Железные дороги Китая - это не только высокоростные магистрали, но и старые добрые "медленные" поезда, где даже вагоны зелёные, как в нашем детстве. Одна из них - проложенная японцами в 1935-37 годах (при Маньчжоу-го) Туцзяская железная дорога от Тумэна близ корейской границы до Цзямусы, куда любят сгонять на выходные жители Биробиджана и Хабаровска.
В Муданьцзяне она пересекается с проложенной Россией в 1897-1903 годах Китайско-Восточной железной дорогой. И вот, приехав из Суйфэньхэ, заселившись в гостиницу да быстренько пройдясь по центру, мы вновь пришли на огромный вокзал Муданьцзяна. Сотрудник безопасности, поняв, что половина нашей четвёрки владеют китайским, удивлённо признался - "мы ждём 4 иностранцев": кажется, мы были первые на его памяти лаоваи с билетами в Дунцзинчэн.
Вскоре мы располагались в сидячем вагоне, в компании двух китаянок средних лет и упитанного мальчика, который всю поездку не спускал с меня глаз, а поняв, что у нас есть переводчик, его мать передала нам восхищение сына, что я сумел освоить такую сложную машину, как фотоаппарат.
Поезд ехал сонно; как нам тогда казалось, медленно даже по российским меркам, а по факту скорее на уровне средне-РЖДшных скоростей: 60 километров за час-двадцать. Всё вдоль Мудани - с маньчжурского название этой реки масштабов Клязьмы (700км длины, 181 м³/с расхода воды) переводится как Извилистая, китайцы адаптировали его на свой слух как Пионовая, ну а для русских, если бы "проект Желтороссия" взлетел, она наверное стала бы Мутной. Но самое верное название всё же маньчжурское - первый раз мы переехали Мудань уже на окраине города, а дальше я сбился со счёта:
На полдороги - городок Нинъань (70 тыс. жителей), он же - маньчжурская Нингута, он же - Нюлгуцкий городок в тылу речной войны, развернувшейся в 17 веке между Медведем и Драконом. Ведь в том же 1644 году, когда маньчжурская династия Цин утвердилась в Пекине, первые казаки из Якутска перелезли Становой хребет и спустились по левым притокам к Амуру. Однако экспедиции Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, Онуфрия Степанова встретили там уже не таёжных туземцев, а земледельцев с укреплёнными сёлами, огнестрельным оружием и угрозами нажаловаться сюзерену.
Но казаки нашли изящный выход - построив флотилию, жить прямо на реке, кочевать вдоль неё, собирая ясак, а зимой окапываться в удобном для обороны месте. Иногда они ловили и отсылали в Якутск китайцев - в основном маньчжурских пленников из "Никанского царства", как называли тогда южные провинции, продолжавшие сопротивляться Цинам. Со слов первого из них, записанного как Кабышейка, в 1652 году казаки узнали о Нюлгуцком городке.
Тем временем в Пекине хватались за голову: китайцы вообще плохо переносят всё, к чему жизнь их не готовила, а кто же знал, что буквально из таёжного небытия на задний двор к маньчжурам явится воинственный народ?! Армия в ту глухомань просто не продралась бы, а потому назначенный спасать Приамурье полководец Шархуда, чьи части в 1644 первыми входили в Пекин, экстренно занялся созданием речного флота.
Происходил он из клана Гувалгия племени сувань, чьей вотчиной считались обжитые верховья Мудани, упрятанные в Маньчжурию достаточно глубоко, чтобы у врага не было ни малейшего шанса туда прорваться. В 1658 году корабли Шархуды подстерегли струги Степанова близ устья Сунгари и в скоротечной битве перебили артиллерией большую часть отряда да взяли груз ясака, трофейные пушки и сотню пленённых чужаками туземок.
Позже и в борьбе за Албазин Нюлгуцкий городок превращалась в этакий анти-Нерчинск, где маньчжурские войска формировались да грузились на суда. В мирное время же обласканная вниманием пекинского двра и безопасная Нингута оставалась центром высокой китайской культуры в Маньчжурии - вплоть до первого в Хэйлунцзяне поэтического "Общества Семи сынов"... Словно о былой славе маньчжур напоминает юрта на речном фасаде Нинъаня:
И я бы заехал сюда, да только к нынешнему городу это всё не имеет отношения: первой спешной базой Шархуды стали руины бохайской столицы, а в 1666 году его сын Бахай (вот совпадение!) перебрался на реку Хайлинь (на западе примерно в равностороннем треугольнике с Муданьцзяном и нынешней Нинъанем), где о том напоминает теперь только памятный знак.
Уже в 1676 Нингуту понизили в статусе (грубо говоря - из губернского в уездный), а с окончательным урегулированием границы в 1720-х годах она превратилась в захолустье, место неофициальной ссылки для чиновников Цин. Когда и как Нинъан оказался на нынешнем месте - увы, в машинных переводах с китайского я так и не смог найти.
Но - точно задолго до железных дорог: дальше на набережной стоят павильон и башенка (1882), а где-то может быть ещё цела кумирня, в 1901-12 годах служившая православным храмом русского гарнизона.
Но с поезда виден лишь автодорожный мост середины ХХ века:
А блокгаузы, скорее от китайских и корейских партизан, ставили у своих железных дорог и японцы:
Ещё в окрестностях Нингуты есть несколько корейских сёл, а в самом городке - улица Чаосянь (Чосонская!) с корейскими вывесками и ресторанчиками. Но мы едем дальше на юг, мимо станций с типовыми, одинаково унылыми вокзалами скорее 1960-70-х, чем 1930-х годов:
Да остатками японской инфраструктуры: