Петербург, январь 1905 года
Морозный воздух обжигал легкие. Рука Николая II дрожала, когда он отложил телеграмму. Император отошел к окну. За стеклом расстилался заснеженный парк Царского Села — его убежище, его крепость. Здесь, вдали от Петербурга с его фабричными трубами и нарастающим гулом недовольства, он чувствовал себя в безопасности.
— Ваше Величество, — тихо произнес министр внутренних дел Святополк-Мирский, — рабочие собираются идти к Зимнему дворцу. Их будет много. Возможно, десятки тысяч.
Николай поморщился. Опять эти рабочие. Опять эти петиции. Война с Японией шла неудачно, цены росли, а теперь еще и это.
— Гапон... — задумчиво произнес император. — Кто он такой, этот священник?
— Георгий Гапон, Ваше Величество. Возглавляет «Собрание русских фабрично-заводских рабочих». Организация создана с нашего одобрения. Мы полагали, что сможем контролировать рабочих через нее.
— И как видно, просчитались, — холодно заметил император.
Святополк-Мирский опустил глаза.
— Что в петиции? — спросил Николай.
— Восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы, улучшение условий труда... — перечислял министр. — И... политические требования: созыв Учредительного собрания, конституция...
— Конституция! — Николай ударил кулаком по подоконнику. — Они требуют конституцию от помазанника Божьего! От Самодержца Всероссийского!
Император прошелся по кабинету. Он вспомнил слова своего отца, Александра III: «Знаешь, чему я обязан тем, что еще не согнулся под бременем моей ноши? Тому, что я уверен, что не от меня зависят судьбы России, а от Бога».
Как бы поступил отец? Железный император не допустил бы и мысли о конституции.
— Я не буду принимать делегацию, — твердо сказал Николай. — И рабочих к Зимнему не допускать. Они должны понять: у русского народа есть царь, но нет и не будет парламента.
Георгий Гапон смотрел на море лиц перед собой. Рабочие собирались у Нарвских ворот, на Васильевском острове, на Выборгской стороне — отовсюду они должны были сойтись к Зимнему дворцу. Многие пришли с семьями, с детьми. Несли иконы и портреты царя.
— Батюшка, царь нас примет? — спросил немолодой рабочий с обветренным лицом.
Гапон улыбнулся с уверенностью, которой не чувствовал:
— Царь-батюшка услышит своих детей! Мы идем к нему без оружия, с крестом и молитвой. Он не может не принять нас.
Священник поправил рясу. Внутри него боролись страх и решимость. В последние дни он получал предупреждения — власти не допустят шествия. Но отступать было поздно. Слишком многие поверили ему, слишком многие надеялись.
«Государь не знает, как живет его народ», — думал Гапон. — «Он просто не знает. Когда он увидит нас, когда прочтет петицию, он поймет».
Толпа двинулась. Люди пели «Спаси, Господи, люди Твоя». Дыхание тысяч ртов превращалось в белый пар, поднимавшийся к серому январскому небу Петербурга.
Великий князь Владимир Александрович, дядя императора и командующий войсками Петербургского военного округа, оглядывал построенных солдат. Лица молодые, напряженные. Многие из них — вчерашние крестьяне, такие же простолюдины, как те, кто сейчас идет к Зимнему.
— Господа офицеры, — обратился великий князь к командирам, — напоминаю: толпу рассеять, к дворцу не допускать. При неповиновении... — он сделал паузу, — действовать по уставу.
Все понимали, что это значит. По уставу после предупредительных выстрелов в воздух следовало стрелять на поражение.
Поручик Николай Преображенский нервно одернул мундир. Вчера вечером он долго не мог заснуть, прокручивая в голове возможные сценарии. Неужели придется стрелять в безоружных людей?
— Ваше Превосходительство, — решился он обратиться к полковнику, — говорят, они идут с иконами и портретами государя...
— Поручик, — холодно оборвал его полковник, — вы присягали защищать престол и отечество. Исполняйте свой долг и не рассуждайте.
Преображенский вытянулся в струнку:
— Слушаюсь, Ваше Превосходительство!
Но внутри его терзали сомнения. Защищать престол от кого? От рабочих, идущих с петицией? От женщин и детей с иконами?
К полудню толпы рабочих с разных концов города приближались к центру. Гапон шел во главе колонны от Нарвской заставы. Рядом с ним несли огромный портрет царя и хоругви.
На Троицкой площади их встретила цепь солдат.
— Стойте! Дальше хода нет! — крикнул офицер.
Гапон вышел вперед:
— Мы идем к государю с миром! Пропустите нас!
