Внимание на старт, гражданские. Пристегнитесь покрепче – предстоит погружение не на парадный плац, а в гущу реальных боевых действий, разворачивающихся на театре под кодовым обозначением «Жизнь».
Ваш основной источник данных, наблюдатель и, по совместительству, материальный свидетель – перед вами. Я – объект категории «Плюш». Тактическое обозначение: «Скейтбордист-Брелок». Текущее место дислокации: внешняя обшивка стандартного походного рюкзака, сектор «Лямка Верхняя».
Не позволяйте антуражу ввести вас в заблуждение. За этими аккуратно вышитыми глазами-бусинками скрывается не инфантильный восторг от скорости, а трезвый, сканирующий взгляд штабного аналитика. Моя стихия – не показные прыжки на рампе, а строгие линии тактических схем нанесенные на карту местности мысленным карандашом. Моя речь – не примитивный сленг райдерских тусовок, а сухой, отточенный язык полевых докладов, где каждая реплика – сводка, каждое умозаключение – оценка обстановки. И сегодня вам предстоит ознакомиться с итоговым отчетом по операции завершившейся не просто провалом, а катастрофическими, невосполнимыми потерями в личном составе.
Операция под кодовым названием «Вечная Память» была запущена задолго до того рокового выезда в сектор «Пригородный Лес». Ее инициация произошла в момент передачи объекта (то есть меня, материального актива предыдущей миссии) из рук павшего командира в руки нового командующего. Я был не просто подарком. Я был переданным штандартом, символом преемственности, и, как ошибочно полагал новый владелец, – потенциальным оберегом. Готовы к дебрифингу? Тогда начинаем.
Изначально моя служба проходила в рамках спецоперации высшей категории секретности – «Дружба». Командующим операцией значился агент «Скейтер». Профиль: высококлассный специалист по экстремальному маневрированию на малоразмерной платформе с колесным шасси (гражданское обозначение – скейтборд).
Его постоянная база дислокации представляла собой гаражный бокс, стратегически переоборудованный под полноценную штаб-квартиру и тренировочный полигон. На стенах – тактические карты городского рельефа (споты с отметками сложности), схемы трюков (боевые маневры), арсенал инструментов для обслуживания платформы (ТО и ремонт).
Моя позиция в этой структуре была четко определена: я числился талисманом удачи, закрепленным на ключевом узле – связке ключей от «Штабного Авто» (условное обозначение старенького, но боеспособного седана, ответственного за логистику). Совместно с Командующим мы отрабатывали регулярные вылазки на стратегически важные «объекты» местности: скейтпарки (официальные тренировочные полигоны), заброшенные промзоны (зоны повышенного риска для нелегальных учений), городские препятствия (лестницы, перила, бордюры – полоса испытаний).
Агент «Скейтер» отличался минимализмом в коммуникациях. Его речь была лаконична до аскетизма. Однако каждое действие, каждый прыжок, каждый слайд был выверен с баллистической точностью, как расчет траектории снаряда. Он не требовал от меня активного участия в маневрах; он ценил мою функцию стационарного наблюдателя, фиксирующего успехи и (редко) провалы.
Существовало негласное взаимопонимание: я – холодный аналитик процесса, он – безупречный исполнитель.
Операция «Дружба» протекала с высокой эффективностью до момента ЧП. Ровно три года назад, агент «Скейтер» пал в ходе несанкционированной, неучтенной в планах вылазки (в гражданских сводках инцидент прошел как ДТП с фатальным исходом). После этого, согласно неформальному протоколу передачи, единственная уцелевшая единица личного состава (то есть, я, Объект «Талисман») был переподчинен новому Командующему – агенту «Велосипедист». Известно, что данный индивид ранее числился боевым товарищем павшего Агента «Скейтер», что и обусловило передачу под его ответственность.
