— Мама, пойми, это не просто свадьба! Это событие! Там будут люди из высшего общества Ярославля, бизнесмены, политики... — Ксения нервно поправила волосы, избегая смотреть мне в глаза. — Я не могу рисковать.
— Рисковать? — мой голос дрогнул, но я старалась говорить спокойно. — Чем ты рискуешь, Ксюша? Тем, что твоя мать придёт на твою свадьбу?
Мы сидели в модном кафе в центре города — том самом, где моя дочь работала администратором, когда познакомилась со своим женихом Антоном, сыном владельца строительной компании.
— Не делай из этого трагедию, — Ксения раздражённо постукивала ногтями по столу. — Ты же понимаешь, о чём я. Ты... ты другая. Ты не впишешься.
— Не впишусь? — я почувствовала, как к горлу подступает комок. — В жизнь собственной дочери не впишусь?
— Господи, мама! — Ксения закатила глаза. — Я не об этом! Ты же работаешь уборщицей в больнице. У тебя нет образования. Ты говоришь с этим своим деревенским акцентом...
— С каким ещё акцентом? — я растерянно моргнула.
— Вот! — она торжествующе указала на меня пальцем. — Ты даже не слышишь, как говоришь! "Чё", "куды", "ихний"... Ты думаешь, я не вижу, как морщится Антон, когда ты так говоришь? Как переглядываются его родители?
Я сидела, оглушённая её словами. Двадцать восемь лет назад я родила её в маленькой деревне под Ярославлем. Одна. Отец Ксении исчез, как только узнал о беременности. Я работала на ферме, потом уборщицей в сельской школе. А когда Ксюше исполнилось семь, перебралась в город — ради неё, чтобы она получила хорошее образование, чтобы у неё были перспективы.
— Я всю жизнь работала ради тебя, — тихо сказала я. — Чтобы ты могла учиться, чтобы у тебя было всё необходимое...
— И я благодарна! — перебила Ксения. — Правда, мама. Но пойми... это мой шанс. Антон — мой билет в другую жизнь. Его семья... они другие. Они не поймут.
— Что именно они не поймут, Ксюша? — я наклонилась к ней через стол. — Что мать любит свою дочь? Что она хочет разделить с ней самый счастливый день?
— Они не поймут, почему я... — она запнулась, подбирая слова, — почему я такая, а моя мать... другая.
— Какая "другая"? — мой голос зазвенел. — Скажи прямо — простая? Деревенская? Необразованная?
— Да! — вдруг выпалила Ксения. — Да, именно так! Ты простая деревенская женщина! Ты не умеешь себя вести в обществе! Ты не знаешь, какой вилкой что есть! Ты называешь салфетку "тряпицей"! Ты... ты опозоришь меня перед всеми!
В кафе повисла тишина. Кажется, даже музыка стала тише. Несколько посетителей за соседними столиками обернулись в нашу сторону.
— Значит, вот как, — я медленно поднялась из-за стола. Руки дрожали, но я сжала их в кулаки. — Я тебя опозорю.
— Мама, сядь, пожалуйста, — Ксения нервно оглянулась по сторонам. — На нас смотрят.
— А тебе не стыдно? — я не садилась. — Не стыдно стыдиться собственной матери?
— Я не стыжусь тебя! — она повысила голос. — Я просто хочу, чтобы всё было идеально! Это моя свадьба, в конце концов!
— Свадьба, на которую не приглашена твоя мать, — я покачала головой. — Что ж, не буду тебе мешать. Удачи, Ксения.
И я вышла из кафе, не оглядываясь.
***
Дома — в маленькой однокомнатной квартире на окраине города — я долго сидела на кухне, глядя в окно на серые панельные дома напротив. Еще утром квартира казалась мне верхом роскоши после нашей деревенской избы с удобствами во дворе. Я была так горда, что я ее купила.
Телефон зазвонил, когда уже стемнело. Это была моя соседка и единственная подруга Нина Петровна.
— Валя, ты как? — в её голосе звучало беспокойство. — Я звонила днём, ты не брала трубку.
— Нормально, — я попыталась говорить бодро, но голос предательски дрогнул.
— Врёшь, — отрезала Нина Петровна. — Я сейчас приду.
Через десять минут она уже сидела на моей кухне, разливая по чашкам крепкий чай. В пакете, который она принесла, обнаружилась бутылка коньяка и торт.
