Оксана ставила на стол самовар, когда Клавдия Петровна произнесла те слова, от которых у неё похолодели руки. Трёхлитровый медный монстр чуть не выскользнул из пальцев - хорошо, что Павел успел подхватить. Свекровь сидела в своём любимом кресле, обитом зелёным бархатом, который она протирала каждый день уже пятнадцать лет. Морщинистые пальцы сжимали фарфоровую чашку с розочками, а глаза смотрели куда-то мимо Оксаны.
"Дом я отписала Зинаиде", - повторила старуха, словно рассказывала о погоде.
Оксана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Три года она вставала в шесть утра, чтобы заварить свекрови травяной отвар. Три года носила судно, стирала постель, варила протёртые супы. Руки её огрубели от постоянной стирки и уборки, а спина ныла от наклонов над кроватью больной женщины. Павел работал на двух работах, чтобы оплачивать лекарства матери, а по вечерам помогал жене переворачивать тяжёлое тело свекрови.
Зинаида же появлялась раз в полгода с коробкой конфет и громкими причитаниями о том, как ей тяжело живётся.
Клавдия Петровна продолжала попивать чай, будто ничего особенного не произошло. Оксана стояла посреди комнаты с мокрыми от пота ладонями, а в голове крутилась одна мысль: "Как так?" Она вспомнила, как полгода назад свекровь просила её найти какие-то старые документы в комоде. Тогда Оксана решила, что старушка просто наводит порядок в бумагах. А оказывается...
Павел медленно поставил самовар и так же медленно повернулся к матери. Лицо его было бледным, а губы сжались в тонкую линию.
"Мама, что ты сказала?" - голос Павла звучал странно, как будто он говорил через вату.
Клавдия Петровна наконец подняла глаза. В них не было ни сожаления, ни стыда - только холодная решимость.
"Дом теперь Зинкин. Документы уже в нотариальной конторе. Она забирает его через неделю."
Оксана опустилась на табуретку. Ноги больше не держали. Этот дом был их единственным пристанищем. Павел получал копейки, а её подработка швеёй давала еле-еле на еду. Съёмное жильё им было не по карману.
Павел стоял, словно окаменевший. Оксана видела, как напряглись мускулы на его челюстях. Он медленно прошёл к старому шкафу в углу комнаты, достал ключ из кармана и открыл небольшой металлический сейф, который стоял на верхней полке. Оксана знала об этом сейфе, но никогда не интересовалась его содержимым - считала, что у мужа там лежат какие-то важные документы или семейные реликвии.
Павел достал толстую папку и положил её на стол перед матерью. Клавдия Петровна впервые за весь разговор выглядела встревоженной.
"Мам, а ты помнишь, как пятнадцать лет назад ты просила меня занять денег?" - голос Павла звучал тихо, но в нём слышалась сталь.
Клавдия Петровна поставила чашку с дребезжанием. Её руки дрожали.
Павел открыл папку и достал пачку документов. Оксана увидела печати, подписи, цифры.
"Помнишь, ты сказала, что это ненадолго? Что отдашь через месяц?" - Павел перелистывал бумаги, и с каждой страницей лицо свекрови становилось всё более серым.
Оксана подошла ближе и увидела то, что заставило её сердце учащённо забиться. Долговые расписки. Штук двадцать, не меньше. Все с подписью Клавдии Петровны. Суммы были разные - от пяти до пятидесяти тысяч рублей. Внизу каждой расписки стояла дата. Самая старая была датирована действительно пятнадцать лет назад.
"Общая сумма, мам, составляет четыреста восемьдесят тысяч рублей", - Павел говорил спокойно, но Оксана чувствовала, как он сдерживается.
Клавдия Петровна открыла рот, но звука не вышло.
Оксана вспомнила все эти годы. Как Павел работал сутками, как они экономили на всём, как отказывались от отпусков и новой одежды. А она думала, что это из-за его маленькой зарплаты. Оказывается, большая часть денег уходила матери. Постоянно. Год за годом.
"Ты всё это время знал?" - прошептала Оксана.
Павел кивнул, не поднимая глаз от документов.
"Знал. И каждый раз, когда мама просила ещё, я думал - вот теперь-то точно последний раз."
Клавдия Петровна попыталась встать с кресла, но ноги её подкосились. Она снова упала в бархатные объятия старой мебели.
"Паша, это... это неправильно. Я твоя мать. Как ты можешь..."
"Как я могу что, мам? Помнить? Считать? Или, может, как я могу позволить тебе выбросить нас на улицу после всего, что мы для тебя сделали?"
Павел аккуратно сложил документы обратно в папку. Движения его были медленными, обдуманными.