Агент «Велосипедист» вступил в командование. Его оперативный профиль кардинально отличался от профиля предыдущего Командующего, где Скейтер был фокусом точности и тактической изворотливости на компактном плацдарме. Велосипедист представлял собой тип «Тяжелая Пехота»: выносливость для марш-бросков на сверхдальние дистанции, глубинное знание сложного рельефа (перевалы, лесные чащи, бездорожье), упорство, граничащее с упрямством. Он не был штабистом или стратегом; он был солдатом-исполнителем, привыкшим преодолевать препятствия прямой силой и выдержкой, а не обходными маневрами.
Их совместные операции с Агентом «Скейтер» в прошлом напоминали взаимодействие спецназа и разведки: Скейтер прощупывал «точки входа» и сложные урбанистические объекты, Велосипедист обеспечивал дальнее прикрытие или штурмовал протяженные маршруты. Между ними существовало взаимное уважение солдат, прошедших разные участки фронта под названием «Экстрим».
Передача меня, Объекта «Талисман», не была автоматической. Операция «Вечная Память» началась с личной инициативы Велосипедиста. Через несколько дней после катастрофы, в обстановке тяжелых переговоров с гражданским администратором тыла (вдовой Скейтера), он запросил передачу актива. Его аргументация, судя по обрывочным фразам, доносившимся до моего положения на полке: «Он всегда был с ним… как частичка… я буду беречь». Вдовствующая администратор, с сжатыми в кулак руками и глазами, избегающими прямого контакта, после долгой паузы кивнула.
Меня извлекли из «личных вещей павшего» и передали Велосипедисту. Его рука дрогнула. Для него я мгновенно трансформировался из инструмента удачи в Объект Памяти. Стал ключевым, сакральным элементом вновь учрежденной операции «Вечная Память» – миссии по сохранению связи с павшим командиром.
Я был немедленно передислоцирован на основное средство передвижения нового командующего – походный рюкзак, сектор «Верхнее Крепление». Отныне моя позиция обеспечивала постоянную визуальную связь и, теоретически, максимальное покрытие зоны ответственности.
Я участвовал во всех, без исключения, рейдах Велосипедиста: от монотонных патрулей по асфальтированным тротуарам (Операция «Рутинный Обход» – оценка: низкая интенсивность, высокая скука) до изнурительных штурмов горных перевалов (Операция «Горный Штурм», условное обозначение – оценка: высокая интенсивность, экстремальные условия).
Моя новая задача, согласно негласному, но железобетонному внутреннему уставу Велосипедиста, была двойной: Обеспечивать постоянную «связь» с павшим Агентом «Скейтер» (ритуалы включали краткие доклады о начале/окончании миссии, иногда – касание объекта перед особо сложным участком). Иррационально, но фанатично – прикрывать тыл Командующего от нештатных ситуаций. Фактически, я был назначен эфемерным щитом от форс-мажоров.
С точки зрения стратегической логики – неэффективное, даже абсурдное использование наблюдательного ресурса. Но приказы Командующего, особенно отданные под гнетом эмоций и чувства долга, не подлежат обсуждению или критике со стороны личного состава. Моя функция свелась к роли молчаливого свидетеля и символа, чья предполагаемая «защитная» мощность была чистой воды плацебо в жестоком театре реальных боевых действий.
Пришло время очередной поездки в лес:
- Кодовое обозначение миссии: «Лесной Зонд».
- Тип: Разведывательно-оценочный рейд.
- Целевой сектор: «Пригородный Лес» (квадрат G-7).
- Основные задачи: Сбор актуальных данных о состоянии ранее намеченных маршрутов, разведка новых потенциальных трасс, стресс-тестирование личной выносливости командующего в условиях умеренно-сложного рельефа.
Подготовка к выдвижению проводилась на основной базе (квартира командующего). Наблюдаемые отклонения от стандартного протокола безопасности: Ярко выраженные признаки эмоциональной уязвимости.
Командующий, вместо финальной проверки снаряжения и психофизического настроя, устроил ревизию архивных данных. На столе – развернутая карта сектора «Пригородный Лес» с рукописными пометками, сделанными двумя почерками (его и Агента «Скейтер». Они переодически выходили на совместную вылазку на велосипедах). Рядом – альбом с фото: они у разбитой бетонной чаши фонтана (объект «Старая Рампa»), на вершине грунтовой трассы после «Штурма Глиняного Холма».