— Рассказывай, — скомандовала она, добавляя коньяк в чай.
И я рассказала. Про разговор с Ксенией, про её слова, про боль, которая не утихала в груди.
— Паршивка неблагодарная, — Нина Петровна стукнула кулаком по столу. — Да как она смеет! После всего, что ты для неё сделала!
— Она права в чём-то, — я грустно улыбнулась. — Я действительно простая. Необразованная. Говорю неправильно.
— И что с того? — возмутилась подруга. — Ты честная, добрая, работящая! Ты одна вырастила дочь, дала ей образование! А эти её новые родственнички — да что они знают о настоящей жизни? О настоящих ценностях?
Я покачала головой:— Дело не в них. Дело в Ксюше. Она... она стыдится меня, Нина. Своей родной матери стыдится.
— Дурь это всё, — Нина Петровна налила ещё коньяка. — Молодая ещё, глупая. Думает, что в жизни главное — внешний лоск. Перебесится.
— А если нет? — я смотрела в окно, где в темноте мерцали огни города. — Если она действительно... переросла меня? Если я для неё теперь — обуза, напоминание о прошлом, которое лучше забыть?
— Чушь! — отрезала Нина Петровна. — Никто не может "перерасти" родную мать. Это она, наоборот, до настоящей взрослости не доросла, раз такими категориями мыслит.
Мы долго сидели на кухне, разговаривая и вспоминая, как Ксюша росла, как я работала на двух работах, чтобы оплатить ей репетиторов, как гордилась, когда она поступила в университет...
— Знаешь что, — вдруг сказала Нина Петровна, — а давай-ка мы её удивим!
— В каком смысле? — я непонимающе посмотрела на подругу.
— В прямом! — она оживилась. — Я тебя к своей племяннице отведу — она стилист в хорошем салоне. И к логопеду сходим — у меня соседка с детьми занимается, говорит, взрослым тоже помогает. И платье тебе новое купим!
— Зачем? — я горько усмехнулась. — Чтобы всё-таки пойти на свадьбу, куда меня не звали?
— Нет! — Нина Петровна хитро прищурилась. — Чтобы показать этой девчонке, что её мать не хуже всех этих напыщенных индюков! Что ты можешь измениться, если захочешь. Но не потому, что тебя стыдятся, а потому что ты сама так решила!
Я покачала головой:— Это глупо, Нина. Я не буду меняться ради того, чтобы угодить дочери и её новым родственникам.
— Не для них, — настаивала подруга. — Для себя! Ты сколько лет для других жила? Для дочери? А о себе когда в последний раз думала?
Я задумалась. Действительно, когда? Вся моя жизнь была посвящена Ксении — её потребностям, её будущему. Я откладывала деньги на её образование вместо того, чтобы купить себе новую одежду. Работала по выходным, чтобы оплатить ей курсы английского языка, вместо того, чтобы отдохнуть. Отказывала себе во всём, лишь бы у неё было всё необходимое.
— Может, и правда пора подумать о себе, — неуверенно сказала я.
— Вот именно! — Нина Петровна торжествующе подняла палец. — Пора Валентине Михайловне начать жить для себя!
***
Следующие недели пролетели как в тумане. Нина Петровна оказалась настойчивой и энергичной — она буквально взяла меня за руку и повела менять жизнь.
Сначала был салон красоты, где племянница Нины, Светлана, долго изучала моё лицо и волосы, а потом решительно заявила:— Будем делать из вас королеву!
Я не узнала себя после её работы — новая стрижка, мягкий цвет волос вместо моей седеющей гривы, брови, которые она каким-то чудом сделала выразительными... Даже морщинки вокруг глаз стали менее заметными.
Потом была логопед Марина Сергеевна, которая после первого занятия сказала:
— У вас прекрасный голос, Валентина Михайловна. Просто некоторые деревенские обороты и интонации. Мы это исправим за месяц, если будете заниматься.
И я занималась. Каждый день по часу, повторяя упражнения, читая вслух, записывая свой голос и анализируя ошибки.
А потом Нина Петровна потащила меня по магазинам.
— Это слишком дорого! — ахнула я, увидев ценник на элегантном синем платье.
— Молчи! — шикнула на меня подруга. — У меня отложены деньги на похороны, но я решила, что лучше потрачу их, пока живая. Считай это моим подарком.
