Если бы Ирина знала, что отпуск на Бали обернётся упаковкой гречки из «Пятёрочки», она бы ещё в марте выбросила тот тупой холодильник, в который Дмитрий в очередной раз запихнул 15 банок сгущёнки «для мамы».
— Пальму я тоже ей отправлю, пусть в подъезде поставит, чтобы соседи совсем охренели, — пробормотала Ирина, хлопая дверцей. И кто, скажите, вообще отправляет продукты родителям по «СДЭКу»? Ответ — её муж. Потому что у него одна почтовая точка в жизни — это мать.
Ирина, 31 год, офис-менеджер со стабильной зарплатой и мечтой однажды отдохнуть без звонков:
«Димочка, у меня труба потекла»,
«Димочка, я забыла выключить чайник»,
«Димочка, а ты точно купил мне тот кефир, на котором написано “био”?»
Всё. Хватит. Точка. Нет, даже жирная точка с блёстками.
На календаре было 3 июня. Именно в этот день она обнаружила, что их с Дмитрием отпускный счёт снова похудел на 38 тысяч рублей. Причём так похудел, что даже чихнуть боялся — вдруг остатки разлетятся по карте.
— Ты опять переводил маме? — голос у Ирины был ровный, как у оператора колл-центра, у которого осталось три смены до увольнения.
— Ну, она просила. У неё холодильник умер. Представляешь, жара, продукты пропадают, — не глядя на неё, сказал Дмитрий, переключая каналы пультом.
— Угу. А у нас мечта умерла. Вот так — скончалась на месте. Бали в этом году отменяется. Снова. Потому что у Елены Петровны холодильник решил помереть. Герой. Самоубийца. — Ирина повернулась к нему, скрестив руки.
Дмитрий в ответ пожал плечами. Типа, ну чё ты, родная, ты ж понимала, на ком женишься. Семья — это когда ты женишься не на одной женщине, а сразу на двух. Только одна спит с тобой, а другая звонит в любое время суток с вопросом:
— Как там твой кишечник?
Ирина не орала. Она устала. Настолько, что даже спорить не хотелось.
Вот он — момент, когда ты понимаешь: тебя не слышат. И не услышат. Никогда.
— Ты вообще понимаешь, что ты не муж, а финансовый консультант своей матери? И не в офисе, а в реальной жизни. У нас есть планы. Были. Ты слышал вообще это слово — “планы”? Или ты только “мамулечка” слушаешь?
— Не начинай. Это моя мама. Я обязан помогать, — Дмитрий выпрямился.
— Помогать — да. Жить ради — нет. У нас семья или квест по выживанию под контролем Елены Петровны?
— Слушай, ты с самого начала знала, какая у нас ситуация. Мама одна. Пенсия копеечная. Ей тяжело.
— А мне легко?! Я пять лет как тупая белка коплю на чёртов отпуск! Я хочу лежать под пальмой, а не под твоей мамой, которая звонит каждое утро и спрашивает, почему я не родила ей внука! Может, потому что я не сплю с ней?!
Он молчал. Потому что знал: логика в её словах есть. Только не его логика. У него своя — из отдела «вечный сын».
Ирина хлопнула ноутбук, на котором открыта была папка «Мальдивы. 2025».
Сейчас в этой папке мог бы лежать их план счастья. Вместо этого лежало «переведено: Елена Петровна».
— Я тебе так скажу, Дим. В нашей семье три человека. И спим мы в одной кровати. Просто одна из нас — по телефону, — тихо сказала Ирина и ушла на кухню. Она не плакала. Слёзы закончились после второго отпуска, отменённого из-за ремонта в ванной у Елены Петровны.
На кухне она открыла банку кукурузы. Хотела вина, но подумала, что кукуруза дешевле и не вызывает желание писать бывшему.
В тот вечер ей позвонила Вика с работы.
— Ир, ты не поверишь! Нам на филиал в Краснодаре нужен человек. С твоими компетенциями. Зарплата — плюс двадцать. И, главное — корпоративная квартира. Море. Ты как?
