От пищали к государеву слову: Рождение и становление стрелецкого чина
В середине XVI столетия, когда Московское царство, натужно разминая затекшие члены, пыталось утвердиться на международной арене, стало до боли очевидно: прежняя военная машина, собранная на живую нитку из поместного ополчения да случайных «охочих людей», для серьезных европейских «разборок» уже не годилась. Пока родовитые бояре да мелкопоместные дети боярские чесали в затылках, неспешно собираясь на службу «конно, людно и оружно», супостат мог не только границу пересечь, но и до самой белокаменной доскакать. Требовался кулак поувесистее, всегда готовый к делу, да еще и с «огненным боем» знакомый не по рассказам. Предтечей стрельцов, конечно, были отряды пищальников, вооруженных ручными пищалями, но это были скорее временные формирования, нежели войско на постоянной основе.
И вот, ориентировочно в 1550 году, царь и великий князь Иван Васильевич, позже прозванный Грозным за свой весьма специфический подход к управлению и некоторые нестандартные методы убеждения, «приговорил» к созданию нового войска. Для начала набрали около трех тысяч «молодцов из свободного сельского и посадского люда», людей, не обремененных тяглом и готовых служить за государево жалованье. Так на русской земле появились первые стрельцы – пехотинцы, вооруженные огнестрельным оружием, ставшие, по сути, первым регулярным войском Московии. Их не распускали по домам после каждого похода, а держали на постоянной службе, что для той эпохи было новшеством изрядным и весьма прогрессивным. Иностранцы, заглядывавшие в Московию, нередко сравнивали их то с турецкими янычарами, то с европейскими мушкетерами, и в чем-то были правы: стрельцы действительно быстро превратились в особую военную касту.
Служба стрелецкая была делом пожизненным, а с течением времени стала и наследственной. Сын стрельца, если был здоров и не крив, чаще всего шел по отцовской стезе. Это, с одной стороны, создавало преемственность и крепкий корпоративный дух, но, с другой, таило в себе будущие проблемы, когда целые стрелецкие династии начинали ощущать себя значимой силой, способной и на государственные дела повлиять.
Стрелецкое войско изначально делилось на две основные категории. Наиболее привилегированными были московские стрельцы. Среди них особо выделялись выборные полки (позже их стали называть просто московскими), которые несли службу в самой столице, охраняли Кремль, царский дворец и священную особу государя. Верхом стрелецкого шика считались стремянные стрельцы – конный отряд, сопровождавший царя в походах и поездках, своего рода лейб-гвардия на русский манер. Их служба была почетной и ответственной, и отбирали туда самых рослых, надежных и не трусливых молодцов.
Вторая, более многочисленная категория – городовые стрельцы. Эти тянули лямку в различных городах и крепостях по всей необъятной стране, от Смоленска на западе до Астрахани на юге и сибирских острогов на суровом востоке. Их положение было заметно скромнее, чем у столичных собратьев, жалованье поменьше, да и служба зачастую тяжелее и опаснее, особенно на вечно неспокойных окраинах.
Общее управление стрелецким войском с 1571 года сосредоточилось в Стрелецком приказе – своего рода профильном министерстве по стрелецким делам. Во главе этого учреждения стоял боярин, назначаемый царем. Основной тактической и административной единицей первоначально был «прибор», позже переименованный в приказ (не следует путать с центральным Стрелецким приказом), а с 1681 года – в полк. Численность полка могла варьироваться, но обычно составляла от пятисот до тысячи человек. Командовали полками стрелецкие головы, а затем полковники, как правило, из числа дворян или детей боярских, назначаемых правительством. Это был важный момент: верхушка стрелецкого командования была интегрирована в общую служилую систему государства, что обеспечивало определенный контроль. Ниже по рангу шли полуголовы (соответствовали подполковникам), сотники (капитаны, командовавшие сотнями), пятидесятники и десятники.
