Глава 1. Рассвет над бухтой Палемира
В бухте Палемира каждое утро начиналось одинаково: первые солнечные лучи пробивались сквозь облака, играя на спокойной глади воды. Рыбацкие лодки лежали прикованными к причалам, и только одна чайка, по обычаю старых морских ветров, кружила над далёким маяком. Её крылья блестели, словно отполированные жемчужины, а взгляд был острый — наблюдал за всем, что происходило на берегу.
Жители города привыкли: чайка всегда возвращается ближе к обеду. Но в то утро, когда она появилась над бухтой, народ только проснулся, сновал по пыльным улочкам: кто-то нёс ведро с рыбой, кто-то — корзину с хлебом, а кто-то прислушивался к ветру и говорил:
— Сегодня чайка принесёт что-то необычное.
С этими словами все смеялись: мол, да что ей нести? Бумага в море растворяется, ветром разносит, а чайка лишь подбирает рыбьи кости и крабовые клешни. Но каждый читал это как «…что-то необычное». И в тихом шорохе булочных ранком, и в тишине пустых улочек вертелись лучше слухи, чем сами чайкины крылья.
Среди тех, кто действительно прислушивался к ветру, была девочка по имени Мила. Ей было двенадцать, и она каждое утро выходила к воде, чтобы встретить чайку раньше всех. Девочка жила в доме у пристани вместе с дедом, старым разгильдяйским рыбаком по имени Дмитрий. Он уже много лет учил её отличать виды рыбы по чешуе, а также признавать морской воздух — какой бывает перед дождём, перед штормом или в безветрие. Но ни дед, ни все остальные не слышали такого тихого свиста, как слышала Мила.
В тот день она поднялась ещё раньше, чем обычно. Едва рассвело, на песчаный берег вышла в тёмной рубашке, по шороху причалащихся гальки было видно, как она скользит к воде. Морозное дыхание моря слегка радовало. Отлив был особенно большим: вода ушла так далеко, что издали виднелись водоросли, словно расстелившиеся ковры. В отдалении маяк стоял высоким силуэтом, а за ним — нежно-розовое небо.
Мила присела на огромный камень, обтёсанный волнами, и пристально смотрела в небо. Всё было тихо, лишь волны тихо шептали друг другу о дальних странах. Внезапно вдалеке замелькали крылья: чайка, опустившись над водой, скрылась между ближними островками. Девочка задержала дыхание. Знала: сегодня что-то случится.
Глава 2. Первое письмо
Прошло несколько минут, и чайка снова поднялась в небо: осторожными покачиваниями крыльев она прошла над гладью у тихой рощи, где по весне цвели розовые кизильники. Затем, неожиданно, с высоты чайка спикировала и опустилась к утёсу, на который обычно садилась Мила. Девочка уже стояла у самого края, не спуская взгляда с птицы.
Позади неё затрещал камень — это дед торопливо спускался, держась за посох, чтобы не поскользнуться. Он облокотился на дерево, потер нос, улыбнулся, и жестом пригласил Милу посмотреть поближе.
Чайка стояла на скользком утёсе, а в клюве её сверкало что-то белое. Прикрыв глаза, Мила признала: это листок пергамента, свёрнутый в аккуратный свиток. Девочка наклонилась, присела — чайка не улетела. Она смело протянула руку, чайка, едва ощутив прикосновение, выпустила свёрток. Мила подхватила его, отпрянула, чтобы не испугать птицу.
— Смотри, Мила, — тихо сказал дед. — Что тебе там принесли?
Девочка развязала тонкую шёлковую ленточку, которой был перевязан свиток. Бумага пахла чем-то солёным и прохладным, словно берег, со всех сторон омываемый водой. На листе был написан один единственный абзац: аккуратный почерк, не похожий на чей-то из современности.
«Если ты читаешь эти строки, знай: это письмо из будущего. Я пишу тебе из года, когда море стало не просто дорогой, а проводником времени. Сегодня же ты стоишь у этого утёса, где всё ещё живёт вера в чудо. Искренне твой,
Лев Сергеевич, отцом не читаемый».
