На кухне пахло кофе, жареным хлебом и катастрофой. Алексей сидел за столом, сутулясь над кипой документов, как школьник над контрольной, только вместо двойки ему грозило что-то явно покруче — судя по лицу Марины.
Татьяна Сергеевна стояла у плиты и деловито шебуршала половником в кастрюле. Вид у неё был тот ещё: улыбка на пол-лица и глаза, полные вселенской заботы. Словно у неё на плите варилась не банальная гречка, а какое-то зелье из категории «подпишешься — пожалеешь».
— Лёша, ну давай сюда эти бумажки, я за тебя всё оформлю! — весело сказала Татьяна Сергеевна, вытирая руки о полотенце, как хирург перед операцией.
Алексей неохотно подвинул к ней папку.
— Там в основном ерунда... Перепланировка, узаконить крышу, что-то там ещё... — буркнул он, пытаясь выглядеть умнее, чем чувствовал себя.
На самом деле он в этих бумагах разбирался примерно как кошка в высшей математике. Но ему хотелось верить, что жена и тёща, люди домашние и практичные, сделают всё правильно. Ну как верить... Примитивный инстинкт самосохранения, не более.
Марина, до этого молча тёршая яблоко на тёрке, вдруг резко поставила миску на стол. В глазах её плясали такие молнии, что в комнате ощутимо потеплело.
— А может, мы сами разберёмся? Без мамы? — тихо, но с заметным поддёвом сказала она.
— Ой, Мариночка, не начинай! — вздохнула Татьяна Сергеевна, закатывая глаза так, будто собиралась косплеить экзорциста. — Кто тут у нас с юридическим образованием? Правильно. Я. А вы тут... детский сад на выезде!
Алексей усмехнулся. Вечно у тёщи "я умная, вы — дети малые". Хотя, справедливости ради, однажды её хватило ума на трёхкомнатную квартиру в ипотеку на себя и зятя одновременно записать. Потом, правда, выяснилось, что и платить придётся тоже одновременно.
Так что да, с интеллектом там всё было в порядке. Вот только совесть... уехала в отпуск, не оставив адреса.
Алексей подписал доверенность. Под натиском гречки, материнской заботы и тупого желания не вникать. Ну подписал и подписал. Дом уже почти достроен, участок куплен, деньги вбуханы... Что могло пойти не так?
Оказалось — всё.
Через три недели Алексей стоял в Регистрационной палате, чувствуя себя героем анекдота, где заяц приходит в аптеку за морковкой.
— Вы собственник дома? — вежливо спросила девица в очках, печатая что-то со скоростью автомата Калашникова.
— Ну да, конечно, — пожал плечами Алексей.
— Очень жаль, — вздохнула она и протянула бумагу.
В графе "Собственник" стояла жирная фамилия — Татьяна Сергеевна Полянская. Ни тебе Алексея, ни даже Марины.
Только Полянская. Как знак на кладбище: фамилия, имя, годы жизни...
Алексей на секунду почувствовал, что стоит не на твёрдой кафельной плитке, а на тонком льду. И под этим льдом булькает ледяная вода и тонут его последние нервные клетки.
Он вышел из здания, хлопнул дверью машины так, что заскрипели стёкла, и набрал Марину.
— Марина. Ты дома? — голос его был спокойным, как у киллера в кино.
— Дома. А что случилось? — Марина напряглась.
— Сейчас приеду. Разговаривать будем.
Без матов, по возможности, добавил он мысленно, включая заднюю передачу.
Марина встретила его в коридоре в спортивках и с хвостиком на макушке. Вся такая домашняя, тёплая. Как котёнок. Только котёнок с миной замедленного действия в глазах.
— Ты почему мне ничего не сказала?! — начал он с места в карьер, не снимая обуви.
— А ты что, думал, мама просто так бесплатно всем помогает? — тихо, но зло сказала она.
— Бесплатно? Мать твою... — Алексей сжал кулаки так, что костяшки побелели.
Татьяна Сергеевна появилась в дверях кухни, вытирая руки о полотенце. Тот самый жест. Символ их краха.
— Ой, ну что вы как маленькие! Надо было оформить дом на меня, пока ваши долги не повесили на дом! Это ради вашей же безопасности!
— Нафиг мне такая безопасность, когда я без дома остался?! — взорвался Алексей.
— Не истери! — отрезала тёща. — Будет у тебя дом. Когда жену нормальную найдёшь!
Марина побледнела. Алексей шагнул вперёд, но остановился за долю секунды до того, как сделать то, о чём потом пришлось бы жалеть. Он умел контролировать себя. Ну, почти всегда.
— Я тебе дом построил, а ты меня за спину подсидела, как мышь в продуктовом складе!
— Слушай, герой! — огрызнулась Татьяна Сергеевна. — Дом ты построил на мои деньги! На мои нервы! И на моей земле! А теперь шевелись отсюда по добру по здорову, пока я тебе ещё и машину не отжала!