Ирина замерла.
— У меня муж. И его мама. И я...
— Ир. Просто подумай. Лететь не завтра. Но тебе надо двигаться. Ты же у нас умная. Пора уже жить своей жизнью, а не обслуживать чужую.
После звонка она долго смотрела в окно.
А потом открыла пустую тетрадь.
И написала на первой странице:
«Список желаний. Без правок от Елены Петровны».
Утро началось как всегда: звонок.
— Димочка, у меня кран капает. Что делать?
— Мам, вызови сантехника. У нас совещание.
Ирина услышала это и поняла: пока он не скажет «не могу, я с женой», она для него не жена. А сожитель с функцией молчания.
Она пошла в душ. Тёплая вода текла по плечам, как будто смывала то, что накопилось. Нет, это была не злость. Это было... безразличие. А ведь раньше её разрывало от эмоций. Сейчас — просто пусто. Как счёт после перевода маме.
— Я просто больше не хочу быть третьей лишней. Всё. Я сдаюсь, — прошептала она сама себе.
И вечером — без истерик, без скандалов — она просто сказала:
— Мне предложили работу в Краснодаре. Я поеду.
— Что? В смысле? Ты шутишь? — Дмитрий даже от пульта оторвался.
— Нет. Я уже отправила резюме. У них там квартира. Море. И... никого из твоих родственников.
— Ты серьёзно?
— Серьёзнее не бывает. Я устала, Дим. Ты можешь помогать маме, сколько хочешь. Но без меня.
Он ничего не сказал. Он не знал, что сказать. Потому что думал, что она — навсегда. А она оказалась человеком, у которого тоже есть предел.
В этот вечер Ирина спала спокойно. Впервые за год.
И впервые за год ей снилась не Елена Петровна, а пляж. Без сгущёнки. Без кранов. Без фразы «мама одна».
Дмитрий был в таком ступоре, будто Ирина не о переезде сказала, а отрубила ему Wi-Fi навсегда. Он ходил по квартире, как зомби, только без фразы «мозги», зато с одной мыслью — «что теперь делать».
Он реально не понимал, почему она так взвилась. Ну подумаешь, пара переводов маме, пара звонков в 7 утра — мелочи же! Все так живут. Ну, кроме тех, у кого вместо матери — женщина с самооценкой, не связанной с количеством банок солений в кладовке.
Ирина в это время неспешно заполняла анкету для HR из Краснодара.
— Какой у вас уровень английского?
— Уровень “могу объясниться на ресепшене, что не хочу жить с чужой матерью в одной жизни”, — мысленно ответила она, но написала “intermediate”.
Дмитрий подошёл вечером. Типа дипломат.
— Ир, может, не стоит рубить с плеча?
— Не с плеча. С поясницы. Потому что сижу я уже, извини, на чём попало. Моя жизнь — это офис, кухня, твоя мама и всё.
— Ну ты же знала, какая она. Ей трудно. Ей скучно одной.
— А мне? Ты думаешь, я не устаю? Я не имею права на отдых, на планы? Я для вас тут кто — спонсор и психолог?
Он сел рядом. Попытался взять её за руку. Она отдёрнула.
— Не трогай. У меня, видимо, аллергия на сочувствие в рассрочку. Мне не нужны объяснения. Мне нужно, чтобы ты хотя бы раз сказал ей «нет». Но ты не можешь. Ты на поводке, Дим. Только поводок — не у меня, а у неё.
Он хотел что-то ответить, но зазвонил телефон. Кто бы это мог быть, как ты думаешь?
— Мам, привет.
Пауза.
— Да, Ирине сказали о переводе. Нет, не временно. Да, она уезжает. Нет, мам, я ничего не знал. Мам, подожди...
Он встал, пошёл на балкон и начал шептать. Как будто прятался от ФСБ. Только ФСБ звали Елена Петровна, и она уже включила план «Спасение сына от ведьмы».
Через два дня она приехала.
Без предупреждения.
