«Сыно-о-ок! – Вера Николаевна чуть не плакала в трубку, нервно барабаня пальцами по столу. – Твоя-то… Лена… она же нас с Маринкой выгоняет! Из квартиры! Ты слышишь вообще?! Совсем же распоясалась, ну сил нет!» Голос дрожал, и она отчаянно надеялась, что сын – ее последняя инстанция – сейчас-то уж точно поставит невестку на место. Думала-то, что тут, у сына, можно будет пожить, как привыкла, по-хозяйски… Эх, не тут-то было! Эта Лена, змея подколодная, всё-таки убедила Борьку, что его мать и сестра – лишние в их квартире.
А Лена слушала этот цирк, прислонившись к косяку, и желваки так и ходили. Рядом, вальяжно развалившись на стуле, как будто её это вообще не касается, сидела младшенькая, Маринка, и лениво так ложкой в чашке ковыряла. Чай, видите ли, остыл. У Лены же внутри всё кипело, но она держалась, пыталась дышать ровно. Этот скандал ведь не на пустом месте разгорелся! Их с Борькой гнездышко, выстраданное, в ипотеку взятое, с появлением этих «гостей дорогих» превратилось… да не в общежитие, в какой-то проходной двор! И все её мечты о тихом семейном уюте – коту под хвост.
«Мам, а я Лену поддерживаю, – спокойно, но так, знаешь, твердо ответил Борис. – Помните, вы же обещали погостить… ну, максимум недельку. А живете уже целых два месяца! Ну, не считаю я, что это правильно». Пауза. «И ладно бы просто жили, – вздохнул он, – но деньги-то зачем красть? Мам, прости, но это уже… ну это вообще ни в какие ворота. Такое даже я простить не могу».
Что тут началось! Вера Николаевна чуть телефон не выронила. У нее аж дар речи на пару мгновений пропал. А Маринка, эта сонная муха, вдруг как подскочит!
«Он что, серьезно?! – громко, прямо с кухни, заорала она.
– Борис, ты вообще в своем уме?!»
«Наверное, серьезно…» – обреченно так кивнула дочери Вера Николаевна, будто Борис только что ей смертный приговор зачитал.
– «Сынок, ты, может, не так понял? Мы же не специально… Ну, ты же знаешь, у нас там сложный период был, отопления в общаге не было…»
«А теперь уже, наверняка, есть, – перебил Борис.
– Да и весна на носу, мам. Пора домой. И давай без истерик, ладно? Всё, что могли, мы для вас с Маринкой сделали. Я всё сказал. Прости, но мне работать надо, а не отношения тут выяснять». Голос у него был безжалостный, как отрезал.
«Но я не хочу назад, в общагу! – с последней надеждой взвизгнула свекровь. – Там плохо, туалет в конце коридора, душ ржавый…»
«Вот именно! – вздохнул Борис.
– Я и терпел вас целых два месяца, жалел… Прости, мам, я же говорю, на работе я». И трубку повесил.
Но, видимо, что-то его грызло. Через минуту сам перезвонил:
«Мам, когда Лена у Маринки свои золотые сережки нашла… а потом еще и у меня деньги со счета пропали, когда я карточку дома случайно забыл… ты понимаешь, это уже никуда не годится! Мам! Простите, дорогие мои, но терпение лопнуло. Я попрошу вас покинуть мою квартиру».
«Да это же недоразумение!» – всплеснула руками Вера Николаевна. А Маринка закивала так рьяно, что халат с одного плеча сполз.
«Я просто примерила Ленкины сережки! Посмотреть хотела, подойдут ли мне!»
Но Борис уже не слушал. Опять трубку бросил.
«Ну а в тумбочке под бельем ты их зачем спрятала, после примерки-то?» – холодно уточнила Лена, глядя на золовку. – «И вообще, иди-ка сюда, хватит на кухне прятаться! А женихов своих зачем в подъезд водила, а? Мне потом соседи жалуются, что после вас – окурки, бутылки пустые, вообще кучи мусора!»
Маринка вошла в комнату и замерла.
«Да! – не унималась Лена.
– А когда в подъезде твой Ваня пьяный орал, что тебя любит и хочет, чтобы ты к нему вышла? Он же всех соседей ночью перебудил! Помнишь, как мы его вместе выпроваживали, а он еще матом крыл и требовал, чтобы ты ему еще налила?»
«Но это же было только один раз…» – пролепетала Марина, ища поддержки у матери. Вера Николаевна эту ночку помнила хорошо – хорошо, что Бориса дома не было, а то бы они с этим Ваней точно подрались.
«А деньги? – продолжила Лена, в упор глядя на Марину. – Ты тоже "просто так", как сережки, примерила?»
