Рассматривая раритетные карты России, созданные в XVII веке европейскими картографами, вы непременно обнаружите топоним Cargopolia. Причем, судя по размеру шрифта, эта местность немногим уступала по значимости «фундаментальным» географическим названиям - Moscovia и Novogardia.
Топкое место в лесу
Название старинного русского города в Архангельской области – «Каргополь» вызывает некоторое недоумение. Сочетание русской сказки и чего-то древнегреческого… Окончание «поль» в географических названиях обычно имеет греческое происхождение - от «полис» - город. Так, Константинополь переводится как «город Константина», а Адрианополь – «город Адриана».
![[bigImg][/bigImg]](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/271828/pub_670e63e3b43d2214d710fb05_670e6412423ebf3edb987672/scale_1200)
Русские города с названиями, содержащие в себе «поль», например, Севастополь, Тирасполь или Симферополь, получили их в большинстве случаев в царствование Екатерины II и ее внуков, Александра I и Николая I, когда вся Европа переживала увлечение культурой древней Греции. Но с Каргополем все сложнее.
Название появилось задолго до увлечения греческой модой, оно упоминается еще в XV веке, а «поль» в нем означает вовсе не город, а просто «русское поле». Но откуда взялась «карго»?
Вопреки первой, возникающей при этом слове ассоциации, лингвисты видят здесь не старую ведьму, а медведя (на финском «каргу») и «ворону» (на тюркских языках «карга»). В этом свете, Каргополь переводится либо как «Медвежье», либо как «Воронье поле». Существуют и другие версии: на реке Онеге, где стоит Каргополь, словом «карга» называют каменистый берег, заливаемый водой. Немецкий языковед Макс Фасмер также под «карга» понимал «топкое место в лесу», а Даль – «хрящеватое, ровное дно озера». Что есть, то есть – болот и топей в окрестностях Каргополя хоть отбавляй.
Особый характер
Когда-то Каргополь являлся узловым центром северных торговых путей. Братался с Господином Великим Новгородом, немного сторонился амбициозной Москвы Ивана III. Иоанн IV даровал местным купцам монопольное право на торговлю рыбой и солью с Белого моря. К началу XVII века город стал одним из ключевых торговых центров Московии, который влиял на всю экономику России.
В это время в Каргополе сформировалась уникальная школа зодчества: знаменитый искусствовед и реставратор Игорь Грабарь в XX веке напишет о каргопольских храмах, что они способны «соперничать с дворцами раннего флорентийского Возрождения по изысканности пропорций и вкуса».
В годы смуты Каргополь трижды штурмовали поляки, но город выстоял. Каргопольцы отличались особым характером – не случайно, что выходцы из Каргополья при первых Романовых отправлялись на освоение новых восточных территорий – Урала и Сибири. Уже в XIX веке собиратель русских былин Александр Гильфердинг так охарактеризует местных жителей: «Народа добрее, честнее и более одаренного природным умом и житейским смыслом я не видывал; он поражает столько же своим радушием и гостеприимством, сколько отсутствием корысти».
Жертва
Вероятно, Каргополь мог стать одним из великих русских городов, но история смирила каргопольцев. Сначала Петр I, который никогда не отличался любовью к Русскому Северу, сделал ставку на Балтику. Это отрезало город от главных торговых магистралей. А затем, в 1765 году, Каргополь почти полностью уничтожил небывалый пожар.
Каргопольцы долгое время уповали на визит Екатерины II, который мог дать импульс к возрождению города, но императрица так и не посетила Каргополье. Правда, в 1781 году Екатерина утвердила герб Каргополя в виде пылающего барана. Смысл этого символа так и остался неразгаданным.
Историки говорят, что якобы у жителей Русского Севера был особый обряд – «баранье воскресение», когда барана приносили в жертву Илье-пророку, и герб несет в себе идею самопожертвования и возрождения из пепла. Но некоторые комментаторы видели в «огненном овене» знамение окончательного упадка некогда великого Каргополья.
Ближайшая железнодорожная станция к нынешнему Каргополю находится в 80 км. Город, которые еще в XVII веке британские послы называли одним из самых крупнейших и процветающих на Русской Земле, спрятался от нового мира непроходимыми лесами. Город-затворник живет в изгнании уже несколько столетий; тихо спивается и смиренно ожидает смертного часа. Вместе с ним может уснуть и надежда на истинное русского возрождение, «баранье воскресение». Вместе с ним может угаснуть искра, питающая то, что называют русской душой.
