России, я оцениваю довольно скептически. К сожалению, я не вижу ни малейшего повода для оптимизма.
Ученые в эмиграции сталкиваются примерно с теми же проблемами, что и все уехавшие. Это и бытовая адаптация в новых странах, и поиск работы, и привыкание к зарубежным стандартам научной работы, которые во многом отличаются от российских (особенно в плане более жесткой научной этики и протоколов безопасности). Может быть, ученым чуть проще, чем остальным. Академическое сообщество всегда было очень интернациональным и жило немного вне границ государств. Если ты активно занимаешься наукой, то во многих странах мира ты легко найдешь людей, которые работают над близкой тебе проблематикой и с высокой вероятностью будут знать, кто ты такой. Никому из уехавших не приходится просто, но чаще всего люди пошли на это осознанно и справляются с проблемами в той или иной степени.
Сергей Попов, астрофизик, профессор РАН, в 2023–2024 годах работал в Италии, недавно вернулся в Москву:
В первую очередь уехали молодежь и исследователи высокого уровня, вовлеченные в международное сотрудничество. Пусть их число в процентном отношении не очень велико, но это весьма заметно.
Российская физика и математика с советских времен были сильными в международном плане. Поэтому, может быть, в потоке уезжающих ученых большая часть — это физики, математики, компьютерщики и представители близких дисциплин. Но более серьезные потери понесли социогуманитарии. Хотя их количественно меньше, чем математиков и физиков, но некоторые из них столкнулись с невозможностью заниматься своей работой из-за идеологического прессинга. Поэтому там во многих областях уезжали самые лучшие, из-за чего социогуманитарные науки оказались более обескровленными.
Утечка мозгов была и в прошлые времена, но разница ее масштабов до 2022 года и после довольно большая. На мой взгляд, на протяжении 20 лет количество уезжавших ученых уменьшалось. Но надо оговориться, что ученые в целом весьма мобильные, и это нормально. Во многих странах, которые модернизируют свою науку, могут не брать на работу ученых, не имеющих международного опыта. Поэтому проблема не в том, что в 2000-е и 2010-е у нас не так много уезжало, а в том, что почти никто не приезжал. Мы не можем привести пример, что в какой-нибудь российской лаборатории большая часть сотрудников — иностранцы, что в принципе является нормой примерно везде. Это не потому, что их не хватает, а потому, что это довольно мобильные люди. Рынок труда ученых похож на рынок футболистов высокого уровня: испанцы играют во Франции, французы — в Германии, немцы — в Англии и так далее. В этом смысле ситуация [в российской науке] и раньше была нездоровой.
Причин для отъезда много. Это и чисто профессиональные причины. Экспериментаторы не могут закупать нормальное оборудование. Теоретикам может не хватать личного общения и возможности легко ездить на конференции или приглашать зарубежных коллег к себе. Всем не хватает доступа к некоторым базам данных или ресурсам, которые оказались закрыты. Иногда мешают даже мелочи. Скажем, меня раздражают требования предоставления актов экспертизы об отсутствии секретных сведений в моих публикациях, при том что я занимаюсь чистой астрофизикой и не имею никаких допусков к секретной информации. Такой абсурд не вызывает желания активно заниматься исследованиями.
Причины могут быть и финансовые, поскольку уровень жизни в стране заметно упал и перспективы неясны. А самая, на мой взгляд, важная вещь — это социальные проблемы. Внешний фон создает стрессовые ощущения. Люди могут чувствовать дискомфорт из-за того, что, например, банально стало труднее получить доступ к YouTube или каким-нибудь социальным сетям, пропали какие-то телеканалы, книги, издания и так далее. Просто социальная среда во многом стала более токсичной. И если у ученых есть возможность продолжить профессиональную деятельность и при этом достаточно комфортно устроиться на новом месте, то заметное количество исследователей выбирают именно такую траекторию.
Трудно предсказывать то, что будет происходить с утечкой мозгов из России в дальнейшем, потому что непонятно, как будет меняться ситуация в целом. Но если допустить, что ничего меняться не будет, тогда, на мой взгляд, процесс оттока молодых ученых продолжится.
В 2022 году с состоянием науки произошли две основные вещи: одна мгновенного действия, вторая несколько отложенного.
Мгновенное действие — это потеря репутации. С одной стороны, мы видим большое количество контрактов, разорванных по очень большим и важным проектам. Соответственно, в обозримом будущем, даже если ситуация изменится, партнеры в разных странах десять раз подумают, прежде чем выбирать в качестве участников коллаборации российскую научную организацию. С другой стороны, репутационные потери связаны и с внутренним самоощущением. Как в 1990-е годы было ощущение, что заниматься наукой в нашей стране трудно или практически невозможно. Если после 1990-х на протяжении двадцати с лишним лет ситуация постепенно восстанавливалась, то сейчас мы в лучшем случае можем повторить примерно то же самое.