Численность стрелецкого войска неуклонно росла. Если при Иване Грозном их было несколько тысяч, то к концу XVII века общее число стрельцов (и московских, и городовых) достигало внушительной цифры в 50-55 тысяч человек – серьезная сила по тем временам. Они стали неотъемлемой частью русского войска, его «огненным щитом и мечом». Однако, как это нередко случается в истории, сила, созданная для защиты государства, со временем сама превратилась в источник немалых проблем для этого самого государства.
Кафтан, бердыш да государева казна: Служба и быт огнестрельного воина
Жизнь стрельца была подчинена строгому распорядку, определяемому как военной необходимостью, так и особенностями их своеобразного полувоенного-полугражданского быта. Служба, безусловно, была главной, но далеко не единственной составляющей их существования.
За свою ратную службу стрельцы получали от казны жалованье. Оно было трех видов: денежное, хлебное (в виде муки или зерна) и соляное. Московские стрельцы, особенно из элитных выборных полков, получали больше, городовые – ощутимо меньше. Выдавалось это жалованье, увы, не всегда регулярно, что порождало глухое недовольство и нередко толкало стрельцов на поиски дополнительных источников пропитания. Помимо регулярного содержания, за участие в походах и особые заслуги могли выдаваться единовременные награды – «пожалования» от государевой щедрости.
Облачались стрельцы в форменные кафтаны, цвет которых различался по полкам. Наиболее известны и растиражированы в искусстве красные стрелецкие кафтаны, ставшие своего рода визитной карточкой, но в реальности встречались и синие, и зеленые, и желтые, и вишневые. Под кафтан надевали традиционную рубаху и порты. На голове носили высокие суконные шапки, часто с меховой опушкой для солидности и тепла. Обувью служили сапоги. Вся эта амуниция также должна была выдаваться из казны, но, как и жалованье, поступала не всегда вовремя и не всегда должного качества, так что нередко стрельцам приходилось проявлять смекалку, латая и перешивая казенное добро.
Основное вооружение стрельца состояло из пищали (ручного огнестрельного оружия, поначалу фитильного, позже – кремневого мушкета), бердыша (широкого топора на длинном древке, который служил и удобной опорой для пищали при стрельбе, и весьма грозным аргументом в рукопашной схватке) и сабли. К пищали непременно полагалась «берендейка» – специальная перевязь с деревянными или кожаными пенальчиками-зарядцами для пороховых патронов. Порох и пули также выдавались из казны. Стрельцы были обязаны содержать свое оружие в исправности и постоянно упражняться в стрельбе и ратном строе.
Проживали стрельцы не разрозненно, а целыми слободами – особыми поселениями в городах или в непосредственной близости от них. В Москве знаменитые стрелецкие слободы располагались в Земляном городе, образуя целые кварталы. В этих слободах у стрельцов были свои дворы, дома, огороды. Они имели право держать домашний скот, а в свободное от службы время заниматься различными ремеслами и торговлей. Это было весьма важным подспорьем, так как одного казенного жалованья зачастую не хватало для прокорма семьи. Стрельцы слыли искусными ремесленниками: среди них встречались кузнецы, плотники, сапожники, портные. Их изделия пользовались спросом у горожан. Некоторые стрельцы, особенно те, у кого коммерческая жилка была развита, заводили собственные лавки и вели довольно успешную торговлю. Это, в свою очередь, приводило к заметному имущественному расслоению внутри стрелецкого сословия: одни богатели и жили справно, другие едва сводили концы с концами.
Семья для стрельца играла важную роль. Служба, как уже говорилось, была наследственной, и сыновья часто шли по стопам отцов, продолжая стрелецкую династию. В стрелецких слободах кипела своя, обособленная жизнь, со своими устоявшимися обычаями, праздниками и, конечно же, проблемами. Стрельцы пользовались определенными привилегиями: они были освобождены от некоторых налогов и повинностей, которые несло остальное посадское население. Судились они также по особым правилам, не в общих судах, а в своем Стрелецком приказе.