Велосипедист задерживал взгляд на каждом снимке, пальцы сжимали край стола. Это был не анализ местности, а реконструкция призраков совместных операций. Эмоциональная нагрузка – критический фактор риска. Командующий перед вылазкой обязан сохранять хладнокровие и операционную ясность. Данное нарушение протокола было первым триггером будущей катастрофы.
Выдвижение состоялось на рассвете (05:30). Транспортное средство: Горный велосипед, модель «Скалолаз-3», состояние – удовлетворительное, последнее ТО – 2 недели назад.
Стандартное оснащение личного состава:
- Гидропак (2л) – заполнен.
- Аптечка экстренного реагирования минимум (жгут, бинты стерильные/нестерильные, пластырь, антисептик, анальгетик) – укомплектована.
- Навигационный комплект: Топографическая карта сектора (масштаб 1:50 000), магнитный компас жидкостный.
- Средства связи: Мобильный терминал (стационарный телефон, модель «Кирпич-2000», заряд – 78%). Отсутствие критически важного элемента: Спутниковый маяк или телефон. Ошибка снаряжения категории «Альфа». Ложная уверенность в покрытии сети и близости к цивилизации.
- Прочее: Энергетические батончики (x3), мультитул, фонарь налобный.
Сектор «Пригородный Лес» встретил нас на рассвете. Операционная обстановка: Спокойная. Воздух – чистый, холодноватый, с запахом хвои и прелой листвы. Акустический фон: Монотонное пение птиц (разведка не выявила тревожных нот), периодический скрип цепи и треск свободного хода задней втулки ТС «Скалолаз-3». Видимость: Хорошая, но снижающаяся по мере углубления под сень крон. Противник №1 (Усталость) находился в пассивном состоянии. Противник №2 (Непредвиденная угроза) не идентифицирован.
Маршрут следовал по старой лесовозной дороге (обозначен на карте как «Трасса Основная»). Темп движения – умеренный. Командующий периодически сверялся с картой, делая пометки карандашом. Поведенческие показатели: Сосредоточен, но в глазах – остаточная влажность от утреннего архива. Эмоциональный фон нестабилен. Обстановка оценивалась как «Зеленая» – угрозы отсутствуют.
Мы углублялись в чащу, удаляясь от исходной точки. Спокойствие было обманчивым. Оно длилось ровно до координат, где произошло ЧП. Последние секунды стабильности.
Координаты точки инцидента: Не определены (отказ GPS-модуля стационарного телефона в условиях плотного лесного покрова). Время: Приблизительно 13:00. Солнце в зените, создавая сложные условия освещения – контрастные пятна света и тени, маскирующие рельеф.
Командующий осуществлял движение по объективно сложному участку местности: узкая, редко используемая тропа (условное обозначение «Тропа Змеиный Хребет»). Поверхность: комбинация обнаженных, скользких корней деревьев и рыхлого, насыщенного влагой грунта после недавних дождей. Коэффициент сцепления колес велосипеда с поверхностью – критически низкий. Скорость движения: умеренная, но достаточная для потери контроля в случае нештатной ситуации. Внезапное препятствие: крупная, частично скрытая тенью, упавшая ветка (диаметр ~12 см), перегораживающая 80% ширины тропы. Реакция Командующего: резкий маневр уклонения влево. Оценка действий: инстинктивная, без предварительного сканирования зоны маневра. Переднее колесо ТС в момент поворота попало на участок, сочетающий корень (жесткая, скользкая поверхность) и влажную глину. Результат: мгновенная потеря сцепления. Транспортное средство испытало критический крен по оси Y (влево).
Командующий, несмотря на попытку коррекции баланса телом, был сброшен с седла. Падение происходило по динамике неконтролируемого низкого сброса: велосипед рухнул влево, тело Командующего – вперед-вправо, с закручиванием, пытаясь смягчить удар вытянутой правой рукой. Основная нагрузка пришлась на правую нижнюю конечность, попавшую под вес тела и частично под раму ТС в момент падения.
