— Ты что, с ума сошла? — голос Марины, как всегда, резал уши, будто кто-то царапал по стеклу вилкой. — Купила себе ноутбук за сто двадцать тысяч? Да у людей на это три пенсии уходит!
— Это мои деньги, Марина, — Наталья, не оборачиваясь, открыла бутылку минеральной воды. Горло пересохло от ярости. — Я на них заработала. Сама. Писала ночами, между мытьём полов и разогреванием ваших бесконечных борщей.
— Не начинай, Наташа, — хмуро вставил Олег, подперев рукой щеку, будто это всё его не касалось. — Мы же семья. Всё должно быть общее.
— Всё? — Наталья медленно повернулась, глядя мужу прямо в глаза. — То есть и мои книги — тоже общее? Ты хоть одну прочёл? Или мама сказала, что там «одна грязь и вымысел»?
— Ты зря так, — Олег нахмурился, — мама просто хочет, чтобы мы жили дружно.
— Дружно? — Наталья усмехнулась. — А ничего, что Валентина Петровна вчера вытащила из моей сумки конверт с авансом и швырнула его Марине: мол, "на ногти и на каблуки"? Это по-твоему — "дружно"?
— Ой, не преувеличивай! — Марина с деланным возмущением заломила руки. — Ты просто жадная, вот и всё. Написала свою писанину — и сразу в дамки. А мы что, хуже?
— Вы? — Наталья сорвалась, отбросив бутылку на стол так, что вода пролилась. — Вы не работаете. Вы не читаете. Вы даже стиралку чинить не умеете, только трындите, как много вы «отдали» этой семье!
— Не ори! — Олег вскочил, но не решился подойти. — Я тебя прошу... Ну хватит. Не выноси сор из избы.
— Так, понятно, — Наталья медленно сняла очки и вытерла запотевшие стёкла. — Ты снова на их стороне. Как всегда. И знаешь, Олег... мне кажется, ты всегда там и был. Просто я была слишком занята — и слишком уставшая — чтобы это заметить.
— Мама говорила, что ты заведёшься, как только немного поднимешься. Вот и завелась, — язвительно пробормотала Марина, закуривая прямо у окна. — Сама на людей заработала — и корону примерила.
— Корону? — Наталья усмехнулась, подходя ближе. — А ты знаешь, Марина, я бы с радостью отдала тебе эту корону. Только нос сломается. Слишком тяжёлая — из железа, выкованного бессонными ночами и унижениями от таких, как ты.
— Да пошла ты!.. — зашипела Марина и со злостью стукнула по подоконнику. — Без нас бы ты своей писаниной туалетную бумагу только заворачивала!
— Без вас, Марина, я бы давно жила в доме своей мечты, где тихо, спокойно, и никто не лезет в мою сумку. И да, писанина — это то, что позволяет вам каждый вечер устраивать семейный ужин за мой счёт.
— Наташа, — Олег попытался взять её за руку, но она резко отпрянула. — Ты сама знала, в какую семью входишь.
— Я входила в семью. А попала в... коммуналку с привкусом мыльной оперы. И не надо мне твоих "мирись-обнимись". Всё. Я устала. Я не ваш банкомат. И не ваша сиделка. Я человек. Поняли?
— Угу, — Марина бросила окурок в цветочный горшок. — Сейчас дверь хлопнет, а через час вернётся, как обычно. Посидит в скверике, остынет и вернётся.
Но дверь не хлопнула.
Она закрылась тихо, глухо, как гробовая плита.
Наталья шла по проспекту, сжимая в кармане телефон. Сообщение от издательства пришло днём: роман «Дом на песке» вошёл в топ-10. Правда, гонорар смешной — «пока что, но перспективы большие», — как писала редакторша. Её внутренний голос шептал, что надо радоваться, но руки дрожали от злости. От бессилия. От унижения.
На автобусной остановке стояла старушка с авоськой. Рядом — парень лет двадцати, в наушниках. Когда автобус подъехал, парень толкнул бабушку и влез первым.
Наталья почувствовала, как подступают слёзы. Да, конфликт поколений. Везде. В каждом дворе, в каждой семье.
Она ехала молча, глядя в окно. Домик у озера. Тихий, деревянный, с крыльцом. Без телевизора, без скандалов, без Марины с её скрипучим голосом. Без Валентины Петровны с её вечным «а у нас в СССР всё было общее». Без Олега, вечно бормочущего: «Ну потерпи, Наташа, мама старая, ей видней».
Старая — не значит святая.
Наталья вышла на две остановки раньше и пошла пешком. В голове вертелась одна мысль: продать квартиру, забрать деньги, исчезнуть.
— Уйду по-английски, — прошептала она и невольно усмехнулась. — Без прощаний. Только не в Лондон, а под Плес. К озеру. Где тишина — не пустота, а свобода.
