Людмила сидела у окна, вглядываясь в серую пелену дождя. Капли стучали по стеклу, словно отбивая ритм её одинокой жизни. Десять лет... Десять долгих лет прошло с тех пор, как не стало Михаила. Теперь в их — нет, в её — квартире царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых часов да редкими вздохами самой Людмилы.
Внезапно тишину разорвал звонок в дверь. Резкий, требовательный — совсем не похожий на звонки соседки Нины Петровны или почтальона. Людмила вздрогнула, поправила седую прядь и, кряхтя, поднялась с кресла.
— Кто там? — спросила она, подойдя к двери.
— Ма, открывай. Это я.
Сердце Людмилы ёкнуло. Этот голос... Хриплый, уставший, но такой родной. Семён? Неужели?..
Дрожащими руками она открыла замок. На пороге стоял он — её мальчик, её кровиночка. Только совсем не мальчик уже. Осунувшийся, небритый, с потухшим взглядом.
— Сёма? — выдохнула Людмила.
— Привет, ма, — Семён криво усмехнулся. — Примешь блудного сына?
Людмила молча отступила, пропуская его в квартиру. Семён прошёл мимо, волоча за собой потрёпанную сумку. От него пахло дешёвым табаком и чем-то кислым — то ли немытым телом, то ли перегаром.
— Господи, Сёмушка, что случилось? — Людмила засуетилась вокруг сына. — А где Лена? Танечка где?
Семён поморщился, словно от зубной боли.
— Нет больше Лены. И Таньки нет. Ушли они, ма. Бросили меня.
Людмила охнула, прижав ладонь ко рту.
— Как же так, сынок? Почему?
Семён раздражённо дёрнул плечом.
— А ты как думаешь? Не вписался я в их райскую жизнь. Видите ли, пью много. Да у кого ж не бывает? Подумаешь, загулял пару раз...
— Сёмушка...
— Ладно, ма, хорош причитать. Есть у тебя чего пожрать? Умираю с голодухи.
Людмила засуетилась, бросившись на кухню. Пока она разогревала борщ и нарезала хлеб, в голове крутился рой мыслей. Вот он, сынок, вернулся. Только радости почему-то не было. Горечь, тревога, смутное предчувствие беды — но не радость.
Семён жадно набросился на еду, чавкая и роняя капли борща на скатерть. Людмила смотрела на него, и сердце сжималось от боли. Куда делся её красавец-сын? Тот самый Сёмочка, который когда-то с отличием окончил школу, поступил в институт, женился на Леночке...
— Ты это, ма, — пробормотал Семён с набитым ртом. — Я тут у тебя поживу немного, ладно? Пока не встану на ноги.
Людмила кивнула. А что ей оставалось делать? Не выгонять же родного сына на улицу.
— Конечно, сынок. Живи сколько нужно.
Семён хмыкнул и потянулся за бутылкой минералки.
— А водочки у тебя нет?
...
Дни потянулись серой вереницей. Семён почти не выходил из дома, целыми днями валяясь на диване перед телевизором. Людмила пыталась расшевелить сына, предлагала поискать работу, сходить в центр занятости. Но все её попытки разбивались о глухую стену раздражения.
— Отстань, ма! Сам разберусь, — огрызался Семён. — Лучше денег дай — пиво кончилось.
И Людмила давала. Выгребала последние копейки из заначки, экономила на лекарствах. Лишь бы сыночку было хорошо, лишь бы не ушёл опять.
А по вечерам в квартире становилось шумно. Семён приводил друзей — таких же помятых жизнью мужиков с сизыми носами и мутными глазами. Они пили, орали песни, спорили о политике. Людмила запиралась в своей комнате, зажимая уши руками.
Однажды утром она обнаружила пропажу — исчезли её любимые серёжки, подаренные Михаилом на серебряную свадьбу.
— Сёма, ты не видел мои серёжки? — спросила она, холодея от нехорошего предчувствия.
Семён дёрнулся, отводя глаза.
— Какие ещё серёжки? Не знаю я ни о каких серёжках!
— Но как же... Они всегда лежали в шкатулке...