"Завтра с утра я иду к нотариусу. И к Зинаиде тоже схожу - пусть знает, во что ввязывается."
Оксана смотрела на свекровь и не узнавала её. Где была та немощная старушка, о которой она заботилась все эти годы? Сейчас перед ней сидела расчётливая женщина, которая спокойно планировала оставить сына и невестку без крыши над головой.
"Но ведь дом-то не твой получается", - внезапно поняла Оксана. - "Если ты должна Паше столько денег, то дом идёт в счёт долга."
Клавдия Петровна побледнела до синевы.
"Не может быть. Дом стоит больше."
"Дом старый, мам. Требует ремонта. На современном рынке он тянет максимум на триста тысяч", - ответил Павел.
В комнате повисла тишина. Слышно было только тиканье старых ходиков на стене и шум самовара, который всё ещё парил на столе. Оксана чувствовала, как внутри неё что-то меняется. Три года жалости и самопожертвования оборачивались совсем другой историей.
Клавдия Петровна вдруг заплакала. Не громко, не театрально - просто слёзы потекли по морщинистым щекам.
"Зина обещала за мной ухаживать. Сказала, что в городе мне будет лучше..."
"Зина даже звонит тебе раз в месяц через силу", - устало сказал Павел.
Оксана подошла к окну. За стеклом чернела осенняя ночь, а в ней отражалась эта странная семейная сцена - сын с документами в руках, плачущая мать в кресле, и она сама, которая только сейчас начинала понимать, в какой игре участвовала все эти годы, даже не подозревая об этом.
"Паша, а почему ты мне ничего не говорил?" - спросила она, не оборачиваясь.
"Потому что я видел, как ты заботишься. Думал, может, мама правда изменится. Может, поймёт наконец..."
Его голос дрогнул на последних словах.
Клавдия Петровна перестала плакать. Она сидела в кресле и смотрела в пол. За эти несколько минут она словно постарела ещё на десять лет.
"Что теперь будет?" - прошептала она.
Павел убрал папку в сейф и запер его. Ключ спрятал в карман.
"Теперь, мам, будет справедливость. Завтра я звоню нотариусу и объясняю ситуацию. Дом остаётся нашим - в счёт твоего долга. А дальше... дальше посмотрим."
Оксана обернулась. На лице мужа она видела усталость многих лет. Он выглядел старше своих тридцати пяти.
"А что с Зинаидой?" - спросила Оксана.
"Зинаида пусть разбирается с мамой. Я ей ничего не должен."
Клавдия Петровна вдруг подняла голову.
"Паша, но ведь я же болею. Мне нужен уход..."
"Уход у тебя был. Три года. Бесплатный. А теперь, мам, ты здорова настолько, чтобы ездить к нотариусу и строить планы на наш счёт."
В его голосе не было злости - только констатация фактов. Это было даже страшнее, чем если бы он кричал.
Оксана вспомнила все эти ночи, когда вставала к свекрови по пять раз за ночь. Как натирала ей спину, как готовила особую еду, как отказывалась от встреч с подругами, потому что "нельзя оставлять больную одну". А Клавдия Петровна в это время планировала, как избавиться от них обоих.
"Знаешь, что самое обидное?" - сказала Оксана, обращаясь к свекрови. - "Не то, что ты хотела отдать дом Зинаиде. А то, что ты не сказала нам прямо: уходите. Ты решила сделать вид, что мы сами виноваты."
Клавдия Петровна попыталась что-то возразить, но Павел поднял руку.
"Мам, хватит. Я устал. Мы оба устали. Завтра я всё улажу, а сегодня... сегодня просто идём спать."
Он помог Оксане убрать со стола. Самовар они вынесли на кухню, чашки помыли, крошки смели. Обычные, привычные действия, но теперь они казались какими-то нереальными. Как будто жизнь разделилась на "до" и "после" этого разговора.
Клавдия Петровна так и осталась сидеть в кресле, глядя в пустоту.
Ночью Оксана не могла заснуть. Лежала рядом с мужем и думала о том, сколько всего она не знала о собственной жизни. Павел тоже не спал - она слышала его дыхание, неровное и тяжёлое.
"Паш, а ты не жалеешь?" - прошептала она в темноту.
"О чём?"
"Что не сказал мне раньше."
Павел повернулся к ней.
"Жалею. Но знаешь, я всё думал - может, мама поймёт сама. Может, увидит, как мы стараемся, и не сможет нас предать."
"А теперь?"
"А теперь я понял, что некоторые люди не меняются. Никогда."
Утром Павел встал рано и ушёл, не позавтракав. Оксана осталась одна с Клавдией Петровной. Старуха сидела на кухне и пила чай - тот самый чай, который Оксана заварила по привычке, не думая.