Девочка недоумённо моргнула. Дед поднял брови. Ни один кремень не свернулся: это казалось настоящим. Маленькие буквы, будто проступившие через тонкую сетку воды, были написаны ручкой, обронявшей капли, напоминающие морскую соль. На полях свитка кто-то росчерял год: «2185».
— 2185? — повторил дед. — Да что ты, внучка! Это же в двух сотнях зим от нас! Какое будущее?..
Но Мила не сомневалась: письмо было подлинное. Она слышала, как чайка — та самая, что сидела на утёсе — тихо крикнула, будто побудила всё вокруг поверить. Дед осторожно тронул свиток пальцем — словно пробуждая его от долгого сна.
— Может быть, это чья-то шалость? — пробормотал он, рассматривая почерк. — Но факты: письмо принесла чайка, а о таких в наших краях и месяцем не слышали.
Девочка уставилась на лампу маяка, где хозяйничал парусник: там, на рейде, всё казалось далеким и неизведанным, словно обнимая горизонт.
— Я пойду к Насте, — сказала она тихо. — Она в битве черепах разгадывала загадки карты. Уверена, сможет что-то подсказать.
Дед не стал возражать: привык, что в таких случаях девочка всегда обретает ответы.
Глава 3. Друзья у маяка
Маршрут от утёса до дома Насти пролегал через узкую улочку, где по деревьям вилась дикая виноградная лоза. К вечеру она отцветала, и над домами немного пахло горечью лозаеды. Мила шла лёгким шагом, держа в кулаке свиток. Ветер доносил от моря лёгкую хладу, и в глазах трепетала искорка надежды.
Дом Насти стоял недалеко от маяка. До него нужно было пройти по старому причалу, покрытому пятнами засохшей краски и морской соли. По обе стороны причала стояли лодки: у одной на шантаже висел выцветший флажок с изображением чайки, у другой — верёвка качалась, будто сама хотела отправиться в плавание.
Подойдя к узкому крыльцу, Мила тихо постучала. Настя — весёлая девочка с рыжими волосами и глазами цвета неба — открыла дверь раньше, чем Мила успела покричать:
— Слушай, здесь что-то неладное. Чайка принесла письмо, и я должна его показать тебе.
Настя сразу пригласила войти. Внутри пахло сушёными травами и старой бумагой: стены были уставлены заросшими книголюками, а на столе кипела железная кофейница. Девочки уселись в кресла, и Мила протянула свиток.
— Ну, посмотрим, — сказала Настя и медленно развязала ленточку. — Смотри-ка… «Письмо из будущего».
Она внезапно улыбнулась:
— Видишь вот эти буквы? — осторожно провела пальцем по строке. — Почерк словно не человеческий — такое ощущение, что они написаны под водой.
Мила кивнула.
— Есть такое. Смотри, низ букв будто продезинфицирован морской солью, а края будто подплавлены. Кто-то писал это, когда его окружала вода…
Настя прочла письмо вслух, а потом захлопнула свиток:
— Я верю. У нас в архиве есть заметка пастуха Эпифана из 1692 года: он утверждал, что видел чайку, держащую в клюве — не рыбу, а свёрток. И, пока пастух пытался догнать птицу, свиток упал ему в руки. Он тоже написал, что строчки выглядели так, будто бы написаны на капающей воде.
— И что с тем пастухом стало? — спросила Мила.
— Он рассказывал о письме несколько недель, а потом уехал на север. Говорят, остался там жить с волнами и чайками. Его имя даже в документах не отобразили — будто исчезло.
Девочки молча посмотрели друг на друга.
— Нужно понять, что внутри письма, — сказала Настя. — Только я не знаю, как «читать» эту надпись. Тут вода и время смешаны. А если это – из будущего…
Они присели за маленький столик, выстланный картами, чертежами и заломленными уголками древних бумаг. Настя зажгла маленькую железную лампу: её огонёк дрожал, словно не хотел светить среди стихов дождя. Девочки рассматривали письмо в ламповом свете: буквы казались иначе, чем при дневном.
