Пятнадцать лет... Целая жизнь, уместившаяся между первым свиданием и последним "прости". Помню, как познакомились – она была такая светлая, чистая. Я тогда работал на двух работах, хотел показать, какой я успешный, настоящий мужик. Влюбились, съехались. Через полтора года она забеременела, и мы расписались. Я был на седьмом небе от счастья – красавица-жена, скоро родится дочь, что ещё нужно для счастья?
Работал как проклятый. Основная работа, халтуры, даже в отпуск брал подработки – всё для семьи, всё для них. Она тоже работала, но я всегда зарабатывал больше. Гордился этим, чувствовал себя добытчиком, защитником. Дочка росла умницей, и жизнь казалась прекрасной.
Первый звоночек прозвенел, когда у жены случилась внематочная беременность. Я точно знал, что не мог быть причиной – всегда был осторожен. Она что-то объясняла про медицинские термины, про то, что такое может случиться и без... В общем, поверил. Или заставил себя поверить. После операции ей удалили одну трубу.
Начал следить за ней. Проверял телефон, расспрашивал о каждом шаге. Ничего не находил, но червячок сомнения уже поселился в душе. Ревновал страшно, до белых глаз. А потом родился сын, и вроде всё наладилось. Семь лет относительного спокойствия – только работа, дом, дети. Обычная жизнь обычной семьи.
В августе она сменила работу – устроилась поближе к дому. Мы работали посменно: когда я в день – она в день, когда я в ночь – она с детьми. Всё как обычно: созванивались вечерами, болтали о жизни. Ничто не предвещало беды.
А потом случился тот день рождения подруги. Я собирался подъехать позже – строил охотничьи вышки в лесу. Когда добрался до места, увидел компанию – три разведёнки и какой-то синий от татуировок хмырь, брат именинницы. Что-то кольнуло внутри, неприятное предчувствие. Позвал домой – отказалась. Психанул, забрал детей, повёз их в Макдональдс.
Вернулась поздно, под градусом. На мой ревнивый вопрос про татуированного выдала мне список всех моих грехов за пятнадцать лет. Я собрал вещи и ушёл жить в гараж. Десять дней она прибегала, умоляла вернуться, клялась в верности. Вернулся. Занимались любовью так, как давно не было – страстно, отчаянно.
А через несколько дней она ушла "на работу" вечером, надушившись любимыми духами. Звонил ей – в трубке музыка, вечные "иду-иду" под веселые звуки. Вернулась в полвторого ночи. И снова гараж, снова её слёзы и мольбы. Вернулся, но уже было не то. Секс превратился в обязанность, телефон постоянно под паролем.
В тот вечер, когда она отправила детей к тёще и сказалась больной, я почуял неладное. Приехал проверить – дома пусто, телефон молчит. Оставил записку "Сука ты!" и обручальное кольцо. В ответ пришло сообщение: "Была у подруги, не хочу слушать твои оскорбления!"
Взял детализацию звонков. Нашёл часто повторяющийся номер. Позвонил, представился другим именем. А потом позвонил ещё раз и спросил напрямую про неё. И он... признался. Сказал, что любит её, просил "отпустить". Как будто она вещь какая-то, которую можно отпустить или удержать.
А дальше началось самое унизительное. Я, который всегда считал себя альфа-самцом, превратился в жалкое подобие мужчины. Дарил цветы, умолял, унижался. Застал их в машине вместе – чуть не совершил непоправимое. Хорошо, что пистолет дома оставил.
Два месяца... Всего два месяца потребовалось, чтобы разрушить пятнадцать лет брака. А она всё никак не может определиться, с кем остаться. Играет в любовь, как девчонка, будто нет двоих детей, будто не было полутора десятков лет вместе.
В голове карусель – от мыслей о самоубийстве до желания посадить детей в машину и выехать на встречку. Знаю, что это безумие, но ничего не могу с собой поделать. Похудел на двенадцать килограммов, не ем, не сплю. Таблетки горстями, сигареты пачками. Дочка, моя тринадцатилетняя умница, сама не хочет с матерью жить – всё видит, всё понимает.
А я смотрю на своё отражение в зеркале и вижу того парня, над которым когда-то смеялся. Вот он, бумеранг судьбы – прилетел и ударил прямо в сердце. Поделом мне, как говорится. Но от этого не легче.
Возвращать её не буду – пусть катится к своему татуированному счастью. Детей постараюсь оставить с собой, особенно старшую. Она-то лучше всех понимает, что происходит. В свои тринадцать уже научилась разбираться в людях лучше, чем я за все свои тридцать семь.
А я... Я просто хочу научиться снова дышать. Просыпаться по утрам без этой тяжести в груди. Не искать в телефоне её сообщения. Не вздрагивать от каждого звонка. Не представлять их вместе. Говорят, время лечит. Но сейчас мне кажется, что эта рана никогда не затянется.
Иногда по ночам, когда особенно плохо, я думаю – может, это карма? За то, что когда-то сам разбил чью-то семью, увёл чужую женщину? Но потом вспоминаю детские глаза – испуганные, непонимающие – и понимаю: нет такой кармы, которая оправдала бы предательство собственных детей.
Наверное, пройдёт время, и эта боль станет тупой и привычной. Я перестану глотать таблетки и курить по три пачки в день. Может быть, даже научусь снова доверять людям. Но сейчас, сидя в пустой квартире, где каждый угол напоминает о ней, я знаю только одно – бумеранг действительно существует. И он безжалостен.