Она достала телефон и набрала номер нотариуса. На завтра.
Дом — это не место, где тебя терпят. Это место, где тебя ждут.
А здесь её не ждали уже давно.
***
— Ты в своём уме?! — Валентина Петровна стояла посреди кухни в халате, на котором был отпечаток жирного пальца. — Продавать квартиру? Ты, Наташа, совсем уже, что ли, кукушка?
— Это моя квартира, — Наталья бросила ключи на стол. — Купленная на мои деньги. Ещё до замужества. Твоя заслуга в ней — ноль. А жить с вами я больше не могу. Ни минуты.
— Мамочка, ну скажи ей, — Марина вынырнула из спальни, как акула, учуявшая кровь. — Она же нас на улицу выставляет! Где мы будем жить? У тебя в «двушке» на Рязанке?
— А где ж я внуков буду нянчить? — Валентина Петровна прижала руку к груди с театральным страданием. — Олег, скажи что-нибудь, я ж тебя рожала, ночами не спала...
— Мам, ну подожди, — Олег тёр виски и избегал взгляда жены. — Наташа просто устала. Мы сейчас поговорим, и всё утрясётся...
— Ничего не утрясётся, Олег, — Наталья подошла к нему вплотную. — Знаешь, что самое страшное? Я тебя больше не уважаю. А без уважения — ничего не работает. Ни любовь, ни брак, ни бытовая техника. Даже чайник вскипает криво.
— Ну и шуточки у тебя... — пробормотал он, пытаясь улыбнуться. — Как в книжках своих.
— Это не шутки, — она смотрела пристально, как хирург перед надрезом. — Ты позволил им жрать мою жизнь. Ложками. Глубокими. А сам сидел и молчал. Потому что тебе удобно.
— Мы просто семья, Наташа, — захныкал он. — Надо помогать друг другу. Марине сейчас трудно. Мама старая...
— А мне легко? — Наталья вдруг повысила голос. — Я в этом доме — как банкомат с подогревом. Пришли, надавили — выдала. Сломалась — отнесли на перезагрузку. Да мне бы ремонт быта вести, а не отношений!
— Ой, опять началось, — Марина покачала головой и перешла в наступление. — Ты, значит, писательница, а мы тут на паперти. Можешь же — помоги! Не будешь помогать — не женщина ты, а эгоистка!
— Лучше быть эгоисткой, чем быть тряпкой. Как ты. — Наталья сказала это спокойно, почти ласково, и именно это обожгло Марину до костей.
— Ах ты...
Марина бросилась вперёд, сжав кулак. Но Наталья отступила, и удар пришёлся по воздуху.
— Прекрати! — вскрикнул Олег, удерживая сестру. — Марина, ты что творишь?
— А она что? Она нас с мамой выгоняет, как собак! Пусть тогда одна и живёт! И книги свои пусть пишет про свою никчёмную жизнь!
— Успокойтесь обе, — Олег встал между ними, но это было уже не нужно.
Наталья взяла сумку и направилась к двери.
— Я уже подала на развод, Олег. Документы у юриста. Ты можешь остаться здесь, с мамой и Мариной. Мне, честно говоря, всё равно.
— Ты что, Наташ... — голос его сломался, как старая петля на дверце шкафа. — А как же мы?
— Мы? — она замерла в дверях. — Нас нет. Мы закончились, когда ты выбрал тишину вместо правды. Когда сидел, как мышь, пока меня рвали на куски. Я выбираю себя. Впервые за последние десять лет.
Дверь хлопнула. В этот раз — громко.
Снег пошёл неожиданно. Мокрый, ранний, тот самый, который цепляется за ресницы и течёт в воротник. Наталья стояла на стоянке, глядя на замызганный «Шевроле», который арендовала на неделю. Переезд был почти завершён. Остались книги, ноутбук и тёплая куртка. Остальное — не важно. Холодильник? Пусть. Сковороды? Тоже. Бытовой шум, треск родни и запах чужих кастрюль — всё оставалось там.
Она завела двигатель. Радио включилось с хрипом, как будто само не верило, что снова играет. Ведущий бубнил что-то про пробки на МКАДе, про скидки на новостройки и ипотеку под 6,7%.
«Опоздали, — подумала Наталья, — я уже нашла свою недвижимость. Себя».
Домик был небольшой, старенький, с облупленным крыльцом и шатающимся забором. Но — её. Купленный за часть гонорара, оставшегося после издательского налога, переводов и процентов. Уютный, скрипучий, с печкой и видом на озеро. Не роскошь — свобода.
Когда она приехала, старик-сосед кивнул:
— Новый жилец?
— Новый человек, — улыбнулась она.
Поздно вечером, натянув старый вязаный свитер и налив себе кофе из дорожного термоса, Наталья села за стол. Открыла ноутбук. Напечатала заголовок:
"Берег тишины"
Роман. Глава 1.