Постепенно я менялась — не только внешне, но и внутренне. Я стала увереннее. Перестала сутулиться. Начала снова читать книги.
Ксения за это время позвонила мне всего дважды — коротко, формально. О свадьбе мы не говорили. Она не извинялась за свои слова, а я не спрашивала. Между нами словно выросла стена.
Однажды вечером, примерно за неделю до назначенной свадьбы, в дверь моей квартиры позвонили. На пороге стояла Ксения — бледная, с покрасневшими глазами.— Можно войти? — спросила она тихо.
Я молча отступила, пропуская её в квартиру. Она прошла на кухню, села за стол и долго молчала, разглядывая свои руки.
— Мама, — наконец произнесла она, не поднимая глаз, — я пришла извиниться.
Я села напротив, ожидая продолжения.
— То, что я сказала тогда в кафе... это было ужасно. Непростительно. Я... я не знаю, что на меня нашло.
— Правда нашла, — спокойно ответила я, стараясь говорить чётко, без привычных деревенских оборотов, которые так старательно искореняла последний месяц. — Ты просто сказала вслух то, что давно думала.
Ксения подняла голову и впервые по-настоящему посмотрела на меня. Её глаза расширились.— Мама? Ты... изменилась.
Я пожала плечами:— Немного поработала над собой.
— Но... — она растерянно разглядывала меня. — Волосы, макияж... И ты по-другому говоришь.
— Да, — я налила чай в чашки. — Оказывается, старую собаку можно научить новым трюкам.
— Мама, я не это имела в виду! — Ксения закрыла лицо руками. — Господи, как же стыдно... Я не хотела тебя обидеть. Правда. Просто Антон и его родители... они такие снобы. Я боялась, что они будут смотреть на тебя свысока, говорить гадости за спиной...
— И поэтому решила вообще меня не приглашать? — я подняла бровь. — Интересная логика.
— Я запуталась, — она вздохнула. — Мне так хотелось произвести впечатление на его семью, вписаться в их круг...
— Антон и я... мы поссорились, — продолжила Ксения. — Я рассказала ему, что не пригласила тебя на свадьбу, и почему. Он был в шоке. Сказал, что не узнаёт меня, что не хочет жениться на человеке, который стыдится собственной матери.
— И что теперь? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Не знаю, — она пожала плечами. — Свадьба пока не отменена, но... всё висит на волоске. Антон сказал, что мне нужно решить, кто я на самом деле и чего хочу от жизни.
Мы сидели молча, глядя друг на друга через стол. Моя маленькая девочка, которая вдруг оказалась на распутье между двумя мирами — простым, из которого она вышла, и блестящим, в который так стремилась попасть.
— Знаешь, — наконец сказала я, — я изменилась не для того, чтобы ты меня не стыдилась. И не для твоего Антона или его родителей.
— А для чего? — тихо спросила Ксения.
— Для себя, — я улыбнулась. — Потому что пора было подумать и о себе тоже. Потому что я поняла, что могу быть лучше, если захочу. Не для кого-то, а для себя самой.
Ксения смотрела на меня так, словно видела впервые.
— Ты всегда была сильной, — прошептала она. — А я... я оказалась слабой. Поддалась чужому влиянию, чужим ценностям.
— Ты просто запуталась, — я протянула руку и накрыла её ладонь своей. — Это бывает.
— Мама, — Ксения сжала мою руку, — ты придёшь на мою свадьбу? Если она состоится?
Я долго смотрела на дочь, пытаясь понять свои чувства. Обида всё ещё саднила, но за ней было что-то большее — любовь, которая никуда не делась, несмотря ни на что.
— Я подумаю, — наконец ответила я. — Мне нужно время. Ксения ушла.
Я не знала, пойду ли на её свадьбу. Но я знала одно — я изменилась. И эти изменения были только началом. Впервые за долгие годы я думала о себе, о своём будущем, о своих желаниях.
А свадьба... что ж, до неё оставалась ещё неделя. У меня было время подумать и решить. Решить не для Ксении, не для её жениха или его семьи, а для себя — чего на самом деле хочу я, Валентина Михайловна, женщина, которая наконец начала жить собственной жизнью.
Подписывайтесь. Делитесь своими впечатлениями и историями в комментариях, возможно они кому-то помогут 💚