"Ксюша", - позвала свекровь.
Оксана обернулась. Впервые за три года Клавдия Петровна назвала её по имени, а не "эй, ты".
"Ты меня ненавидишь?"
Оксана задумалась. Странно, но она не чувствовала ненависти. Усталость - да. Разочарование - да. Но не ненависть.
"Нет. Но я больше не буду за вами ухаживать."
Клавдия Петровна кивнула, как будто ожидала такого ответа.
"Я понимаю. Зинаида... Зинаида, наверное, не приедет, да?"
"Не знаю. Это вам решать с ней."
Оксана убрала свою чашку в раковину и направилась к выходу.
"Ксюша, постой."
Она остановилась, но не обернулась.
"Я... я не хотела вас обидеть. Просто думала, что мне будет лучше с Зиной."
"Знаете, Клавдия Петровна, а я думала, что вам будет лучше с нами. Видимо, мы обе ошибались."
Павел вернулся к обеду. Лицо его было спокойным, но в глазах читалось удовлетворение.
"Ну что?" - спросила Оксана.
"Всё улажено. Нотариус сказал, что при наличии долговых обязательств дарственная может быть оспорена. Особенно если сумма долга превышает стоимость имущества."
Он снял куртку и повесил на крючок.
"А Зинаида?"
"Зинаида сначала кричала, потом плакала, а потом сказала, что всё равно заберёт маму к себе."
Оксана улыбнулась впервые за сутки.
"И что мама на это?"
"А мама сказала, что подумает."
Через неделю Зинаида действительно приехала. Приехала с грузовиком и двумя грузчиками. Клавдия Петровна собрала свои вещи в три сумки - оказалось, что за семьдесят лет жизни у неё накопилось не так уж много действительно важного.
Оксана помогла ей сложить лекарства и тёплые вещи. Они не разговаривали - всё уже было сказано.
На пороге Клавдия Петровна обернулась.
"Спасибо за эти три года", - сказала она тихо.
Оксана кивнула. Что тут ещё скажешь?
Машина уехала, подняв облако пыли на просёлочной дороге. Павел и Оксана стояли во дворе и смотрели ей вслед. В доме стало тихо - не слышно было скрипа кресла, стука костылей, жалобного голоса.
"Странно как-то", - сказала Оксана.
"Что именно?"
"Думала, буду радоваться. А оказывается... пусто."
Павел обнял её за плечи.
"Привыкнем. Главное, что теперь мы живём для себя."
Они вошли в дом. В комнате ещё пахло старыми духами Клавдии Петровны, но этот запах уже начинал выветриваться.
Вечером они переставили мебель. Убрали кресло Клавдии Петровны на чердак, поставили диван к окну. Теперь комната выглядела по-другому - светлее, просторнее.
Оксана заварила чай в новых чашках - тех, что покупала себе, но не решалась пользоваться при свекрови.
"А знаешь, что я подумала?" - сказала она, размешивая сахар.
"Что?"
"А ведь она нас многому научила."
Павел удивлённо посмотрел на жену.
"Чему такому?"
"Тому, что доброта должна быть с умом. И что иногда нужно уметь сказать 'нет'."
Месяц спустя Зинаида позвонила. Сказала, что Клавдии Петровне в городе не нравится, что она скучает по деревне и хочет вернуться.
Павел молча выслушал тираду сестры матери о том, какие они бессердечные, и коротко ответил:
"Дом теперь наш. Мы никого не выгоняли - мама сама выбрала, с кем жить. Пусть теперь привыкает."
Больше Зинаида не звонила.
А Павел достал из сейфа ещё одну папку - ту, о которой не говорил даже Оксане. В ней лежали документы на небольшой участок земли, который он покупал в рассрочку последние пять лет. Теперь можно было начать строить новый дом.
Оксана узнала о земле случайно, когда Павел разговаривал по телефону со строителями. Сначала удивилась, потом рассмеялась.
"Сколько ещё секретов у тебя есть?" - спросила она.
"Больше никаких. Обещаю."
Они стояли на пустом участке рядом с лесом и планировали, где будет крыльцо, где огород, где посадят яблони. Впервые за много лет они строили планы только для себя двоих.
А старый дом они решили сдавать дачникам. Пусть приносит доход - заслужили.
Справедливость, оказывается, имела очень конкретную цену - четыреста восемьдесят тысяч рублей и один деревянный дом с печкой и скрипучими половицами.
Два года спустя Оксана стояла на крыльце нового дома и смотрела, как Павел заканчивает установку последней оконной рамы. Руки его стали более умелыми за это время - теперь он мог самостоятельно справиться с большинством строительных работ. Дом получился небольшой, но уютный. Две комнаты, кухня и веранда - именно то, что им нужно.