Второе, что произошло: стало гораздо меньше контактов во всех смыслах, что будет постепенно приводить к провинциализации науки, а это быстро не лечится. Оборудование будет изнашиваться, а покупать новое во многих странах физически невозможно. Морально и физически будет устаревать техническая база исследований. Потихоньку будут исчезать и люди, которые имеют полноценный опыт участия в международном сотрудничестве. У нас уже сейчас есть поколение аспирантов, которые с 2020 года, пока была пандемия, и за следующие три с лишним года успели закончить университет и поступить в аспирантуру, но никогда не были в хороших международных школах. Будет меньше ученых, которые работали в полноценных международных коллаборациях и участвовали в экспертизах, пропали международные экспертизы у нас в стране. Сейчас это все отброшено (если не считать отдельных случаев взаимодействия с Китаем и, может быть, еще с кем-то, но я бы не назвал его таким же эффективным, как сотрудничество с научными институциями США и западноевропейскими) и очевидно, что в ближайшие год-два это не изменится.
Остановить утечку мозгов можно, только посадив людей на цепь. Поэтому надо говорить не о том, как ее остановить, а как привлечь ученых в лаборатории нашей страны, что надо сделать, чтобы Россия была привлекательна для исследователей всего мира.
Что касается возможного возвращения уехавших ученых, то слабый ручеек, как показывает мой опыт, есть. Связано это с двумя факторами. Первый — международный рынок науки очень конкурентный и перенасыщенный. Второй — возраст исследователей: в мире после 40 лет люди обычно не ищут новую работу в научной сфере. Некоторые уезжали из России на годичные или двухгодичные позиции, которые закончились. Но поток вернувшихся иссякает, а те, кто смог устроиться за границей долгосрочно, не будут искать путей назад. Поэтому рассчитывать на заметное возвращение ученых в обозримом будущем трудно.
Анна Кулешова, социолог, живет в Люксембурге:
Университет в Люксембурге достаточно молодой и небольшой, здесь работают несколько российских ученых — физики, астрофизики. После начала мобилизации университет принял много мальчишек из МФТИ, ВШЭ, МГТУ имени Баумана, Физтеха и так далее. Очень много студентов говорят на русском языке.
Утечка мозгов действительно активизировалась после февраля 2022 года: рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Но и до этого ученые уезжали из России. Знаю несколько химиков, которым в РФ не хватало технологического оснащения для полноценной работы.
Кроме того, многие университеты в России были скомпрометированы плагиатом и разными формами академической нечестности. Более ста ректоров и руководителей институтов на 2019 год были замечены в нарушении норм академической этики, и далеко не всем приятно, когда тобой руководит такой человек. Больше 10 тыс. докторов и кандидатов наук имели недобросовестные заимствования в своих работах. Это тоже могло влиять на принятие решений о смене места работы и страны.
После 2022 года добавились серьезные идеологические причины (даже для тех, кто был вне политики или считал, что наука вне политики). Как правило, ученые мыслят свободно, они хотят свободно высказываться, работать, не боясь идеологического контроля, не меняя темы исследований в угоду политической конъюнктуре, не занимаясь самоцензурой.
Еще один важный аргумент для отъезда из страны был связан с детьми, их будущим. Как сказал один из респондентов, Россия сейчас не место для детей.
Есть люди, у которых не получилось выехать с первого раза или остаться в той стране, куда они изначально уезжали. Кто-то вернулся, но с тем, чтобы найти более удачные позиции, лучше подготовиться к отъезду. На данный момент эмиграция все еще не закончилась.
Три года назад часть зарубежных научных учреждений заморозила сотрудничество с россиянами, но сейчас я все чаще слышу на интервью о возобновлении сотрудничества и более простом получении академических позиций, появлении новых программ поддержки для ученых из России.
В принимающих странах нередко происходят изменения, по причине которых российским исследователям приходится искать новые места, но все равно они, как правило, предпочитают не ехать обратно в Россию.
Среди моих респондентов, занимающихся наукой, только двое вернулись, мотивируя это тем, что в российской академии больше денег, там проще работать, они устали бороться, устали от временных трудовых контрактов.
Меня многое связывает с Россией и российскими университетами. Если я когда-либо буду нужна, чтобы восстанавливать то, что сломалось, конечно, приеду и буду со своей страной, которой отдала лучшие годы жизни, пока работала в Совете по этике научных публикаций, в комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований и выпускала международные научные журналы.
Текст: Антон Морван