Началось все с драки. Обычно драка случается в кульминационный момент сюжета, а вот у нас – наоборот, с нее все и началось.
Итак, в тот день мы получили стипендию (тогда - «стипуху») и дружной компанией, как водится, отправились отметить это радостное событие в ресторан.
Во времена «дорогого Леонида Ильича» посещение злачных мест не наносило ощутимого удара по бюджету. Нехитрый закусон, включавший эскалоп с салатом, плюс бутылка вина для отвода глаз (остальное втихую проносилось с собой) – вот и готова скромная поляна. Как говорится, дешево и сердито.
В общем, сидим, выпиваем и закусываем, и вдруг слышим за соседним столом иностранную речь. Если бы дело происходило в девяностые, на это бы никто и внимания не обратил. Но на дворе стоял 1979-й, и иностранцы воспринимались, как люди с другой планеты.
Автор статьи пожелал остаться анонимным, но за достоверность рассказанных историй я, автор канала В ЖИЗНИ И В КИНО, ручаюсь!
Прислушались - немцы! Вполне естественно, что нам захотелось пообщаться. Благо, учились мы на факультете иностранных языков, и более-менее языками владели: кто - немецким, кто - английским. Как выяснилось, немцы свободно говорили на обоих. Так что завязалась вполне непринужденная беседа.
А неподалеку сидела подвыпившая компания, которой наш разговор на непонятном языке не понравился. Слово за слово, «вечер перестал быть томным», как говорилось в известном фильме, и все логически завершилось потасовкой. Обошлось, правда, без последствий и без вмешательства органов правопорядка.
В результате произошла смычка советских студентов и немецких пролетариев, совместными усилиями нам удалось отбиться, и именно с этого происшествия началось наше общение.
О, юные несмышленыши! И чем мы только думали! До падения берлинской стены оставалось еще немало времени, а наши обретенные приятели оказались как раз с той, недружественной нам стороны, из ФРГ, а именно из Гамбурга.
Время было смутное, неспокойное. Далеко позади остался тот самый Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957-го года, когда в СССР приехали тысячи молодых людей из 130 стран, резко увеличив число смуглых детей на улицах наших городов.
Оттепель сменил железный занавес. За иностранцами строго приглядывали люди из соответствующих структур, а уж общение с ними во времена «застоя» могло плачевно закончиться для советских граждан.
В те годы выходило немало фильмов-«агиток», которые предостерегали от связей с иностранцами, тем более западными. Помню «Судьбу резидента», где молодой советский ученый поддался чарам француженки (ее изображала Эдита Пьеха) и чуть было не выболтал вражеским спецслужбам какие-то секреты.
В детективе «Возвращение «Святого Луки» наши недобропорядочные граждане пытались переправить за рубеж предметы искусства, но были своевременно задержаны доблестными правоохранительными органами.
Еще был прибалтийский фильм «Двойной капкан», там подлые контрабандисты снабжали нашу молодежь всякими похабными журнальчиками и шмотками, развращая их неокрепшее сознание.
Все эти картины мы смотрели, но всерьез их не воспринимали. Никакими диссидентами мы не были, секретами не владели и уж, конечно, об измене Родине не помышляли. Для нас встречи с немцами были своеобразным сладким запретным плодом.
Понять нас можно. Если в столицах еще можно было встретить иностранных граждан, то в нашей провинции, в областном центре в 400 км от Москвы, порой мелькали только чернокожие студенты, которые грызли гранит науки в местном сельскохозяйственном институте.
И тут вдруг – немцы! Да еще из абсолютно неведомой Западной Германии. Ну, пришельцы, одним словом.
Без зазрения совести мы приглашали их к себе домой. Они приходили, мы болтали, слушали музыку, говорили о кино, немного выпивали. Звали их Герман, Вернер и Петер.
