Во время поездки в Россию я обнаружил, что жизнь здесь продиктована ненасытным стремлением к восходящей мобильности и потреблению, но и прагматизмом, когда речь заходит об Украине, пишет научный сотрудник по Евразии в Институте ответственного государственного управления имени Куинси, адъюнкт-профессор истории в университете Мэримаунт Марк Эпископос.
России не чужды дорогостоящие, изнурительные войны. Во время 872-дневной битвы за Ленинград во время Второй мировой войны, которая считается самой кровопролитной осадой в истории, советские власти сделали все возможное, чтобы исполнительское искусство продолжало существовать.
Тысячи вынужденных переселенцев и голодающих местных жителей стекались в Мариинский, Комиссаржевской и другие театры под непрекращающийся гул обстрелов и сирен воздушных тревог. Ленинградская премьера Седьмой симфонии Шостаковича 1942 года - это одновременно и выдающееся культурное достижение, и мрачное напоминание о стойкости русских перед лицом невыразимых трудностей.
Сегодняшняя ситуация очень далека от ужасов Восточного фронта. Проведя в Москве больше недели, я не обнаружил ни малейшего намека на то, что нахожусь в стране, ведущей самую масштабную и разрушительную войну в Европе с 1945 года. Бизнес процветает. Ранее пустовавшие витрины роскошного московского универмага ГУМ и многих других торговых центров города по большей части вновь заняты китайскими компаниями и мультибрендовыми магазинами, торгующими теми же самыми западными товарами высокого класса, которые продолжают поступать в Москву через бесчисленные схемы параллельного импорта, оказавшиеся весьма прибыльными для соседей России.
Поразительно, насколько убедительно китайские автопроизводители закрепили свою власть на российском рынке. «Вы что, ожидали, что мы будем ходить пешком? - сказал один из моих собеседников, видимо, почувствовав мое недоумение. - Мы же должны на чём-то ездить». Тем не менее немецкие автомобили остаются символом статуса для обеспеченных россиян - на улицах Москвы можно встретить гораздо больше Mercedes и Maybach, чем в Вашингтоне.
Правда, город пестрит плакатами о призыве в армию, но и это - замечательное свидетельство нормальной жизни, которую Кремлю удается поддерживать на протяжении трёх лет СВО. Президент России Владимир Путин воспротивился призывам сторонников жесткой линии в Москве - о них мы расскажем в ближайшее время - провести полномасштабную мобилизацию в военное время, вместо этого создав модель мягкой полумобилизации, которая привлекает большое количество солдат-контрактников с щедрыми компенсациями и льготами.
Правительство пользуется доверием населения, что в немалой степени обусловлено его эффективным управлением экономикой. Западное воображение шокирует тот факт, что даже на фоне этой войны и множества личных трагедий, с которыми она связана, у людей, с которыми я разговаривал, сложилось впечатление, что Российская Федерация после 1999 года - это самая стабильная и комфортная итерация России за все время её существования и даже в отдаленной памяти.
Ритм московской жизни диктуется неутолимой жаждой восходящей мобильности и всё большего потребления - во всем этом есть наглое капиталистическое качество, которое застало бы врасплох многих американцев, не говоря уже о наших более степенных западноевропейских друзьях. В целом россияне по-прежнему считают себя европейцами и частью более широкого западного цивилизационного наследия, но где-то между 20 000 санкций, введенных с 2014 года, закралось осознание того, что жизнь будет продолжаться с этим конфликтом на заднем плане и без Запада, даже если подавляющее большинство россиян предпочитает быть частью общего западного коммерческого и культурного пространства.
После общения с московской элитой, включая чиновников, я пришел к выводу, что в России существует два обширных лагеря. Большинство представителей элиты - это те, кого я бы назвал ситуативными прагматиками. Это не те люди, которые готовы отдать ферму за мирную сделку, но они прекрасно понимают долгосрочные издержки продолжения войны - в том числе углубление зависимости от Китая, которая устраивает далеко не всех в Москве.
Они также осторожно заинтересованы в сотрудничестве с администрацией Трампа в урегулировании, которое не просто положит конец войне, но и потенциально решит более широкий круг вопросов в продолжающемся противостоянии между Россией и Западом.
Есть ещё небольшая фракция сторонников жёсткой линии, которые рассматривают эту войну не как арену для решения более крупных стратегических вопросов между Россией и Западом, а как двусторонний конфликт, в котором цель Москвы - просто разгромить Украину и добиться её безоговорочной капитуляции. Хотя политический баланс сил явно склоняется в сторону умеренных, особенно с приходом в начале этого года американской администрации, поддерживающей урегулирование путем переговоров, влияние сторонников жёсткой линии ослабевает и усиливается пропорционально вере в то, что США не могут или не хотят способствовать урегулированию, удовлетворяющему основные требования России.
Каковы именно эти требования и готова ли Россия пойти на компромисс - сложный вопрос, зависящий от всех потенциальных связей. Например, в какой степени Россия готова отказаться от своих территориальных претензий в обмен на возобновление строительства «Северного потока - 2», реинтеграцию в систему передачи финансовых сообщений SWIFT и другие финансовые институты или соглашение, препятствующее расширению НАТО на восток?
Тем не менее почти все, с кем я разговаривал, назвали базовый набор условий для любого мирного соглашения. К ним относятся украинский нейтралитет и внеблоковый статус, ограничения на послевоенные вооруженные силы Украины, гарантии против размещения любых западных войск на украинской территории и, по крайней мере, фактическое международное признание территорий, контролируемых Россией. Мои собеседники утверждали, что безоговорочное прекращение огня без «дорожной карты» решения этих вопросов - это рецепт замораживания конфликта в пользу Украины, на что, по их словам, Кремль никогда не согласится.
Разумеется, эти тезисы имеют множество оговорок и провокаций. Например, настойчивое требование России о внеблоковом статусе никогда не распространялось на возможность Украины добиваться членства в ЕС, что Киев может рассматривать как победу в урегулировании. Существует также косвенное признание того, что Москва не может помешать Украине поддерживать внутренние силы сдерживания, даже при условии определенных ограничений, обсуждавшихся на переговорах в Стамбуле в 2022 году, против российского вторжения.
По результатам моих встреч у меня сложилось впечатление, что Россия продемонстрирует значительную гибкость в других вопросах, включая права русскоязычного населения Украины и статус российских активов на сумму около 300 миллиардов долларов, замороженных на Западе, если вышеупомянутые стратегические вопросы будут решены к удовлетворению Москвы.
Никто в Москве, кто выступает за урегулирование, а это почти все, с кем я разговаривал, не хочет, чтобы Америка «ушла» из этой войны, как ранее предлагали американские официальные лица.
Широко распространено мнение, что если Белый дом окончательно выйдет из конфликта, Москва останется один на один с европейскими и украинскими лидерами, которые отвергнут всё, что может быть отдаленно воспринято как уступка. В таком случае Кремль, несомненно, решит, что у него нет иного выбора, кроме как довести эту войну до её печального конца.
Я вернулся из России с убеждением, что такой исход не является ни неизбежным, ни желательным с точки зрения Москвы. Соглашение возможно, что не означает, что его можно достичь в короткие сроки или что Россия не будет вести жёсткие переговоры. Но, несмотря на все разрушения и трагедии, которые принесла эта война, к счастью для всех участников, это не Ленинград 1942 года.
© Перевод с английского Александра Жабского.
Оригинал.