Костя до последнего цеплялся за надежду, что Лина передумает. Свадьба? Серьезно? На девятом месяце беременности? Он смотрел на жену, которая с упрямством носорога собирала чемодан, и думал: «Может, это гормоны? Или она просто хочет меня доконать?» Но Лина была непреклонна, как бетонная плита. Она уже всё обсудила с врачом, который, по её словам, дал добро. Опасности — ноль. Роды через две недели. Можно расслабиться и ехать тусить.
— Костя, это же не на край света! — Лина стояла у зеркала, поправляя платье, которое стоило как половина их машины. — Полтора часа в пути, подумаешь! Рука не рука, но всё-таки не Тмутаракань какая-нибудь.
Костя закатил глаза. Полтора часа? Для женщины на таком сроке это как марафон с гирей на шее. Он нервно тёр виски, представляя, как Лина рожает прямо на обочине, а он, как герой дешёвого боевика, пытается принять роды по инструкции из Google. Тем более, врач предупреждал: случай сложный, планируется кесарево. Сидеть бы дома, пить чай с ромашкой, а не скакать на свадьбу к подруге, которая, к слову, даже не в топ-10 её друзей.
Но Лина была непробиваема. Это же не просто свадьба, а выездная церемония за городом, где соберутся все сливки общества. Для светской львицы вроде Лины пропустить такое — всё равно что публично признаться, что у тебя нет вкуса. А для Кости? Для Кости это был очередной повод взвыть от её одержимости тусовками. Он терпеть не мог эти сборища, где все хвастаются часами, машинами и количеством подписчиков в соцсетях. Но переубедить Лину? Ха, легче уговорить кота не воровать колбасу.
Чтобы окончательно заткнуть мужа, Лина притащила справку от гинеколога. Бумажка, подписанная доброй докторшей, гласила, что всё под контролем. Костя посмотрел на этот листок и подумал: «Ну, если врач так говорит, может, я зря паникую? Или это подделка, а Лина просто хочет, чтобы я заткнулся?» Но спорить было бесполезно. Через две недели её ждала палата в частной клинике с видом на парк и кофе-машиной в коридоре. Что могло пойти не так?
В итоге они поехали. Лина настояла, чтобы выехать заранее, вечером, и поселиться в домике на элитной турбазе, где всё было пропитано пафосом: от мраморных столешниц до официантов, которые кланялись так, будто ты король. Костя только хмыкнул, глядя на счёт за этот «домик». За такие деньги можно было купить небольшой остров в Тихом океане. А ещё этот костюм для беременных! Лина заказала его в последнюю минуту, заплатив двойную цену, потому что «нельзя же явиться на свадьбу в чём попало». Костя мысленно подсчитал, сколько грузовиков с памперсами можно было бы купить на эти деньги, но промолчал. Деньги для них не проблема — бизнес шёл в гору, и они могли позволить себе всё. Ну, почти всё. Кроме, видимо, здравого смысла.
Костя не был снобом, в отличие от Лины. Он вырос в семье, где каждая копейка доставалась с боем, и до сих пор помнил, как мама перешивала его джинсы, чтобы они выглядели «как новые». Эти показушные тусовки вызывали у него зевоту. Люди собираются, чтобы мериться кошельками и фоткаться для соцсетей, а потом обсуждать, у кого платье круче. Но Лина? Лина была в своей стихии. Она чуть ли не приплясывала от возбуждения, её глаза горели, как у ребёнка в кондитерской. Костя посмотрел на неё, вздохнул и сел за руль. «Ладно, — подумал он, — если она так хочет, пусть веселится. Главное, чтобы всё прошло гладко».
Они отъехали километров на восемьдесят от города, когда Лина вдруг ойкнула. Сначала тихо, будто уронила телефон. А потом громче, с надрывом. Костя покосился на неё, и сердце ушло в пятки. Лицо жены побледнело, она схватилась за живот и выдавила ту фразу, которую он боялся услышать с самого утра:
— Кажется… началось.
— Что началось?! — Костя вцепился в руль, как в спасательный круг. Хотя, конечно, он знал, что началось. Не метеоритный дождь же.
— Давай, срочно назад! — Лина вскрикнула, но тут же застонала, сгибаясь пополам.
Костя прикинул: назад — больше часа. За это время можно не только родить, но и крестить ребёнка. А учитывая, что Лину готовили к кесареву из-за «сложного случая», возвращаться в город было самоубийством. Он стиснул зубы и принял решение, от которого у Лины, кажется, волосы встали дыбом.
— Нет, назад не поедем. Ищем ближайший роддом. Прямо здесь.
— ЧТО?! — Лина посмотрела на него, как на предателя. — Ты шутишь? В этой глуши? Да я лучше на обочине рожу!
Но Костя уже звонил в скорую. Диспетчер, услышав, что у женщины отошли воды, скомандовала: «Гоните в ближайшую больницу, медлить нельзя!» И вот их дорогущая тачка, которая обычно парковалась у модных ресторанов, неслась по просёлочной дороге в сторону какой-то сельской больницы. Лина, сидя на заднем сиденье, орала. Не столько от боли, сколько от возмущения.