«Деньги? Какие деньги?» – тут Вера Николаевна сделала та-а-акие круглые глаза, будто хотела из невестки дуру сделать.
Но Лена, знаешь, так спокойно телефончик достает и кнопочку нажимает. И тут…
«Мам, я сняла десять тысяч с Борькиного счета, – раздался в динамике писклявый, но такой знакомый голосок Маринки, записанный, видимо, утром пораньше. – Нам же надо как-то жить! Мне туфли новые купить нужно!» Пауза. «Но если что, я ничего не брала! Пусть об этих деньгах у Ленки спрашивает!»
А следом – голос Веры Николаевны, такой елейный: «Ну и молодец, доченька! Ты не дура, вся в мать! А Борька, возможно, даже и не заметит. А если заметит, так я тоже скажу, что мы ничего не брали. Только Ленка, больше некому!»
Маринка сглотнула. Вера Николаевна всплеснула руками: «Это что?! Это же монтаж!» – возмутилась она.
«Нет, это не монтаж, – Лена усмехнулась. – Это то, что не нужно было так громко об этом болтать. И это то, на каком основании вы пойдете отсюда вон. Не вынуждайте меня, пожалуйста, выбрасывать ваши вещи из окна». Лена так бровь приподняла. «А хотите, Борис сейчас придет и послушает еще раз? Не через телефон, а прямо при вас? Хотя… он эту запись уже слышал. Что вы ему в глаза по поводу этого скажете? Так что, мне его с работы дергать или обойдемся без лишних криков?»
Маринка ойкнула и схватилась за голову. «Ма-а-ам! – взвыла она. – Ну сделай что-нибудь! Я не хочу назад, в общагу эту! Там же… там же тараканы!» И вдруг, неожиданно для всех, рухнула на колени перед Леной: «Ленка! Прости меня, дуру! Я так больше не буду! Я буду тише воды, ниже травы!»
«Хорошо. Хорошо, прощаю», – спокойно кивнула Лена. – «А теперь давайте-ка, собирайте вещички».
«Ну ты посмотри на нее, а?! – Вера Николаевна аж задохнулась от возмущения, поворачиваясь к дочке. – Мы же ее, эту Ленку, как родную приняли! А она нас – пинком под зад, на улицу!»
«Вы меня приняли? – Лена криво улыбнулась. – Это я вас в свой дом пустила. А вы два месяца ели мою еду, пользовались моей косметикой и даже пытались носить мои вещи! Я уж молчу про оплату коммунальных…»
Вера Николаевна схватилась за сердце. «Боря! Боря, ты еще здесь? Ты всё это слышишь?!» – снова взвыла она в трубку. – «Ты позволишь своей жене так с нами обращаться?!»
Тишина. Борис, видимо, уже давно отключился, предоставив жене самой разбираться с этой семейкой.
«Вера Николаевна, Марина, – голос Лены стал спокойным, почти усталым. – Собирайтесь. И поскорее, пожалуйста. Мы с Борисом вас не задерживаем».
«Вот и спасибо, родственнички…» – пробормотала Вера Николаевна.
«Ой, Марина, Марина… Лучше бы ты молчала», – устало ответила Лена и кивнула на пустые чемоданы, которые уже, как символ скорого избавления, стояли у выхода. – «Давайте, собирайте сюда ваши вещи. Всё, что могу для вас сделать, – это такси вызвать».
Маринка в панике посмотрела на мать: «Мама! Ну я не хочу! Не хочу в это общежитие!»
Вера Николаевна только злобно зыркнула на дочь: «Доигралась? Так иди теперь, и шмотки свои собирай, поняла?»
Через полчаса Лена открыла им дверь, чтобы наконец-то выпроводить незваных гостей. Маринка, как на эшафот, поплелась к двери с чемоданом, первой. «Ужас… мрак… – пробубнила себе под нос, натягивая капюшон. – А еще родственничками называются!»
Вера Николаевна поджала губы и, гордо вскинув голову, словно королева в изгнании, прошипела Лене: «Ты мне за это еще ответишь! Попомнишь мои слова!»
«Хорошо, договорились», – улыбнулась та ей в ответ.
Дверь захлопнулась. Лена выдохнула так, будто мешок с камнями с плеч свалился. Фу-у-ух! Прислонилась к стене, глаза прикрыла. Тут же зазвонил телефон.
«Боря?»
«Ну что? Всё? Ушли наконец-то?» – по интонации Бориса было слышно, что это для него главное событие дня, если не месяца.
«Да, Боренька, ушли! Свободны! – Лена засмеялась. – Ну их к лешему, таких родственничков! Не хочу я их больше видеть в нашем доме, никогда!»
Она присела на диван, огляделась. Квартира казалась такой пустой… и такой тихой. Прекрасно. Просто прекрасно, как никогда.