Как комета. Только с накрученными волосами и банкой кабачковой икры в сумке.
— Ириночка! Ну ты чего это надумала? Уезжать? Бросать моего Димочку? Он же у меня ранимый. Ты видела, как он переживает?
— Видела. Особенно, когда ты ему пишешь по пять раз в день, — спокойно сказала Ирина, убирая документы в сумку.
— Ты же умная девочка. Иди сюда, давай поговорим по-женски, — Елена Петровна села в кресло, театрально вздохнув. — Ты ведь понимаешь, без тебя он пропадёт. И я пропаду. Я же старая. Мне тяжело. У меня давление. Я вчера таблетку забыла выпить — думала, всё, конец.
— Вы не волнуйтесь. Сын у вас взрослый. Сам купит таблетки. Или жену. Новую. С функцией “замена батареек в пульте и доставка кефира”.
— Ой, какие мы язвительные стали! А раньше были мягкой, как булочка.
— Раньше булочки не знали, каково это — когда их жизнь проходит под чьими-то жалобами. Я взрослый человек. И я больше не хочу играть в “сделай мне хорошо, но при этом сиди тихо”.
— Но ты же обещала! Вы же семья! Мы же одна команда! — почти закричала Елена Петровна, будто была на шоу «Давай поженимся», где ведущая забыла выключить микрофон.
— Команда? Простите, но я тут скорее мяч. Который вы пинаете туда-сюда. И знаете, я устала летать в одни ворота.
В этот момент вошёл Дмитрий. Вид у него был как у человека, которому позвонили из налоговой. И из ЗАГСа. Одновременно.
— Мам, Ир... Вы чего? Это ж не поле боя...
— Дмитрий, это не поле боя. Это я. Уставшая. Я решила. Я еду. И вы оба — свободны.
Елена Петровна вскинулась, как чайник на пятом кипении.
— Да кто ты такая вообще, чтобы решать?! Ты думаешь, там, в этом вашем Краснодаре, тебе кто-то лапшу на уши не навешает?! Да ты без моего Димочки и недели не протянешь! Ты же одна! ОДНА!
Ирина посмотрела на неё. Спокойно. Почти нежно. Как на одуванчик, который пытается выиграть у пылесоса.
— А вы вот не подумали, что одна — не всегда плохо? Иногда — лучше. Чем в компании того, кто тебя не видит.
Она взяла чемодан, подошла к двери.
— До свидания, Елена Петровна. Серьёзно. Без шуток. Не звоните мне. Не пишите. Пусть у нас будет зона тишины. Навсегда.
— Ир... — Дмитрий подошёл ближе. — Может, подумаешь ещё?
Она кивнула.
— Думала. Пять лет. Хватит.
Поезд отходил в девять утра. В купе Ирина сидела у окна, смотрела, как медленно уезжают дома.
Сколько она отдала этим стенам? Этим разговорам? Этому браку?
Хватит.
Телефон завибрировал.
Дмитрий:
«Прости. Я, наверное, всё понял. Только поздно. Если вдруг захочешь поговорить — я здесь.»
Она не ответила. Просто выключила телефон.
Потому что сейчас она была там, где нет звонков. Нет кабачковой икры. И нет фразы «ты же знала, на ком женишься».
Она была на пути к себе. Настоящей. Без правок от Елены Петровны.
Прошло три месяца. Ирина теперь вставала без будильника, потому что внутренний голос больше не орал: «Ты опять всё делаешь не так!» Голос ушёл в отпуск, вместе с её бывшей жизнью.
Краснодар оказался неожиданно уютным. Там не было пробок, но были тёплые ветры, закаты в цвете апельсинового сока и улицы, где никто не знал её имени. Рай, если честно. Особенно после Елены Петровны, которая, напомним, считала, что аптека должна работать по её графику, а сын — по её настроению.
Жизнь начала налаживаться. Работа шла — не сказать, чтобы с кайфом, но стабильно. Коллеги — норм. Без фанатизма, но и без попыток обсуждать, почему ты такая грустная, Анна? А она и не была уже грустной. Она была… свободной. Да, так и было.
