Кабинет Азриэля сиял чистотой, словно клинок, выкованный в кузнице самой праведной ярости. Хрустальный канделябр, словно застывшая слеза вечности, замершая под сводом небес, искрился ледяным светом. Именно его, подобно Золушке, погрязшей в рутине, отмывала Лиана – нефилим, переквалифицировавшаяся из уборщицы в помощницу Азриэля. Её крылья, измятые, словно карты, выброшенные за борт фортуной, удерживали её под потолком, словно бабочку, обреченную на заточение в янтарной ловушке.
– О, блаженство! Никаких поручений, никаких "сыщи, Лиана, сыщи". Лишь я, ветошь и эта хрустальная химера, – мурлыкала она, протирая очередную подвеску. Голос её струился, словно патока, чрезмерно слащавая для этих строгих стен, словно греховный шепот в храме невинности.
И тут разверзлась преисподняя!
Дверь распахнулась с оглушительным грохотом, и в кабинет ворвался Бубль – бесенок-неудачник, чьи рожки были искривлены горше, чем пути самых окаянных грешников в аду. Задыхаясь, он сжимал в лапках депешу, словно соломинку спасения, и…
– Азриэль! Срочно! Там… ой!
Раздался треск, словно сломались кости мироздания.
Бубль, ведомый лишь собственной неуклюжестью, протаранил люстру. Хрустальные подвески зазвенели, словно колокола Апокалипсиса, и вся конструкция рухнула вниз, словно небеса, решившие обрушиться на грешную землю. Лиана вскрикнула, её крылья заметались из стороны в сторону – одно зацепилось, другое сложилось, словно зонт, вывернутый наизнанку ураганом судьбы.
И вдруг – тепло, словно луч солнца, пробивающийся сквозь кромешную тьму!
Сильные руки подхватили её в самый последний момент. Лиана замерла, уткнувшись носом в грудь Азриэля. Его крылья, белые, как ледяной шторм, слегка дрожали от напряжения, словно сдерживаемая стихия.
– Ты… – начал он, и его голос был тише раската грома, но в десять раз страшнее, словно предсмертный шепот вселенной.
Они застыли, словно изваяния. Его глаза – два раскаленных угля, готовые испепелить её дотла, словно звезды, сорвавшиеся с орбит. Её взгляд – распахнутый, как зияющая брешь в самой Небесной канцелярии, словно портал в неизведанность.
А потом…
– ЛИАНА!!! ТЫ СОВСЕМ ПОТЕРЯЛА РАССУДОК ОТ ЭТОЙ УБОРКИ?!
Голос Азриэля пронесся по коридорам, заставив трепетать даже ангелов-секретарей на другом конце здания, словно трубы Иерихона, обрушившие стены города.
– Это не я! Это Бубль! – пропищала Лиана, но её уже уносили прочь – в ангельский стационар, где крылья исцеляют молитвами и строгими выговорами, словно раны, затянувшиеся ложью.
А Бубль?
Бубль уже бежал, словно тень, преследуемая светом. Ибо гнев Азриэля – это не просто шторм. Это цунами, настигающее тебя, даже если ты спрятался в самом сердце ада, словно возмездие, неотвратимое, как сама смерть.
В стационаре Лиану окружили ангелы-медсестры, чьи нимбы сияли мягче хрусталя, но взгляд был тверже гранита, словно у стражей врат рая. Они зашептали успокаивающие мантры, словно заклинания, изгоняющие тьму, а одна из них, с лицом, высеченным словно из слоновой кости, принялась колдовать над её бедным, помятым крылом.
- Крылья – это зеркало души, – промурлыкала она, – Помни, нефилим, полет начинается с чистого сердца, а не с тряпки для люстр, словно напоминая о забытой истине.
Лиана лишь вздохнула, чувствуя себя не просто провинившейся, а словно сорвавшимся с цепи псом, загрязнившим белые ковры рая, словно падший ангел, осквернивший святыню.
Тем временем Азриэль, оставшись наедине с хаосом в своем кабинете, извергал молнии гнева на все стороны, словно Зевс, разгневанный людскими пороками. Обломки люстры, словно осколки разбитых надежд, устилали пол, словно пепел после битвы. Бедная депеша Бубля валялась в углу, словно измятый приговор, словно забытая истина.
- Бесенок! Ничтожный паразит на теле мироздания! – рычал он, его голос звенел, как перетянутая струна арфы, готовая лопнуть в любой момент, словно предвестник катастрофы. Он чувствовал, как силы небесные содрогаются от его ярости, словно осина на ветру, словно корабль в бушующем море.
И все же, сквозь пелену ярости, пробивалось что-то еще. Нечто, похожее на… беспокойство? Азриэль потер переносицу. Он вдруг осознал, что в хаосе разбитой люстры, в панике бегства Бубля и в перепуганном взгляде Лианы, промелькнула искра чего-то живого, чего-то… человечного. Неужели он, ангел гнева, допустил в свое сердце тень сомнения? Неужели даже в самом сердце тьмы может пробиться луч света?
Бубль, дрожащий от страха где-то в закоулках преисподней, грыз ногти своими когтистыми лапками, словно крыса, загнанная в угол. Он знал, что гнев Азриэля страшен, как падение в бездну, словно вечное проклятие. Но он также знал, что депеша, которую он так и не смог передать, содержала новости, способные поколебать основы Небесной канцелярии. Новости о темных сделках, о предательстве и об ангелах, утративших свой свет, словно звезды, погасшие в ночи.
- Лучше уж гнев Азриэля, чем вечный мрак, – прошептал он, готовясь к неизбежному возвращению, словно солдат, идущий на верную смерть.
А Лиана, в стационаре, смотрела на свое залатанное крыло и думала о том, что жизнь нефилима – это постоянный баланс между небом и землей, между гневом ангела и назойливостью бесенка, словно танец на краю пропасти. И что иногда, в хаосе разбитой люстры, можно увидеть отблеск чего-то настоящего, чего-то, ради чего стоит расправлять свои, пусть и помятые, крылья, словно птица, стремящаяся к свободе.