Обвал мировых цен на нефть может представлять значительный риск для военной машины России, резонно считает доцент-исследователь в области международных отношений Лондонской школы экономики и политических наук Люк Купер
Решение Саудовской Аравии увеличить поставки нефти в условиях падения мирового спроса может поставить под угрозу российские военные действия. Поскольку Россия уже продает свою нефть по сниженным ценам и с более высокими затратами на добычу, низкие цены на нефтяных рынках могут повлиять на ее способность финансировать агрессию в Украине.
Россия и Саудовская Аравия уже сталкивались на нефтяных рынках. В течение короткого месячного периода в начале пандемии Covid19 Россия развязала глупую ценовую войну, увеличив добычу, когда мир оказался в состоянии изоляции. Как только Саудовская Аравия ответила тем же, цены на нефть пошли вниз. Иллюстрацией того, как геополитика «переопределяет» нефтяные рынки, стала угроза президента США Дональда Трампа отозвать американскую военную помощь из Саудовской Аравии, которая якобы послужила толчком к переговорам, положившим конец кризису. Под таким геополитическим давлением и при падении спроса на рынке, что сделало ценовую войну потенциально губительной для всех сторон, Россия и Саудовская Аравия отступили, согласившись на сокращение поставок, необходимое для стабилизации мировых цен.
Как рассказывается в книге профессора Кембриджского университета Хелен Томпсон «Беспорядок: Тяжелые времена в XXI веке», избыток предложения нефти в 2014-2016 годах был также обусловлен конкурентной позицией США, России и Саудовской Аравии. Тогда, как и сейчас, Саудовская Аравия увеличила поставки нефти на мировой рынок в период падения спроса, преследуя экономическую цель - сдержать американские инвестиции в сланцевую нефть и геополитическую цель - заставить Россию и Иран отказаться от поддержки режима Асада в Сирии. То, что Россия смогла пережить финансовый кризис, вызванный сочетанием западных санкций и саудовского расширения поставок нефти, выйдя из него с сохранением режима Асада и стабильным удержанием Россией оккупированных южных и восточных районов Украины, является полезным предупреждением для надежды на то, что нынешняя конъюнктура может оказаться проблематичной для путинского режима. Но если учесть, что России грозят гораздо более радикальные внешние санкции - фактически полное исключение из западного торгового и финансового порядка - и ведение чрезвычайно дорогостоящей тотальной войны против Украины, то конъюнктура конца 2024 года представляет собой гораздо более серьезный вызов.
Пределы военного кейнсианства
Тенденции на мировом рынке нефти оказывают сильное влияние на стратегический выбор России. К 2030 году, по прогнозам Международного энергетического агентства, мировое предложение превысит спрос примерно на 8 миллионов баррелей в день, и эта ситуация, по их мнению, будет «ошеломляющей» и «беспрецедентной» (за исключением пандемии Covid19). Поскольку в Иране и странах Персидского залива нефтяные скважины расположены близко к поверхности, что делает их добычу экономически эффективной, эти государства находятся в гораздо более выгодном коммерческом положении, чтобы справиться с падением цен на нефть. Их безубыточная цена для новых буровых проектов также намного ниже, чем у их международных конкурентов, включая Россию и США.
Переходя к более конкурентоспособной позиции, Саудовская Аравия бросает вызов более дорогостоящей американской добыче, но при этом молчаливо признает, что группа ОПЕК+ имеет меньшую власть над ценообразованием. Для России это худший вариант из двух возможных. В отличие от Соединенных Штатов, ее экономика зависит от нефти и выигрывает от власти картеля ОПЕК+. Однако, в отличие от Саудовской Аравии, ее нефть не является дешевой в добыче, что делает ее плохо подготовленной к работе в условиях низких цен. Это обуславливает краткосрочную эскалационную логику войны России против Украины, требующую быстрых успехов на поле боя до возникновения условий на рынке нефти с низкими ценами.