В мирное время стрельцы несли караульную службу в городах, охраняли казенные учреждения, царские дворцы, сопровождали важные посольства и государственные грузы. Их также активно привлекали к выполнению полицейских функций, например, для поимки «лихих людей» или для усмирения народных волнений, что, к слову, отнюдь не добавляло им популярности в простом народе. Недаром родилась поговорка: «У стрельца не ходи до крыльца».
Военная подготовка стрельцов включала регулярные строевые занятия, обучение приемам владения холодным и огнестрельным оружием, стрельбу по мишеням. Существовали специальные стрелецкие уставы, подробно регламентировавшие порядок службы и ведения боя. Однако реальный уровень подготовки не всегда был на должной высоте, особенно в городовых полках, где служба часто была менее интенсивной, а опытных инструкторов не хватало.
Быт стрельца был суров и неприхотлив. Казарменной жизни в современном понимании этого слова еще не существовало, но дисциплина требовалась железная. За провинности наказывали строго: от телесных наказаний (весьма чувствительное битьё батогами или кнутом) до смертной казни за особо серьезные преступления, такие как измена или дезертирство в военное время.
Несмотря на все тяготы и лишения, стрелецкая служба долгое время считалась почетной. Стрельцы были государевыми людьми, вооруженной опорой трона. Они гордились своим особым положением и своим оружием. Однако это же оружие и это же обостренное корпоративное самосознание в определенный, переломный момент истории повернулись против самого государства, которое их породило и вскормило. Двойственность их положения – между ратным делом и мирскими промыслами, между государевой службой и собственными корпоративными интересами – стала одной из глубинных причин их впечатляющего взлета и последующего трагического, кровавого падения.
На государевой службе: Стрелецкие полки в огне войн и походов
С момента своего создания стрелецкие полки стали неотъемлемой и важнейшей частью русского войска, принимая участие практически во всех крупных военных кампаниях Московского царства XVI-XVII веков. Их «огненный бой» не раз решал исход сражений, а стойкость в обороне вызывала уважение даже у противника.
Боевое крещение стрельцы получили уже при Иване Грозном. Они участвовали в Казанских походах, и взятие Казани в 1552 году во многом было обеспечено именно действиями пехоты, вооруженной пищалями. Стрельцы штурмовали стены города, вели уличные бои, отбивали вылазки осажденных. Успех под Казанью подтвердил правильность решения о создании такого рода войск.
Затем последовала долгая и изнурительная Ливонская война (1558–1583 гг.). Стрелецкие полки сражались на просторах Прибалтики, брали ливонские замки, противостояли польско-литовским и шведским войскам. Именно в этой войне русская армия столкнулась с передовой европейской военной тактикой, и стрельцам пришлось на собственном опыте осваивать новые приемы ведения боя. Они показали себя как выносливая и боеспособная пехота, способная действовать как при осаде крепостей, так и в полевых сражениях.
В Смутное время начала XVII века, когда государство российское трещало по швам, стрелецкие полки оказались втянуты в водоворот политической борьбы и гражданской войны. Они служили разным правителям и самозванцам, участвовали в многочисленных стычках и осадах. Их лояльность часто колебалась в зависимости от того, кто платил жалованье и обещал большие льготы. Однако, несмотря на политическую нестабильность, стрельцы оставались значительной военной силой, и ни один из претендентов на престол не мог обойтись без их поддержки.
После окончания Смуты и воцарения династии Романовых стрелецкое войско продолжало играть ключевую роль в обороне страны и ведении наступательных войн. В Смоленской войне (1632–1634 гг.) стрельцы вновь сражались с поляками, пытаясь вернуть утраченные в Смуту земли. Хотя война и не принесла России желаемых результатов, стрелецкие полки продемонстрировали свою боеспособность.