— Я должна рожать в частной клинике! — кричала она, размахивая руками. — Там мраморные стены, врачи с дипломами из Европы! А ты везёшь меня в какую-то дыру! Здесь даже света, наверное, нет!
Костя молчал, стиснув челюсти. Он понимал, что она в стрессе, но её вопли про «дыру» и «бомжатник» начинали действовать на нервы. «Ну да, — думал он, — конечно, это я виноват, что ты захотела на свадьбу, а ребёнок решил родиться пораньше. Может, мне ещё извиниться?»
— Лина, успокойся, — наконец выдавил он. — Главное, чтобы с тобой и ребёнком всё было хорошо.
— Хорошо?! — взвизгнула она. — В деревне? Где врачи, наверное, только коров лечат? Ты хочешь угробить нас с ребёнком!
Костя сжал руль так, что побелели костяшки. Лина даже обвинила его в том, что он специально поехал в эту «глушь», чтобы от неё избавиться. Он только хмыкнул. «Ага, — подумал он, — я прямо мастер коварных планов. Ждал девять месяцев, чтобы заманить тебя в деревню и оставить в больнице без Wi-Fi». Но вслух ничего не сказал. Беременная женщина, стресс, боль — всё простительно. Ну, почти.
Через несколько минут они подкатили к больнице. Здание выглядело так, будто его построили при царе Горохе и с тех пор забыли покрасить. Лина, увидев облупленные стены, чуть не зарыдала.
— Костя, я тут умру! — хныкала она, пока он вытаскивал её из машины и нёс внутрь. — Не оставляй меня здесь, умоляю!
Но выбора не было. Ребёнок явно не собирался ждать, пока они доедут до мраморных палат. Костя влетел в больницу, держа жену на руках, и сразу понял, что попал в другой мир. В коридоре толпились какие-то взлохмаченные женщины, старики с любопытными глазами, будто Лина была не роженицей, а цирковой актрисой. Это даже не роддом был, а какое-то крошечное отделение, где, судя по виду, лечили всё — от насморка до сломанного трактора.
Лина, увидев этот «приёмный покой», разошлась не на шутку. Она орала так, что, кажется, даже неходячие пациенты подтянулись поглазеть.
— Рожать среди бомжей?! — кричала она, отмахиваясь от медсестры. — Уберите от меня свои грязные руки! Это что за богадельня? Вы вообще знаете, кто я?!
Медсестра, женщина лет пятидесяти с усталыми глазами, только вздохнула. Костя поймал её взгляд и почувствовал, как ему становится стыдно. Лина тем временем продолжала разносить всех вокруг, называя персонал «бомжами» и угрожая закрыть больницу за «ужасные санитарные условия». Она требовала кесарево, утверждая, что без него она и ребёнок не выживут. Врачи попросили обменную карту, чтобы проверить показания, но, конечно, никакой карты у Лины с собой не было. Всё осталось в городе, в её идеальной жизни, где всё идёт по плану.
— Вы что, мне не верите?! — возмущалась она. — Я же сказала, мне нужно кесарево! Вы вообще врачи или кто?
Врачи, к их чести, держались как скала. Они сделали УЗИ, посмотрели на Лину и сказали, что роды идут нормально, ребёнок вот-вот появится, и операция не нужна. Лина, услышав это, чуть не взорвалась.
— Нормально?! — кричала она. — Да вы просто не хотите работать! Вам лишь бы отделаться!
Но ребёнок не собирался ждать, пока Лина договорится с врачами. Не прошло и получаса, как всё закончилось. Раздался громкий крик — и на свет появился здоровый мальчик. Лина, увидев сына, наконец замолчала. Костя выдохнул, чувствуя, как ноги подкашиваются. Он посмотрел на малыша, на жену, на врачей, которые, несмотря на все оскорбления, сделали своё дело, и подумал: «Чёрт, мы это сделали».
Ночь прошла спокойно. Лина, убедившись, что с ней и ребёнком всё в порядке, заснула. Костя сидел рядом, глядя на сына, и пытался осознать, что он теперь отец. Но утром Лина снова включила режим светской дивы. Она опять начала возмущаться, называя больницу «бомжатником» и требуя немедленно везти её в город.
— Посмотри на эти стены! — кривилась она, тыча пальцем в облупленную краску. — На это постельное бельё! Нас тут заразят! Я не могу здесь находиться!
Костя, который до этого терпел её выходки, наконец не выдержал. Он посмотрел на жену и сказал, медленно, чтобы дошло:
— Лина, я всё понимаю. Стресс, роды, всё такое. Но это уже слишком. Нельзя оскорблять людей только потому, что они не живут в особняке.
— Да это же бомжатник! — не унималась она. — Ты бы сам тут остался?
— А ты бы? — парировал он. — Ты вообще понимаешь, что эти люди спасли тебя и нашего сына? Они сделали всё, что могли, несмотря на твои вопли и угрозы. А ты их бомжами называешь?
Лина открыла рот, чтобы возразить, но Костя не дал ей вставить слово.