Старый дом действительно сдавали дачникам. За лето набегало достаточно денег, чтобы покрыть расходы на стройматериалы. Павел даже подумывал о том, чтобы купить ещё один участок и построить второй домик для сдачи.
Звонок телефона прервал её размышления. Оксана взглянула на экран и нахмурилась - звонила Зинаида. За два года она звонила всего три раза, и каждый раз разговор заканчивался скандалом.
"Ксения Петровна, добрый день", - голос Зинаиды звучал непривычно вежливо.
"Здравствуйте."
"Вы не могли бы... То есть, у меня к вам просьба. Клавдия Петровна совсем плохо себя чувствует. Врачи говорят, что ей нужен постоянный уход, а я работаю..."
Оксана молча слушала знакомые причитания. Зинаида просила взять свекровь обратно.
"Зинаида Михайловна, а помните, что вы говорили два года назад? Что в городе Клавдии Петровне будет лучше, что вы о ней позаботитесь?"
На том конце провода повисла пауза.
"Но я же не знала, что она такая... требовательная. Она постоянно недовольна, ругается, требует особую еду. А соседи жалуются на шум..."
Оксана усмехнулась. Значит, свекровь не изменилась. Только теперь её капризы доставались Зинаиде.
"Мы не можем взять её к себе. У нас нет места."
"Но ведь у вас же был дом..."
"Тот дом мы продали. Живём теперь в новом - маленьком."
Это была не совсем правда. Старый дом они не продавали, но Зинаиде знать об этом не обязательно. Павел подошёл к жене и вопросительно посмотрел на неё. Оксана покачала головой - мол, ничего серьёзного.
"Зинаида Михайловна, вы сами выбрали забрать Клавдию Петровну. Теперь это ваша ответственность."
"Но она ваша свекровь!"
"И ваша сестра. Причём старшая, если не ошибаюсь."
Зинаида что-то пробормотала про бессердечность молодёжи и бросила трубку. Оксана убрала телефон в карман фартука и рассмеялась.
"Что там?" - спросил Павел, спускаясь с лестницы.
"Тётя Зина просит вернуть твою маму. Говорит, не справляется."
Павел вытер руки тряпкой и задумчиво посмотрел на жену.
"А ты что думаешь?"
"Думаю, что каждый должен нести ответственность за свои решения. Зинаида хотела заполучить дом - получила вместе с ним и всё остальное."
Они зашли в дом. Кухня пахла свежей выпечкой - Оксана с утра готовила пироги для соседей, которые помогали Павлу с крышей. Теперь у неё было время и желание заниматься тем, что нравится.
За ужином они обсуждали планы на следующий год. Павел хотел расширить веранду, а Оксана мечтала о небольшой теплице для рассады. Жизнь постепенно налаживалась, и каждый день приносил маленькие радости вместо ежедневного стресса.
"Паш, а ты не жалеешь?" - спросила Оксана, накладывая мужу вторую порцию каши.
"О чём?"
"Ну, что так получилось с мамой. Что мы её не взяли обратно."
Павел отложил ложку и серьёзно посмотрел на жену.
"Знаешь, жалею. Но не о том, что мы её не взяли. А о том, что она сама выбрала такой путь."
Месяц спустя соседка рассказала Оксане новости из города. Клавдию Петровну определили в дом престарелых - Зинаида не выдержала и сдалась. Старушка, оказывается, устраивала скандалы каждый день, требовала невозможного и превратила жизнь племянницы в кошмар.
"А ведь могла жить у вас, как у Христа за пазухой", - покачала головой соседка.
Оксана не стала объяснять, что жизнь "как у Христа за пазухой" была только с одной стороны. Что цена этой жизни оказалась слишком высокой для всех.
Вечером она рассказала новости Павлу. Он молча выслушал и кивнул.
"Может, навестить?" - неуверенно предложила Оксана.
Павел долго молчал, глядя в окно на свой участок, на молодые яблони, которые они посадили весной.
"Навестим. Но не для того, чтобы забрать. Просто... просто чтобы знать, что мы сделали всё, что могли."
На следующих выходных они поехали в город. Клавдия Петровна встретила их без удивления, словно знала, что они приедут. Выглядела она неплохо - лицо даже округлилось немного. В доме престарелых её кормили по режиму и не позволяли капризничать.
Говорили они недолго и ни о чём особенном. Но когда уезжали, Клавдия Петровна сказала: "Спасибо, что приехали." И в этих словах не было ни обиды, ни упрёка - только усталость и что-то похожее на понимание.