Поскольку с 2014 года нефть составляет 30-50 процентов годовых доходов государственного бюджета, Россия по своей сути является нефтегазовым государством.
Успешная адаптация российской внутренней экономики к военным действиям стала важной историей полномасштабного вторжения на сегодняшний день. Российское государство использовало комплекс мер, которые Владимир Ищенко, Илья Матвеев и Олег Журавлев называют «военным кейнсианством», когда расходы, связанные с войной, стимулировали спрос в экономике. Они отмечают, в частности, важные распределительные эффекты этой политики в плане роста заработной платы и расширения промышленности, то, как это могло повлиять на поддержку военных действий среди российских рабочих классов, а также внутренние ограничения, с которыми столкнулась эта политика в виде острой нехватки рабочей силы, сдерживавшей экономический выпуск.
Если рассматривать российскую военную экономику в глобальном контексте, признавая ее зависимость от нефти, это поможет нам составить более полное представление о ее уязвимости. Хотя санкции нарушили связь России с западными рынками, это не делает ее военную экономику автаркичной. Напротив, доходы от экспорта нефти имеют решающее значение. Как утверждает Оксфордский институт энергетических исследований, российская экономика дуалистична в том смысле, что ее можно разделить на секторы, приносящие доход (важнейшим из которых является нефть), и секторы, зависящие от доходов, которые поддерживаются за счет распределения ренты. Поскольку с 2014 года на нефть приходится 30-50 процентов ежегодных доходов государственного бюджета, Россия по своей сути является государством-нефтепромышленником. Режим Путина управляет этой рентой и использует ее для финансирования военной агрессии в Украине.
Хотя Россия не публикует данные о торговле после полномасштабного вторжения, по оценкам Брейгеля, несмотря на успешное применение военных кейнсианских инструментов, она продолжает финансировать свой торговый дефицит по неископаемым товарам за счет продажи ископаемого топлива (обеспечивая общий профицит). Поскольку этот импорт необходим для удовлетворения потребностей российского населения и военных действий государства, сохранение потока нефтяной ренты имеет решающее значение.
Россия сталкивается с ростом издержек, продавая нефть на рынки со скидкой (что выгодно незападным покупателям в целом и Индии и Китаю в частности).
Таким образом, российская нефть является одновременно и источником силы, финансирующим агрессивную войну, и потенциальной уязвимостью, поскольку она чувствительна к изменениям цен на мировом рынке. Полномасштабное вторжение привело к санкциям, увеличивающим производственные затраты режима, обвалу западного спроса с переходом к альтернативным поставщикам и ограничению цен на продажу нефти. Таким образом, Россия столкнулась с ростом издержек, продавая нефть на рынки со скидкой (что выгодно незападным покупателям в целом и Индии и Китаю в частности). Страна смогла адаптироваться к этим изменениям, но пока не столкнулась с ситуацией превышения мирового предложения нефти над спросом.
Особенность неравномерного и комбинированного развития государства заключается в том, какую роль в формировании его геополитической и экономической траектории могут играть «дальние» события. Это видно на примере ряда случайностей с участием множества акторов и театров конфликтов, которые, вероятно, определят, будет ли Россия продолжать продавать нефть по цене, необходимой для финансирования ее военных действий: масштабы спроса на нефть в условиях «зеленого» перехода, особенно в Китае, на который в 2023 году придется четыре пятых роста мирового спроса; насколько агрессивно Саудовская Аравия стремится расширить мировое предложение, чтобы отвоевать долю рынка у своих конкурентов; и отступят ли Израиль и Иран от грани тотальной войны, в результате которой, согласно одному из сценариев, Ормузский пролив, «самый важный нефтяной узел в мире», может стать местом конфликта. Если эти факторы будут развиваться таким образом, что приведут к обвалу цен на нефть, эквивалентному по масштабам 2014-2016 годам, российский режим может столкнуться с трудностями в финансировании своей военной экономики, по крайней мере, в «прогрессивной» с точки зрения распределения по отношению к своим рабочим форме.
© Перевод с английского Александра Жабского.