— Знаешь, я тоже не в восторге от этой больницы. Но не потому, что она «бомжатник», а потому, что людям приходится лечиться в таких условиях. И врачам — работать. А ты? Ты ведёшь себя так, будто они тебе должны. А они, между прочим, сделали больше, чем твоя частная клиника с мраморными стенами.
Лина замолчала, но было видно, что она кипит. Костя решил зайти с козыря. Он знал, что Лина мечтает о новом доме — большом, с панорамными окнами и садом. Они уже выбрали участок и собирались начать строительство. Но после всего, что он увидел, у него созрел другой план.
— Знаешь, ты права, — сказал он, и Лина удивлённо вскинула брови. — Здесь ужасные условия. И я не понимаю, как люди лечатся в таких больницах. А ещё больше не понимаю, как врачи сюда каждый день ходят работать. Поэтому я решил, что мы не будем покупать новый дом.
— Что?! — Лина чуть не подпрыгнула. — Ты шутишь?
— Нет, — спокойно ответил Костя. — Все деньги, которые мы собирались потратить на дом, я вложу в ремонт этой больницы. Новое оборудование, краска на стены, нормальные кровати. Чтобы люди не чувствовали себя в «бомжатнике».
У Лины отвисла челюсть. Она смотрела на мужа, как на сумасшедшего, но он был серьёзен. Он напомнил ей, как его семья поднималась с нуля. Как его мама красила джинсы, чтобы они выглядели прилично. Как они с отцом работали ночами, чтобы открыть свой бизнес. Костя не родился с серебряной ложкой во рту. Их транспортная компания стала успешной благодаря упорству, а не везению. И он не мог спокойно жить, зная, что люди лечатся в таких условиях, пока они с Линой спорят о цвете штор в новом доме.
— Я женился на доброй девушке, — сказал он, глядя ей в глаза. — На той, которая помогла мне выбрать букет в цветочном магазине, хотя думала, что я обычный парень без копейки. Где та Лина? Куда она делась?
Лина молчала. Она вспомнила, как они познакомились. Она тогда работала в маленьком цветочном магазине, мечтая о лучшей жизни, но не надеясь на чудо. Костя зашёл, чтобы купить букет на спор с друзьями. Он утверждал, что можно сделать шикарный букет за копейки, и Лина, смеясь, помогла ему. Она тогда и не подозревала, что этот скромный парень — один из богатейших людей города. Они начали общаться, и Лина влюбилась в него, думая, что он такой же простой, как она. А потом он сделал ей предложение, и её жизнь перевернулась. Но вместе с богатством в ней проснулась та самая заносчивость, которую она теперь сама в себе ненавидела.
Через три дня их выписали. Лина всё ещё ворчала, но уже тише. Она видела, как врачи и медсёстры радовались, узнав, что Костя оплатит ремонт больницы. Главврач даже собрал коллектив и объявил, что скоро у них будут новые кровати, оборудование и, возможно, даже кондиционер. Лина смотрела на их счастливые лица и чувствовала себя неловко. Она понимала, что перегнула палку, но извиняться не умела.
Дома, с малышом на руках, Лина задумалась. Ей было обидно, что мечта о новом доме накрылась, но она боялась, что Костя и правда разочаруется в ней. Он не раз говорил, что скучает по той скромной девушке из цветочного магазина. А теперь, после её выходок в больнице, она и сама начала скучать по той Лине. По той, которая смеялась над своими ошибками, а не орала на медсестёр.
Через неделю ей позвонили из частной клиники, чтобы согласовать подготовку к родам. Лина, занятая заботами о сыне, совсем забыла их предупредить, что уже родила. В клинике удивились, узнав, что она родила сама, без кесарева. А когда Лина рассказала, как всё прошло, врачи в сельской больнице удивились ещё больше: никаких показаний для операции не было. Похоже, частная клиника просто хотела содрать с них побольше денег за ненужную процедуру. Лина почувствовала себя обманутой, но в то же время виноватой. Она ведь так доверяла этим «европейским дипломам», а в итоге спасли её обычные врачи в «бомжатнике».
С тех пор Лина изменилась. Она больше не смотрела свысока на уборщицу, которая приходила к ним дважды в неделю. Не закатывала глаза, когда кто-то из друзей хвастался новым платьем. Она даже начала помогать Косте с благотворительностью, хотя поначалу делала это с кислой миной. Её подруги решили, что это материнство так на неё повлияло. Мол, ребёнок сделал её добрее. Лина не спорила. Ей было стыдно признаваться, что она устроила в той больнице, и ещё стыднее — что чуть не потеряла мужа из-за своей заносчивости.
А Костя? Костя смотрел на жену и улыбался. Он видел, как она старается. И надеялся, что та Лина, из цветочного магазина, всё ещё где-то внутри. А пока он просто радовался, что их сын родился здоровым, и что, несмотря на всё, они всё ещё вместе. Ну, и тому, что в сельской больнице теперь есть новые окна и нормальный УЗИ-аппарат. Как говорится, мелочь, а приятно.