Марина стояла в углу кухни, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Губы её дрожали.
— Мама, хватит... — прошептала она.
— Что хватит?! — зарычала Татьяна Сергеевна. — Она же тебе жизнь спасла, дурочка! А ты...
Алексей посмотрел на Марину. И вдруг понял — у неё внутри происходит ровно то же самое, что у него. Предательство, потеря, боль. Только выражала она это по-другому: молча, скукожившись, словно желая исчезнуть.
Он повернулся и вышел, хлопнув дверью так, что на пол с грохотом слетела ваза.
И впервые в жизни Алексей понял: семья — это не стены. Это люди. И иногда люди оказываются хуже разбитой вазы.
Прошло два дня. Два. Гребаных. Дня.
Алексей всё это время шлялся по городу, как привидение в командировке. Спал в машине, мылся на заправках, питался буррито из «Пятёрочки» и медленно, но уверенно превращался в существо, на которого санитар в белом халате посмотрел бы с жалостью.
Звонил Марине. Сначала просто звонил. Потом орал в гудок. Потом тупо смотрел на экран. Она не брала.
Татьяна Сергеевна, судя по всему, переживала тяжело — в сторис её Инстаграма появились фотки с ресторана: шампанское, устрицы, подпись «Новоселье!».
Ну да, логично. Чё грустить, когда зятя выписала из жизни как кота из подъезда.
На третий день Алексей сломался. Под дождём, на пороге их дома — уже не его — он давил в звонок с таким упорством, как будто хотел выцарапать себе право на разговор.
Дверь открыла Марина. Вид у неё был такой, что у любого нормального человека первая мысль была бы: «Жив он ещё?..»
Глаза опухшие, волосы как после электрического стула, футболка наизнанку.
— Что тебе надо? — тихо спросила она, голосом, который мог бы заморозить лаву.
— Поговорить. Без третьих лиц, — буркнул Алексей, оглядываясь на случай, если тёща решит выскочить из-за угла с ружьём.
— Проходи, — выдохнула Марина и отошла в сторону.
Алексей шагнул в дом. Тот же запах — кофе, жареный хлеб... и кислое послевкусие предательства.
Они молча сели на кухне. Вторая ваза на полу всё ещё лежала разбитая. Символ их семьи — трогательно истрепанный и никому не нужный.
— Я не знала, что она так сделает, — первой заговорила Марина. — Правда не знала.
Алексей молчал.
Он умел ждать. Особенно, когда на кону было его чёртово достоинство.
— Она сказала, что это временно. Что пока идёт стройка и долги не закрыты, дом нельзя на нас оформлять. И что потом она всё вернёт. Клянусь тебе, я не думала, что она... — Марина вдруг захлебнулась и замолчала.
— Ты мне веришь? — спросила она через секунду.
Алексей медленно поднял глаза.
— Марина. Я теперь даже в ценник на молоке не верю.
Она отвернулась, пытаясь спрятать слёзы, но получилось как-то плохо. Крупная капля скатилась по щеке, и Марина, не вытирая, продолжила:
— Она всегда так делала. С детства. Если я выигрывала конкурс — это потому, что мама «помогла». Если я поступала в универ — это потому, что мама «договорилась». Даже когда мы с тобой встречаться начали, она три дня мне мозг выносила, что ты слишком... — Марина скривила губы. — Слишком простой.
Алексей усмехнулся криво.
— Ну да, я же не олигарх. Даже не блогер.
— Она хотела для меня лучшего, — печально сказала Марина.
— А получилось как всегда, — закончил за неё Алексей.
Минуту стояла тишина.
Густая, как манная каша, в которой застряли все их слова, надежды и обиды.
— Что теперь? — спросила Марина почти шёпотом.
Алексей откинулся на спинку стула. Промокшая куртка с противным звуком шлёпнулась об спинку.
— Теперь всё просто. Либо ты выгоняешь свою мамочку из дома, оформляешь всё на себя, и мы живём нормально. Либо я исчезаю из твоей жизни, как ремень из штанов подростка.
Марина побледнела.
— Ты ставишь мне ультиматум?
— Да. — Алексей смотрел прямо. Без улыбок, без фальши. — Потому что я не хочу быть «приживалой» в доме, который мне обещали. Я хочу быть мужем. Или никем.
Марина закрыла лицо руками.
— Она не уйдёт... Ты её знаешь. Она здесь хозяин. Всегда была. Даже когда мы поженились — ты видел, кто заказывал ресторан, кто решал, в каком платье я буду...
— Видел, — кивнул Алексей. — Тогда я думал: да ну, мелочи. Главное — что ты со мной. А теперь понимаю — главное было другое. Главное — чтобы ты хотела быть со мной, а не с мамой в комплекте.
Марина вскинула голову. Глаза налились слезами, но голос стал жёстким:
— И что ты предлагаешь? Забрать меня в подвал и кормить хлебом и водой?
Алексей фыркнул.