Они рассказывали нам о фильмах, о которых мы никогда не слышали – «Крестный отец», «Полет над гнездом кукушки». О новинках рок-музыки - с этим у нас было попроще, новые пластинки попадали за железный занавес сравнительно быстро. В общем, было интересно и необычно, тем более появилась возможность попрактиковаться в иностранном языке.
Один раз мы пригласили их в лучший в городе пивной бар. Он открылся сравнительно недавно, был достаточно оригинально оформлен, и мы им страшно гордились. Решили похвастаться.
Немцы интерьер оценили по достоинству, похвалили. Зато по поводу нашего «Жигулевского» сказали так: «То, что вы называете пивом – совсем не пиво». Тут не поспоришь, тем более, что вкуса настоящего немецкого пива мы не знали.
Частенько ходили вместе на дискотеки. Тут программа была расписана заранее. Девчонки липли на иноземцев, как пчелы на мед. Происходил традиционный «съем», и после танцев всей компанией мы заваливались в детский сад, где я подрабатывал ночным сторожем.
Вели себя более-менее пристойно, к утру все убирали, диких оргий не устраивали, но и одними разговорами с девчонками не ограничивались. Хорошо, что родители детсадовских ребятишек о наших ночных посиделках так никогда и не узнали…
Вообще, степень нашей наивности, граничащей с идиотизмом, никаким измерениям не поддавалась. Это уже позже мы узнали, что за каждым из наших новых приятелей велось круглосуточное посменное наблюдение, и каждый их шаг (а, значит, и наш) постоянно фиксировался.
Немцы были простыми рабочими парнями, занимались они установкой и наладкой станков на одном из заводов. Никаких провокационных разговоров не вели и лишних вопросов не задавали. Впрочем, это и не имело значения.
В нашем провинциальном городке их появление уже было событием для известной всем конторы. Ее сотрудники, как и мы, до сей поры иностранцев так близко не видели, и теперь они заранее потирали руки, предвкушая шумное дело.
В сущности, эта история действительно могла бы для нас плохо закончиться. Спасло то, что, невзирая на тотальную слежку, мне и моим друзьям нельзя было предъявить ничего крамольного. Джинсы мы у немцев не покупали, подарков от них не принимали и предосудительных разговоров не вели. Ну, а то, что пару раз вместе участвовали в распитии нашего главного национального напитка – так это испокон века за грех не считалось.
Да, потаскали нас по разным кабинетам и вопросов много задавали. У меня, например, поинтересовались, с какой целью я подарил немцу альбом с русскими иконами. Я выразил недоумение, и товарищ в штатском заметил:
- Вы же вроде бы взрослый человек. Неужели вы не понимаете, что с их технологиями они там спокойно смогут стереть весь текст и написать то, что им понадобится?
Я ответил, что такую же точно книгу этот самый немец мог без проблем купить в любом нашем книжном магазине, и, если это ему уж так необходимо, впечатывать туда свой текст.
На что получил сакраментальный ответ:
- Ты мне это бросьте!
Но, в общем, обошлось без репрессивных мер. Мы выдохнули.
Правда, предложили нам посотрудничать с органами, с целью выявления среди молодежи неустойчивых элементов. Но мы под разными благовидными предлогами дружно отказались: Павлик Морозов никогда не был для нас примером для подражания. Так что – пронесло…
А вот другим повезло меньше.
Нескольких студентов вышибли из института: они буквально скупили всю одежду у иностранцев, от рубашек до обуви. Пришлось нашим немцам одеваться в советские шмотки. И ведь что интересно: идет такой вот германец в брюках от фабрики «Большевичка» и в ботинках-скороходах, а все равно видно, что не наш человек. Видимо, взгляд не тот…
В итоге наших студентов обвинили в спекуляции и прямиком со студенческой скамьи отправили в армию.
Такие дела... Ну, а мы сделали соответствующие выводы и с иностранными гражданами больше не общались. Да, честно говоря, и они к нам в город не заглядывали. Вплоть до начала перестройки, когда прибыл целый десант девушек из Польши.
Но это уже совсем другая история…