Особенно ярко роль стрельцов проявилась в долгой и кровопролитной Русско-польской войне 1654–1667 гг. за украинские земли. Они составляли костяк русской пехоты, участвовали во взятии Смоленска, Полоцка, Вильно и многих других городов и крепостей. Стрельцы штурмовали укрепления, отбивали контратаки противника, несли гарнизонную службу на занятых территориях. Их мужество и стойкость отмечались воеводами.
Не менее важным театром военных действий для стрельцов были южные рубежи государства, где постоянно приходилось отражать набеги крымских татар. Стрелецкие гарнизоны стояли в пограничных крепостях, участвовали в походах в степь. Здесь им приходилось сталкиваться с легкой и мобильной татарской конницей, и тактика стрельцов должна была соответствовать этим условиям. Они успешно использовали «гуляй-города» – подвижные деревянные укрепления, из-за которых вели огонь по противнику.
Стрелецкие полки принимали участие и в Русско-шведской войне 1656–1658 гг., сражаясь в Прибалтике и Карелии. Им довелось участвовать в осаде Риги и других шведских крепостей.
Во второй половине XVII века, во время правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, стрелецкое войско достигло пика своего развития. Они участвовали в Чигиринских походах против Османской империи и Крымского ханства в 1670-х годах, где проявили себя с лучшей стороны, обороняя крепость Чигирин.
Тактика стрельцов основывалась на сочетании огневого боя с рукопашной схваткой. При обороне они выстраивались в несколько шеренг и вели залповый огонь из пищалей. После нескольких залпов, когда противник был расстроен огнем, стрельцы могли перейти в контратаку, используя бердыши и сабли. Бердыш был универсальным оружием: им можно было и рубить, и колоть, а также использовать как опору для тяжелой пищали. В полевом бою стрельцы старались действовать во взаимодействии с конницей и артиллерией.
Вооружение стрельцов постепенно совершенствовалось. На смену фитильным пищалям приходили более надежные кремневые ружья. Однако перевооружение шло медленно, и до конца XVII века фитильные ружья оставались на вооружении многих стрелецких полков.
Несмотря на свою боевую славу, к концу XVII века в стрелецком войске стали проявляться и негативные тенденции. Длительная служба в отрыве от семей, задержки жалованья, злоупотребления со стороны некоторых командиров – все это порождало недовольство. Кроме того, тактика стрельцов, основанная на линейном построении и залповом огне, начинала устаревать по сравнению с более гибкой тактикой европейских армий нового строя. Тем не менее, на протяжении полутора веков стрельцы верой и правдой (а иногда и неправдой) служили русскому государству, участвуя во всех его войнах и походах, расширяя его пределы и защищая его рубежи. Их боевой опыт стал важной частью русской военной истории.
Смута в красных кафтанах: Стрелецкие бунты и бесславный финал
К концу XVII века стрелецкое войско из опоры трона и грозы врагов постепенно превратилось в беспокойный и взрывоопасный элемент внутри государства. Накопившиеся обиды, специфическое корпоративное самосознание, помноженные на политическую нестабильность и борьбу придворных группировок, вылились в череду кровавых стрелецких бунтов, которые потрясли основы Московского царства и в конечном итоге привели к бесславному концу этого некогда славного войска.
Первым крупным «звонком» стал бунт 1682 года, вошедший в историю как «Хованщина». После смерти бездетного царя Федора Алексеевича разгорелась ожесточенная борьба за власть между кланами Милославских (родственников первой жены царя Алексея Михайловича) и Нарышкиных (родственников его второй жены, матери юного Петра). Стрельцы, недовольные задержками жалованья и злоупотреблениями полковников, оказались легко воспламеняемым материалом в руках интриганов. Подогреваемые слухами об убийстве царевича Ивана (сына от Милославской), стрельцы с оружием в руках двинулись к Кремлю. Началась кровавая расправа над боярами и военачальниками, которых стрельцы считали своими обидчиками и сторонниками Нарышкиных. Несколько дней Москва была во власти взбунтовавшихся полков. Итогом этого мятежа стало провозглашение двух царей – малолетних Ивана V и Петра I – при регентстве их старшей сестры, царевны Софьи Алексеевны, которая умело использовала стрельцов для достижения своих целей. Начальником Стрелецкого приказа стал князь Иван Хованский, потакавший стрельцам и даже, по слухам, мечтавший о большем. Однако Софья, укрепив свою власть, вскоре избавилась и от Хованского, обвинив его в заговоре и казнив. Стрельцов удалось на время успокоить, но брошенные ими семена смуты уже дали всходы.