Звуковая сигнатура события: Механический: Глухой удар тела о грунт, лязк деформируемого алюминиевого компонента рамы. Биологический: Сухой, жесткий щелчок. Не металлический скрежет техники, а отчетливый, хрустящий звук биоматериала, подвергшегося нагрузке, превышающей предел прочности на излом. Акустически сравним не с тонкой веткой, а с резким переломом ствола молодой сосны под давлением. Мгновенно за ним – человеческий вскрик. Короткий, резкий, вырванный из легких взрыв боли, мгновенно переходящий в сдавленный стон. Звук, лишенный страха, наполненный чистой, животной агонией. Ситуационный статус мгновенно изменен на «ЧП КРАСНЫЙ» (критическая ситуация с угрозой жизни личного состава).
Велосипедист остался на земле, прижатый к грунту весом частично накрывшего его ТС. Первичная визуальная оценка: Лицо: Искажено гримасой острой боли. Губы плотно сжаты, с белесой каймой от напряжения. Брови сведены. Глаза широко открыты, зрачки резко сужены (физиологическая реакция на шок и боль). Пот мгновенно выступил на лбу и висках. Конечность: Правая голень. Визуально определяемая деформация в средней трети. Ткань штанины неестественно натянута над местом перелома. Начинающееся кровоизлияние (гематома) видно даже через материал. Нога принимает анталгическое положение (вынужденная поза для уменьшения боли).
Диагноз очевиден даже для наблюдателя без медицинской квалификации: Закрытый оскольчатый перелом правой малоберцовой и, вероятно, большеберцовой костей (голень). Опорная конструкция нижнего отдела правой конечности полностью выведена из строя. Функциональность утрачена. Мобильность Командующего парализована.
Первый этап операции «Лесной Зонд» (разведка и передвижение) провален с катастрофическими последствиями. Основная боевая единица (Командующий) получила тяжелое, обездвиживающее ранение в условиях отсутствия немедленной медицинской помощи и связи с тылом. Транспортное средство повреждено. Инициатива утрачена. Ситуация перешла из категории «Риск» в категорию «Борьба за выживание». Начало отсчета.
Командующего после ЧП: Первые минуты – шок и оценка урона. Он лежал, дышал рвано, поверхностно, как загнанный зверь. Паники в глазах не было – только холодный, почти животный расчет выживания, пробивающийся сквозь туман боли. "Вот дерьмо..." – вырвалось у него хрипло, больше стон, чем слова. Он отполз от придавившего ногу велосипеда, опираясь на локти, лицо побелело.
Рекогносцировка началась с автоматической проверки карманов. Телефон: Связи нет. Ближайшие силы: Никаких следов присутствия человека. Только лесная тишина, внезапно ставшая угрожающей.
Взгляд упал на Транспортное Средство. Велосипед лежал на боку, вилка погнута под неестественным углом. Не транспорт больше, а мертвый груз. Балласт. Решение созрело быстро, почти отчаянно: "Бросить. Только ноги... надо ногу..."
Иммобилизация. Используя подручные ресурсы (две относительно прямые ветви толщиной в запястье, найденные рядом, и веревки из рюкзака), он начал операцию по фиксации перелома. Каждое прикосновение к распухшей, деформированной голени вызывало сдавленный стон, скрежет зубов. Пальцы дрожали, затягивая веревки. Боль была огненной волной, накатывающей с каждым движением, но он работал с солдатской, почти механической выдержкой. "Туже... Надо туже... Иначе не дойти..." – бормотал он себе под нос, закусывая губу до крови. Шина получилась грубая, но функциональная опора.
Оценка карты стала следующим рубежом. Развернул мокрый от пота лист. Прямой путь назад по «Тропе Змеиного Хребта»? Километров десять минимум. Вверх, по сложному рельефу? Неприемлемо. Шанс потерять сознание от болевого шока или обезвоживания до выхода к людям – выше 90%. Глаза выхватили ближайший условный символ спасения: деревня «Заречная». По прямой – примерно 2 км. Через сплошную чащу. Без троп. Без ориентиров, кроме компаса. Расчетное время? Неизвестно. Физическое состояние? Критическое. Риск заблудиться или свалиться в овраг? Высокий. Альтернативы? "Нет... Только вперед... Только туда..." – прошептал он, впиваясь взглядом в крошечную точку на карте, как в последнюю молитву. Начало марш-броска.