В этот момент в дверь постучали. Сначала тихо, потом — сильнее. Наталья подошла. На крыльце стоял Олег. Мокрый, бледный, с каким-то тоскливым выражением, будто его выплюнула из себя целая жизнь.
— Я... Я не знал, куда ещё идти.
— Тебе туда, — Наталья кивнула в сторону трассы. — Там, где все всё делят — кроме ответственности.
— Ты правда меня бросила?
— Нет, Олег. Я просто выбрала себя. А ты — не был готов к этому выбору.
Она закрыла дверь. Но уже не хлопнула. Просто — закрыла.
И на душе стало тихо.
Но не пусто.
***
— Ну что, Наталья Валерьевна, поздравляю. — редактор вытянул ноги и откинулся в кресле, посматривая на неё поверх очков. — "Берег тишины" у нас уже в топах предзаказов. Рецензии — сплошное восхищение, даже Тихонов из "Литературки" написал, что у вас «абсолютно нечеловеческая честность и гнев на каждом листе». Это, поверьте, комплимент.
— Благодарю. — Наталья сидела прямо, как будто опиралась спиной не на стул, а на целый жизненный опыт. — Гнев у меня, как выяснилось, работает лучше вдохновения.
— Ага, чувствуется. Книга, конечно, не для слабонервных. Там же в первой главе героиня топит мобильник в унитазе после звонка от бывшего мужа.
— Там всё правда, — сказала она просто. — Немного приукрасила только диалоги. В жизни они были еще мерзее.
Прошёл год.
Дом на берегу озера теперь имел свой ритм. Печь трещала дровами, полы поскрипывали по вечерам, окна часто запотевали от пара — особенно когда Наталья варила себе кофе в турке и вела долгие, глубокие диалоги сама с собой. Соседи привыкли к ней. Никто не лез с советами, никто не просил денег, никто не говорил, что она "жена известного бездельника".
Никто, кроме Олега, который раз в два месяца присылал ей смс:
«Ты прости, если сможешь. Я всё понял.»
Иногда Наталья их даже читала. Иногда — нет.
Она жила. Не выживала. Не тянула, как раньше. Просто — жила.
Была странная зима, когда Марина всё-таки добилась того, что мать переписала на неё квартиру. И в один прекрасный день Олег, оставшийся ни с чем, появился на пороге.
— Наташ... я — дурак, я всё потерял.
— Поздно.
Она даже не повышала голоса. Просто смотрела.
— У тебя была семья. Я. Но ты выбрал тех, кто пил из меня, пока не стало пусто.
— Я думал... Я надеялся... Ну, всё наладится.
— Всё наладилось. Только без тебя.
Она поставила чашку на стол и подошла к двери.
— Я не ненавижу тебя, Олег. Я просто тебя больше не люблю. Ты стал мне чужим. Как чужая вещь. Оставленная на лестничной клетке, мокнущая под дождём.
Он стоял ещё немного, смущённо кутаясь в старую куртку.
И ушёл. Без истерик. Без попыток что-то доказывать. Понял наконец-то — слишком поздно.
Через два месяца Наталья ехала в Москву на презентацию. Новый роман продавался, как горячие беляши у метро. Её встречали, узнавали, цитировали в интернете.
— Наталья Соколова? Это вы? — одна женщина лет шестидесяти остановила её прямо у входа в Дом книги. — Я читала ваш роман... Простите, но я рыдала, как дура. Вы про меня написали, честно. Я тоже всё жизнь на них положила, а потом поняла — зря.
— Вы не одна, — Наталья взяла женщину за руку. — Нас много. Просто раньше мы молчали. Теперь — нет.
Вечером она вернулась домой и села за стол. Луна отражалась в озере, как серебряная монета, которую бросили, загадав желание. Наталья открыла ноутбук и написала:
«Третья книга. Рабочее название — "Женщина в плюсе".»
Она усмехнулась, встала, подошла к окну и прислушалась к тишине. Не звенящей, не пустой. Той самой, где каждая пауза — как награда.
Вдруг — звонок в дверь.
Она подошла, открыла.
Перед ней стояла Марина. Лицо бледное, губы поджаты. Без макияжа. В руке — пакет «Пятёрочка».
— Привет, — сказала Марина. — У меня никого не осталось. Мамы нет. Олег в Питере. Мне не к кому. Ты… ты сильная. Можно я с тобой поговорю?
Наталья посмотрела на неё. Было в этом что-то... уставшее. Без вызова. Без лицемерия.
— Поговорим, — медленно кивнула Наталья. — Но если ты пришла, чтобы опять что-то брать — разворачивайся. Если отдавать — входи.
Марина стояла ещё пару секунд. Потом зашла.
И снова — хлопнула дверь.
Но уже не как финал. Как пролог.
Конец.