Стрельцы ощутили свою силу, поняли, что от них зависит, кто будет сидеть на троне. Это было опасное знание. Они стали требовать все новых льгот и привилегий, вмешиваться в государственные дела. Их лояльность стала товаром, который можно было купить или завоевать лестью и подачками.
В 1689 году, когда Петр I подрос и стал оспаривать власть у Софьи, стрельцы вновь оказались в центре политического противостояния. Софья пыталась опереться на них, чтобы сохранить регентство, но большинство стрельцов на этот раз не решилось открыто выступить против молодого царя, который уже начал формировать свои «потешные» полки, ставшие прообразом будущей гвардии. Попытка Софьи поднять стрельцов на новый бунт провалилась, и она была заточена в Новодевичий монастырь.
Последний и самый трагический акт стрелецкого противостояния власти разыгрался в 1698 году. Четыре стрелецких полка, находившихся в Азове после его взятия, были направлены не в Москву, как они ожидали, а на западные рубежи, в Великие Луки. Тяготы похода, нехватка продовольствия и слухи о том, что их хотят расформировать или отправить на вечную службу в дальние гарнизоны, вызвали возмущение. Стрельцы самовольно двинулись к Москве, требуя возвращения домой и выплаты жалованья. Они надеялись на заступничество царевны Софьи, все еще находившейся в монастыре.
Петр I, находившийся в это время за границей с Великим посольством, узнав о бунте, срочно вернулся в Россию. К его приезду мятеж уже был подавлен верными правительству войсками под командованием боярина Шеина и генерала Гордона в битве под Воскресенским Новоиерусалимским монастырем. Начался жестокий розыск, вошедший в историю как «Утро стрелецкой казни». Петр лично участвовал в допросах и, по некоторым свидетельствам, даже в казнях. Сотни стрельцов были казнены через повешение, отсечение головы, колесование. Их тела выставлялись на всеобщее обозрение для устрашения. Многие были биты кнутом, клеймены и сосланы с семьями в Сибирь и другие отдаленные места. Казни продолжались несколько месяцев. Это была не просто расправа над бунтовщиками, это был показательный акт уничтожения старого, отжившего свой век войска, которое стало помехой на пути петровских реформ.
Стрелецкие полки были расформированы. Часть стрельцов была переведена в солдаты регулярной армии, часть отправлена на службу в дальние гарнизоны, многие лишились своего статуса и привилегий. Эпоха стрельцов закончилась. Их место заняла новая, регулярная армия, созданная Петром по европейскому образцу.
Причины краха стрелецкого войска были многообразны. Это и архаичность их организации и тактики по сравнению с передовыми европейскими армиями, и их все большее вовлечение в политическую борьбу, и нежелание подчиняться новой, более жесткой дисциплине, которую нес с собой Петр. Они стали символом старой, допетровской Руси, с которой молодой царь-реформатор решил порвать решительно и бесповоротно. Красные кафтаны, некогда наводившие ужас на врагов, стали ассоциироваться с бунтом и отсталостью. И хотя отдельные стрелецкие части еще принимали участие в начальном этапе Северной войны, их судьба была предрешена. К 1720-м годам стрелецкое войско как самостоятельная военная сила окончательно прекратило свое существование, оставив после себя кровавый след в истории и яркий, противоречивый образ в народной памяти и искусстве.