Движение превратилось в адскую пытку. Каждый шаг – преодоление немыслимого. Он использовал костыль-импровизацию – толстую, суковатую палку, найденную тут же. Опирался на нее и здоровую ногу, волча сломанную. Прогресс измерялся метрами в час. Лицо быстро покрылось слоем пота, пыли и грязи, смешавшейся в серую маску. Глаза, воспаленные от боли и напряжения, слезились. Через час последние капли воды из гидропака были выпиты. Пустая фляга – гулкий укор надежде. Солнце, безжалостное и ясное, неумолимо катилось к закату, отмечая бег времени – его главного врага. Боль была не просто спутником; она была его новой реальностью. Глухая, ноющая основа, на которую накладывались острые, режущие волны при каждом неверном движении, спотыкании о скрытый корень, проседании рыхлой почвы под костылем. "А-а-аргх!.. Черт!.." – вырывалось наружу, эхо терялось в зеленой пустоте.
Лес, сначала казавшийся знакомым, теперь разросся в бесконечный, враждебный лабиринт. Силы покидали его с каждым метром, как песок сквозь пальцы. Сознание начинало плыть: мелькали тени, несуществующие шорохи, воспоминания смешивались с галлюцинациями.
И вдруг – просвет. Сквозь частокол стволов мелькнули серые пятна крыш. Цель! Визуальный контакт установлен. Время: предположительно 18:30-19:00, солнце уже низко, отбрасывая длинные тени. Последний рывок подстегнутый вспышкой адреналина. Он почти бежал, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь, не чувствуя боли – только жгучую надежду. "Люди... Помощь... Сейчас..."
Приближение стало холодным душем. Деревня «Заречная» предстала не пунктом спасения, а кладбищем цивилизации. Руины домов с пустыми глазницами окон. Крыши, провалившиеся или поросшие мхом. Ни струйки дыма из труб. Ни единого звука – ни лая собаки, ни детского крика, ни скрипа двери. Мертвая тишина, громче любого шума. Ни следов свежего присутствия – ни тропинок, ни мусора, ни свежих надломов веток. "Нет... Не может быть..." – выдохнул он, голос сорвался в шепот. Разведка боем: "Эй! Люди! Помогите! Кто-нибудь! Помогите!" – его крики, сначала громкие, отчаянные, затем хриплые, слабеющие, разбивались о стены пустых домов и возвращались жутким эхом. Ответом была только все та же гнетущая тишина. Это была не деревня. Это была ловушка. Мираж, заманивший его в самую глушь.
Мотивация рухнула в одно мгновение, как подкошенная. Физические ресурсы были полностью истощены. Последняя искра воли погасла. Болевой шок, накатывавший волнами все это время, теперь захлестнул с головой, смешавшись с обезвоживанием и абсолютным отчаянием. Ноги подкосились. Он не пошел, не пополз – он сполз на землю, как пустой мешок. "Все... Конец..." – бормотал он бессвязно, слюна смешивалась с грязью на губах.
Инстинкт все же погнал его к укрытию. Дополз. Буквально на локтях и одном колене, волоча сломанную ногу, он добрался до наименее разрушенного строения – бывшей избы с частично провалившейся крышей. Вполз в темный, пахнущий сыростью и тлением угол, где стены еще кое-как держались. Упал на бок, свернувшись калачиком вокруг невыносимой боли в ноге и еще большей – в душе. Последнее прибежище. Укрытие не от непогоды, а от безнадежности. Здесь, в этом гнилом углу забвения, часы его жизни начали стремительно истекать.
