Она приехала с банкой малинового варенья и выражением лица, будто спасает нас от скорой гибели.
— Ненадолго, недельки две. У нас дома трубы менять будут, — сказала она, уже снимая сапоги и обувая тапочки, которые я никогда не видела раньше.
Я улыбнулась. Ну а что я могла? Это мать мужа. Свекровь. Женщина в возрасте, с высоким давлением и гиперчувствительным носом, которым она определяет, «что у тебя тут пахнет горелым?». Хотя это просто кофе.
Сначала она занимала собой только диван и немного воздуха. Потом начала переставлять банки на кухне — «я тут порядок навела, не благодари». Потом — выкинула мою любимую скатерть. Сказала: «Не ткань, а пылесборник».
Муж молчал. Он всегда молчит, когда между двумя женщинами что-то происходит.
— Потерпи, она же скоро уедет, — говорил он, втыкаясь в телефон. — Она просто волнуется, как мы тут…
На второй неделе она заняла моё место на кухне.
— У тебя суп какой-то жидкий. Я борщ по-нормальному сварю. А на второе — котлеты. Мои, фирменные. Лёшенька их любит с детства.
«Лёшенька», между прочим, мой муж. Сорок лет ему. Котлеты ест, как будто мамина ложка ещё летает над тарелкой.
На третьей неделе она вызвала мастера поменять кран в ванной. Без меня. Без нас.
— Ну а что? Он всё равно капал. Я же для вас стараюсь.
А потом… Потом начался кошмар.
Однажды утром я зашла на кухню, и она уже разговаривала по телефону.
— Ну да, тут у них просторненько. Думаю, останусь пока. На кой мне туда, в коммуналку, когда тут семья, забота… я ведь не мешаю.
Я встала.
— Вы сказали — на две недели. Уже полтора месяца.
— Ты что, выгоняешь меня? — закатила глаза. — Хорошенькое дело! Мать мужа, а она…
— А я — жена. И это мой дом. А вы здесь уже даже шкаф себе отвели.
Она обиделась. Громко. Показательно. Муж опять в сторону ушёл — «я не лезу». А я влезла. Позвонила её сестре. Через день та приехала, и с характером, и с авторитетом, и с крепкой фразой:
— Всё, Алёнка, поехали. Не позорься. Хочешь жить с сыном — зови к себе.
Свекровь уехала. Варенье оставила. Напоминание. Я его не ела. Поставила в шкаф. Иногда достаю, смотрю — и улыбаюсь. Потому что если не сказать вовремя «хватит», потом придётся спрашивать разрешения у той, кто "на чуть-чуть".