И вот в один пасмурный вторник, когда она шла домой с кофе и булкой (нет, не той — без метафор), её телефон прислал уведомление:
«Невостребованное письмо на ваше имя. Получить в отделении №11.»
Она подумала: «Кто сейчас вообще шлёт письма? Разве что налоговая и одинокие дедушки из Хабаровска.»
Но всё-таки зашла.
Окошко. Очередь.
Скучающая тётенька с глазами «мне бы в Сочи, а не с вами тут».
Она молча протянула конверт. Белый, плотный. Подпись на нём — почерк узнаваемый до боли.
Дмитрий.
На секунду всё внутри замерло. Как лифт, который вот-вот поедет, но ещё думает, ехать ли вообще.
Она вышла, села на лавку рядом с остановкой. И — вскрыла.
Нет, не в смысле истерики. А в смысле — разрезала аккуратно по краю. Почерк был корявый, будто писал не взрослый мужик, а ученик начальной школы, но видно: старался.
«Ира. Не знаю, как начать, поэтому начну как обычно — с “извини”. Это банально, но ты ведь всегда говорила, что правда не должна быть красивой, она должна быть честной.
Я понял многое, когда ты уехала. Вернее, когда я остался с мамой один. Это, знаешь ли, было… шоу. Ты была буфером. Бронежилетом. Переводчиком с “мамского” на “человеческий”. И когда ты исчезла, всё стало слышно напрямую. И это было жёстко.
Я попытался пожить один. Без тебя. Без твоего смеха по утрам. Без твоих уколов про мои носки и попыток сделать романтику из пельменей. Не вышло.
Мам, конечно, говорит, что ты сделала это назло. Но я думаю — ты сделала это ради себя. И правильно. Потому что мы, мужчины, часто думаем, что “если женщина молчит — значит, всё ок”. А на деле она просто тихо складывает чемодан в голове.
Я не пишу это, чтобы вернуть тебя. Хотя, если честно — хочу. Просто если ты это читаешь — значит, у тебя ещё осталось хоть чуть-чуть интереса ко мне. Или хотя бы злости. А злость — это тоже энергия.
Я переехал. Один. Мама осталась в нашей квартире. Я снял студию. Готовлю себе сам. Прикинь, даже выучил, как работает мультиварка.
Я живу, как ты просила. Без нытья, без “мам сказала”.
Если когда-нибудь у тебя будет настроение — позвони. Или напиши. Я всё равно буду рад. А пока — просто знай: я всё понял. И спасибо тебе. За всё. За то, что была. И за то, что ушла.
Д.»
Ирина прочитала письмо дважды. Потом просто сидела. Смотрела, как ветер гонит обёртку по асфальту.
Её первая мысль была: «Ну надо же, всё-таки дозрело.»
Вторая — «А ведь могла и остаться. И сгнить в этой ванне самоотречения.»
Третья — «А чего я теперь хочу?»
Она не хотела возвращаться. Нет. Это было бы как опять надеть тесную обувь, из которой ты уже вырос.
Но…
Вечером она всё-таки набрала сообщение. Без слёз, без истерик, без драм.
«Привет. Получила письмо. Спасибо. Всё хорошо. Надеюсь, у тебя тоже.»
И отправила. Без ожидания ответа. Просто — чтобы закрыть гештальт.
А потом она выключила телефон, налила себе вина и открыла ноутбук.
В Google был открыт документ под названием «Список желаний».
Пункт первый — «Уехать».
Галочка.
Пункт второй — «Жить, как хочу».
Галочка.
Пункт третий — «Не возвращаться в прошлое».
И она, недолго думая, тоже поставила галочку.
Потому что иногда самое важное решение в жизни — не уйти.
А не вернуться.
Конец.
(И да, Елена Петровна всё-таки сделала себе Телеграм-канал с рецептами. Назвала его «Мамин обед». Дмитрий на него не подписан.)