Дальнейшее было не операцией, а процедурой медленного, необратимого демонтажа системы под кодовым названием «Жизнь». Командующий лежал в углу избы, свернувшись вокруг эпицентра боли – сломанной ноги, которая теперь горела глухим, разлитым огнем, уже почти отдельным от него. Сознание, этот главный процессор, начал давать сбой. Оно не отключалось резко, а плыло: короткие вспышки жуткой ясности, когда он видел облупившуюся краску на стене или чувствовал невыносимый холод сырой земли под щекой, сменялись долгими провалами в хаотичные, бессмысленные видения. Скейтер на доске, парящий над рампой, которая внезапно обрушивалась в пропасть. Детский смех из несуществующей деревни. Зеленый свет лесного просвета, всегда ускользающий. "Холодно... Мама?.." – выдохнул он однажды в полусне, голос тонкий, потерянный, как у ребенка. Это был не осмысленный зов, а рефлекс самого глубокого, самого незащищенного слоя психики.
Дыхание становилось реже. Сначала глубокие, хриплые вдохи, заставлявшие вздрагивать все тело. Потом – поверхностные, частые, как у загнанной птицы. Далее – долгие паузы, прерываемые судорожным всхлипом воздуха. Сердце, этот неутомимый насос, сбилось с ритма, работая с перебоями, словно на последних каплях горючего. Пульс под тонкой кожей запястья, если бы кто-то его искал, превратился бы в слабую, аритмичную рябь, а затем и вовсе исчез. Температура тела падала, уступая наступающему холоду заброшенного дома и внутреннего угасания. Кожа приобрела восковой, сероватый оттенок, особенно заметный на лице, резко выделявшемся на фоне грязи. Губы посинели.
Я наблюдал. Фиксировал каждый этап деградации системы с холодной точностью неодушевленного датчика. Мои вышитые глаза, лишенные способности моргать, были направлены на процесс умирания. Никаких внешних проявлений от Объекта Памяти (меня). Ни мистического свечения, ни треска защитного поля, ни даже едва уловимого тепла – ничего, что могло бы хоть как-то оправдать его статус "оберега" в глазах погибающего. Ни защиты от неумолимого конца. Ни предупреждения о его приближении. Только пассивное, безучастное наблюдение. Тактическая бесполезность куска ткани и ниток в критической ситуации была не просто предположением – она получила окончательное, неопровержимое подтверждение в этом гнилом углу.
Командующий Велосипедист прекратил жизнедеятельность в течение следующих нескольких часов после достижения точки невозврата в сознании. Точное время деактивации установить не представлялось возможным – мои внутренние часы не имели функции автономной фиксации, а внешние ориентиры (движение солнца, смена дня и ночи) не отслеживались в темном углу избы. Смерть наступила тихо, между одним прерывистым выдохом и так и не последовавшим вдохом. Система отключилась.
Объект (тело) оставался на месте дислокации – в том же углу заброшенной избы. Он был обнаружен только спустя 14-16 земных суток в ходе масштабной поисковой операции, инициированной после подачи сигнала «Пропал без вести» его гражданским контактом (вероятно, коллегой или родственником, заметившим длительное отсутствие). Место обнаружения – та же изба с проваленной крышей. Координаты были приблизительно установлены по последним данным сотовых вышек и маршруту велосипедиста. Состояние объекта – полностью соответствующее сроку нахождения в неконтролируемых условиях (теплая влажная среда леса, доступ насекомых и мелких падальщиков): выраженные процессы разложения, характерный запах, привлекший поисковую собаку. Никаких признаков насильственной смерти, кроме последствий самого падения и неоказания помощи, обнаружено не было. Случай был классифицирован как трагическая случайность, вызванная несчастным случаем и последующей невозможностью вызвать помощь.
Прибытие группы зачистки (условное обозначение: «Отряд Омега») не заставило себя ждать после сигнала поисковой собаки. Состав: два следователя в темной, немаркой униформе, с камерами и пакетами для улик, и трое бойцов МЧС в защитных костюмах и респираторах – их задача: работа в зоне биологической опасности. Оперативная обстановка внутри избы была классифицирована как «Тяжелая». Проведена стандартная фиксация обстановки: вспышки фотокамер выхватывали жуткие детали – позу тела, сломанную ногу с остатками самодельной шины, пустую флягу, развернутую карту с отметкой «Заречная». Воздух вибрировал от гула мух и специфического запаха, против которого даже респираторы были слабой защитой. Личные вещи погибшего, представляющие ценность для следствия, были изъяты, упакованы в герметичные пакеты с бирками. В их число попал и походный рюкзак, с закрепленным на лямке Объектом (мной).