— Представь, — сказала Мила, — что мы читаем не буквы, а… послание, запутанное в круговороте воды. Может, это что-то ещё, кроме текста?
— Возможно, — ответила Настя, — нужно разложить письмо на плоскости, как батарею с платой. Иначе говоря: разгадать код.
Она взяла лист бумаги, положила свиток поверх и обвела мелкой линией контур листа. Затем поместила под стеклянную линзу и стала водить по ней надписью, пытаясь уловить разницу.
Внезапно под линзой буквы заблестели и сместились: строчка распалась на несколько фраз, будто многослойный текст:
«Кто держит перо времени,
тот идёт не по земле, а по ветру.
Сегодня ветры палемирские
несут слухи о избавлении
от песка и старых крыльев.
Твой дед в 2185 помнит эту считывальную птицу.
Следуй ветру. Встань у причала. Туда, где чайка спит.»
— Что за считывальная птица? — спросила Мила. — Дед помнит её?
— Думаю, «считывальная» — значит, та, что читает время и ловит письма. — Настя задумалась. — И дед теперь из будущего… Или в нём хранятся воспоминания из будущего. Сложно сказать.
— Но дальше что? — спросила Мила. — «Встань у причала. Туда, где чайка спит». Значит, сегодня надо быть там, когда чайка прилетит?
— Похоже на то, — кивнула Настя. — Значит, нам снова к утёсу, к причалу. Но самое удивительное: «ветры палемирские несут слухи об избавлении от песка и старых крыльев». Возможно, это намек, что море хочет что-то очистить, изменить…
Девочки долго сидели над письмом, пытаясь додумать, но времени было мало: солнце начало опускаться, и им нужно было спешить. Они аккуратно сложили свиток, запечатали в ткань и вышли из дома.
Глава 4. Вечер у причала
Когда Мила и Настя пришли к причалу, небо покрылось багровыми облаками. Демонстративно в воздухе появилась чайка — та самая, признанная «считывательной птицей». Она махнула крыльями и, зависнув над водой, тихо запищала, словно сообщая: «Я здесь».
Мила шагнула к самому краю причала: его доски отдыхали на опорах, которые почти скрывались за приливом. Вода хлюпала лишь у самых опор, и в прозрачной глубине мелькали золотистые рыбки, перебегавшие от тени к тени. Вдруг чайка резко крикнула, словно спугнувся кто-то: её крик прозвучал точно, будто эхо со всех сторон.
— Она призывает тебя, — прошептала Настя. — Иди.
Девочка доверилась ей. Мила шагнула вперёд, но тут заметила — под причалом запугались рыбы, всполошились. Из глубины, из темноты, выплыло нечто нежидано знакомое: подвешенная прямо у воды склянка с бумажкой, на которой было то же кружевное начертание морской соли.
Она упала в руки девочки, и чайка опять запыхтела. Мила вскрыла её: внутри — всего одна фраза, но выжженная на бумаге, словно горячим железом:
«Когда я ушёл,
я поверил, что ветер — это перо,
а крыло — это лист, где пишется письмо.
Не бойся. Жди там, где засыпаю я.»
— «Я поверил, что ветер — это перо…» — прошептала Мила. — Кто «я»?
— Это Лев Сергеевич, — попрощалась Настя. — Тот, кто сперва писал письмо. Он как будто слился с ветром.
Мила и Настя еще долго смотрели на бухту: вечерней прохладой наполнялась вода, и чайка сидела на крайних досках причала, словно охраняя склянку. Она смотрела вдаль, где мерцали огоньки маяка, а море тихо шептало:
— Здесь письмо из будущего, а ты — ключ к следующему его шагу.
Девочки замолчали. Ветер подвёл их одеяла волос, а чайка тихо, как детская колыбель, крикнула последний раз.
— Пойдём домой, — сказала Настя. — Завтра вновь сюда. Завтра мы вступим в письмо времени.
Мила кивнула, но с каждым шагом по прибрежным доскам ей казалось: текст живёт. Он впитывается в доски, в воду, в небо, и где-то там, за горизонтами, летит её собственная история— история о летящей чайке, приносящей письма из будущего…