— Нет. Я предлагаю тебе сделать выбор. Либо твоя жизнь — твоя. Либо живи дальше в режиме «мама лучше знает». Но без меня.
Он встал.
Медленно, тяжело. Словно каждое движение давалось через силу.
— А ты что выбрал? — спросила Марина вдруг, хрипло.
Алексей обернулся в дверях.
— Я выбрал себя. Потому что если я сам себя не выберу — никто не выберет.
И ушёл.
На улице всё ещё моросил дождь. И было так противно и холодно, что Алексей подумал: если в аду есть своё метео-отделение, то оно примерно такое.
Он зашагал к машине. Спина болела, голова раскалывалась, а в груди ныло так, как не ныло даже в день, когда отец ушёл к соседке.
Тогда он тоже понял: если хочешь, чтобы тебя любили, сначала сам себя не теряй.
Через три дня Алексей снова стоял у этого дома.
Нет, не «своего». И не «нашего». Теперь он честно называл его в голове берлогой Татьяны Сергеевны.
Стоял и курил, хотя бросил ещё два года назад. Но сейчас было наплевать. Потому что внутри всё горело, и эта маленькая смердящая сигарета хотя бы делала вид, что помогает.
Марина позвонила сама. Голос у неё был странный: сухой, будто выжатая тряпка.
Она сказала: «Приходи. Нужно поговорить».
Ага. Конечно. Щас мы тут все усядемся за круглый стол, возьмёмся за руки и запоём гимн здравому смыслу... — мрачно подумал Алексей и затушил окурок о подошву.
Дверь открыла сама Татьяна Сергеевна. В халате цвета «я молода и успешна», с улыбкой крокодила на пол-лица.
— О, кто к нам пришёл! Бездомный по объявлению! — пропела она, скрестив руки на груди.
Алексей посмотрел на неё так, что у нормального человека волосы бы выпали в тапки.
— Пустите Марину, — коротко бросил он.
— Она сама решит, что ей делать, — холодно отрезала Татьяна Сергеевна и сделала театральный жест в сторону кухни. — Проходи. Поговорим.
Алексей зашёл. Его словно окатило ледяной водой.
Марина сидела за столом. Перед ней — два пакета. Один — с её вещами. Второй — с его. Всё было уложено аккуратно, как на конкурс «Лучшее изгнание года».
— Я решила, — тихо сказала Марина, не поднимая глаз.
— Я остаюсь здесь. С мамой.
Щелчок. Внутри у Алексея что-то отломилось.
— Серьёзно? — голос его был странно спокойным. — То есть мы — вот это вот всё... — он махнул рукой, обрисовывая годы вместе, свадьбу, рождение сына — это было так, побаловаться?
— Не побаловаться... Просто... я боюсь, — прошептала Марина.
Татьяна Сергеевна снисходительно улыбнулась, словно уже начала планировать, где поставит новый комод из ИКЕА.
— Боится она! Правильно делает! С тобой только в коммуналку и ехать!
Алексей встал перед ней. Близко. Так близко, что мог разглядеть мелкие морщинки у глаз — следы от бесконечной злобы, выгоревшей на солнце лет.
— Вы гордитесь собой, да? — тихо спросил он.
— Очень. — Татьяна Сергеевна приподняла подбородок. — Я спасаю дочь от жизни с человеком, который ничего не может дать.
Алексей усмехнулся.
Так, что мороз пробежал бы даже по коже с бронзовым загаром.
— А вы когда-нибудь слышали про бедность душевную? Вы в ней чемпион, поздравляю.
Тёща захлопала глазами. Обида вскипела на лице, как суп на плохом плите.
— Проваливай, Алексей. Ты нам больше не нужен. — сказала она с напускным спокойствием, но в голосе дрожал ледяной укол.
Алексей повернулся к Марине.
— Ты правда так думаешь?
Девушка медленно кивнула.
И тогда Алексей, не раздумывая, взял свой пакет, развернулся и вышел.
Он не хлопнул дверью. Не закричал. Не разбил посуду о стену, хотя очень хотелось.
Нет. Он просто ушёл.
Навсегда.
Прошло три месяца.
Алексей снял квартиру в старом доме на окраине. Делал ремонтик сам, матерясь на всё на свете и вспоминая, как он раньше строил свою жизнь, как дом из песка.
И знаете что? Постепенно стало легче.
Он завёл собаку. Купил себе новые ботинки. И впервые за долгое время почувствовал, что живёт для себя, а не для кого-то, кто будет потом бросать его, как старую перчатку.
Марину он видел случайно — в супермаркете.
Она шла с пакетами, а рядом вцепилась в её руку Татьяна Сергеевна, которая раздавала ценные указания:
«Возьми майонез жирный, твой вонючий диетический всё равно никто есть не будет!»
Марина выглядела постаревшей лет на десять.
Но Алексей даже не остановился.
Пусть теперь сама варится в том, что выбрала.
Он шёл дальше.
Прямо. Без оглядки.
Финал.