Я наблюдал за процедурой из глубины прозрачного полиэтилена, как экспонат в аквариуме. Мое полевое положение сменилось статусом «Вещественное доказательство Д-743/с».
Последующие дни/недели прошли в хранилище вещдоков при следственном отделе. Температурный режим, полумрак, запах пыли и бумаги. Дело, несмотря на изначальную сложность (одиночный выход в лес, отсутствие свидетелей), было закрыто быстро: «Смерть в результате несчастного случая (падение с велосипеда) с последующим развитием событий, исключающим возможность вызова помощи». Ярлык «Трагическая случайность» был наклеен и на папку, и, метафорически, на всю операцию «Вечная Память».
Именно тогда, в процессе архивации, один из следователей – мужчина средних лет, с лицом, отточенным годами рутинных вскрытий и бюрократии, с абсолютно практичным, лишенным всякой метафизической ряби взглядом – проявил неформальный интерес к объекту. Возможно, как к курьезному артефакту на фоне мрачных улик. Возможно, как к молчаливому напоминанию о человеческой хрупкости и глупости, которые он видел слишком часто.
Его пальцы в латексных перчатках (следы пудры еще виднелись) извлекли меня из пакета Д-743/с, открепили от обтрепанной лямки рюкзака. Он повертел меня в руках, его взгляд скользнул по вышитым глазам, по миниатюрному скейтборду. Ни тени суеверия, только холодная констатация факта: «Заберу. Симпатичная штуковина». Его единственная реплика прозвучала не как сочувствие, а как циничный эпиграф ко всей истории. Операция «Вечная Память» была официально завершена с полной потерей командующего состава и передачей единственного уцелевшего «личного состава» в частные руки. По всем статьям – провал.
Текущее место дислокации: Нижний ящик письменного стола упомянутого следователя. Материал: ДСП, запах – пыль, старая бумага, лак. Условия: Постоянная темнота, нарушаемая только на время использования. Наблюдения: Бумаги чаще всего – отчеты о несчастных случаях, ДТП, прочих происшествиях, где человеческий фактор встретился с неумолимой статистикой. Иногда меня кладут поверх фотографии с места ЧП – безликий плюшевый страж над застывшей драмой.
Никаких новых миссий. Никаких иллюзий о моих скрытых возможностях. Реальность окончательна и неопровержима. Я – плюшевый скейтбордист-брелок. Внешние параметры: Молодежный аксессуар, символ скорости и свободы, не вызывающий подозрений. Внутренняя прошивка: Бесстрастный наблюдатель, чей процессор оценивает мир исключительно через призму тактического анализа, расчета рисков и неизбежных потерь.
История с агентом «Велосипедист» – не доказательство моей «плохой» кармы или зловещей ауры как талисмана. Это хрестоматийный пример, наглядное пособие по теме: «Хрупкость оперативных планов перед лицом неполных разведданных и человеческой самонадеянности».
Я был лишь статистом на этом театре боевых действий под названием Жизнь. Не оберег, способный отвести беду. Не предвестник смерти, нашептывающий зловещие пророчества. Просто инертный кусок ткани и ниток, случайно оказавшийся в эпицентре чужого провала и зафиксировавший его своей немотой. Операция «Спасение» была обречена с момента принятия неверных тактических решений. Моя роль – быть немым свидетелем того, как теория разбивается о практику реального мира, где цена ошибки измеряется в последних вздохах.
Выводы, гражданские? Делайте их сами, если осмелитесь. Данные предоставлены в полном объеме. Доклад окончен. Повторения не будет. Конец связи.
Если данный анализ повысил вашу боевую готовность к реалиям театра «Жизнь» – ставьте отметку «Принято к сведению» (в вашей терминологии – «лайк»).