— По приказу командующего войсками прошу всех разойтись!
— Братцы-солдаты! — воззвал Гапон. — Мы, как и вы, дети России! Пропустите нас к царю-батюшке!
Толпа придвинулась ближе к солдатам. Офицер поднял руку:
— Предупреждаю в последний раз! Разойтись!
Никто не двинулся с места. Люди не верили, что в них будут стрелять. Не могли поверить.
— Залп в воздух! — скомандовал офицер.
Грянули выстрелы. Женщины закричали, кто-то упал на снег в испуге. Но основная масса людей стояла.
— На поражение! — последовала новая команда.
Время словно остановилось для поручика Преображенского. Он видел перед собой лица рабочих — испуганные, недоумевающие, но без тени агрессии. Видел детей, вцепившихся в материнские юбки.
«Господи, что же мы делаем?» — промелькнуло в его голове.
Но винтовки уже выстрелили, и первые тела упали на окрасившийся кровью снег.
В тот день кровь пролилась во многих местах Петербурга. У Нарвских ворот, на Васильевском, на Невском проспекте, на Дворцовой площади... Официально власти признали 96 погибших и около 300 раненых. Неофициальные источники говорили о более чем тысяче жертв.
Георгий Гапон чудом остался жив. Срезав бороду и переодевшись, он бежал из Петербурга. Перед этим он написал обращение к рабочим: «У нас нет больше царя! Да здравствует борьба за свободу!»
Глубокой ночью Николай II сидел в своем кабинете в Царском Селе. Перед ним лежали телеграммы и отчеты о произошедшем в столице.
— Ваше Величество, — осторожно произнес министр двора барон Фредерикс, — возможно, стоило принять их петицию...
— И что дальше? — горько усмехнулся император. — Согласиться на конституцию? Отдать власть, данную мне Богом?
Он подошел к письменному столу и открыл дневник:
«9 января. Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!»
Закрыв дневник, император долго стоял у окна, глядя в темноту. Что-то подсказывало ему: сегодня произошло нечто большее, чем просто подавление беспорядков. Что-то непоправимое.
Исторический контекст
Кровавое воскресенье 9 (22) января 1905 года стало поворотным моментом в истории России, разрушив веками культивировавшийся миф о «царе-батюшке» и запустив Первую русскую революцию.
Почему Николай II допустил эту трагедию? Анализ исторических фактов позволяет выделить несколько ключевых причин:
- Отсутствие императора в столице. В день шествия Николай II находился в Царском Селе, а не в Зимнем дворце. Это не было случайностью — император был заранее предупрежден о планируемой демонстрации и сознательно покинул столицу.
- Страх перед революцией. Николай панически боялся повторения судьбы Людовика XVI, казненного во время Французской революции. Вместо диалога с народом он предпочитал «закручивать гайки».
- Убежденность в божественном происхождении власти. Император искренне верил, что его власть дарована Богом, и потому любые попытки ее ограничить (требования конституции, созыва Учредительного собрания) воспринимал как святотатство.
- Влияние окружения. Великий князь Владимир Александрович, дядя Николая II, командовавший войсками Петербургского военного округа, был сторонником жестких мер. Он убедил императора, что только силовое подавление демонстрации сохранит авторитет власти.
- Недооценка организованности рабочих. Власти не верили, что «Собрание русских фабрично-заводских рабочих» под руководством Гапона сможет собрать многотысячную демонстрацию. Когда масштаб движения стал очевиден, было решено подавить его силой.
- Отсутствие достоверной информации. Николай II, находясь в информационном вакууме, не имел реального представления о настроениях в обществе и условиях жизни рабочих.
Роковая ошибка Николая II заключалась в том, что он предпочел силовое решение проблемы диалогу. Вместо того чтобы принять петицию и начать постепенные реформы, он отдал приказ о разгоне демонстрации, что привело к кровопролитию.
После Кровавого воскресенья по России прокатилась волна забастовок и протестов. Только за январь 1905 года бастовало более 400 тысяч рабочих. Начавшаяся революция заставила Николая II пойти на уступки: 17 октября 1905 года был издан Манифест, даровавший гражданские свободы и учреждавший Государственную Думу.
Однако доверие народа к императору было безвозвратно подорвано. Кровавое воскресенье стало первым шагом на пути, приведшем в конечном итоге к Февральской революции 1917 года и отречению Николая II от престола.
История Кровавого воскресенья — трагический урок того, как нежелание власти идти на диалог с обществом может привести к катастрофическим последствиям. Она показывает, что даже самодержавная власть не может бесконечно игнорировать нужды и чаяния своего народа.