— Да говорю же — не видел! — рявкнул Семён. — Может, сама куда задевала, склерозница старая!
Людмила отшатнулась, словно от пощёчины. В глазах защипало.
— Прости, сынок. Наверное, и правда, забыла куда положила...
Она медленно побрела на кухню. Руки дрожали, когда она наливала чай. "Господи, — думала Людмила. — Что же делать? Как помочь Сёмушке? Ведь пропадает мальчик..."
А "мальчик" тем временем катился по наклонной. Пил всё больше, становился всё агрессивнее. Деньги из кошелька Людмилы исчезали с пугающей скоростью. Однажды она посмела возразить, когда Семён потребовал ещё денег на выпивку.
— Сынок, у меня же пенсия только через неделю...
— Да плевать мне на твою пенсию! — заорал Семён, сжимая кулаки. — А ну гони сюда бабки!
— Сёмушка, миленький, нету больше...
— Врёшь, старая! — Семён с размаху ударил кулаком по столу. Людмила вздрогнула, сжавшись в комок. — Думаешь, я не знаю, что ты заначки прячешь? Где деньги?!
Он надвигался на мать, наливаясь яростью. Занёс руку для удара...
— Сынок, не надо! — вскрикнула Людмила, закрывая голову руками.
В этот момент в дверь позвонили. Семён замер, тяжело дыша.
— Чтоб через пять минут деньги были, — процедил он сквозь зубы. — Поняла?
И, пошатываясь, пошёл открывать.
На пороге стояла соседка, Нина Петровна.
— Здрасьте, Семён Михалыч, — пропела она. — А я тут Людмиле Ивановне пирожков принесла. Можно к вам?
Семён что-то буркнул и отошёл в сторону. Нина Петровна, бочком протиснувшись мимо него, прошла на кухню.
— Ой, Людочка, что с тобой? — всплеснула она руками, увидев бледное лицо соседки. — На тебе лица нет!
— Ничего-ничего, Ниночка, — пробормотала Людмила. — Это я так... Давление.
Нина Петровна поджала губы, но промолчала. Только выразительно посмотрела в сторону комнаты, где скрылся Семён.
Когда соседка ушла, Людмила достала из заветной коробочки последние сбережения.
— Вот, сынок, — сказала она дрожащим голосом. — Возьми. Только, может, на еду потратишь? А то холодильник совсем пустой...
Семён выхватил деньги и. не глядя на мать, выскочил из квартиры. Людмила опустилась на стул, закрыв лицо руками. Из груди вырвалось глухое рыдание.
"Господи, за что? Почему всё так? Сёмушка, мальчик мой, что же с тобой стало?.."
...
Звонок в дверь, раздался глубокой ночью. Людмила вздрогнула, вырванная из тревожного сна. На негнущихся ногах поплелась открывать.
На пороге стояли двое полицейских. У Людмилы ёкнуло сердце.
— Гражданка Соколова? — спросил один и них. — Семён Михайлович Соколов — ваш сын?
Людмила молча кивнула, чувствуя как как земля уходит из-под ног.
— Ваш сын задержан, за попытку ограбления продуктового магазина. Вы можете проехать с нами в отделение для дачи показаний.
В ушах зашумело. Людмила покачнулась, хватаясь за дверной косяк.
— Мама, вам плохо? — участливо спросил второй полицейский. — Может, скорую?
— Н-нет, — прошептала Людмила. — Всё хорошо. Сейчас... Сейчас оденусь...
В отделении было шумно и накурено. Людмила сидела на жёстком стуле, механически отвечая на вопросы следователя. Где работает Семён? Нигде. Злоупотребляет ли алкоголем? Да. Были ли раньше проблемы с законом? Нет, никогда...
Сына ей так и не показали. Сказали — в КПЗ, до выяснения обстоятельств.
Домой Людмила вернулась под утро. Села у окна, глядя, как занимается хмурый рассвет. В голове было пусто.
— Что же ты наделал, сынок? — прошептала она в пустоту. — Как же так вышло?
Ответом ей была тишина.
...
— Людмила Ивановна, вы меня слышите?
Людмила моргнула, возвращаясь в реальность. Перед ней сидел Аркадий Семёныч, сосед снизу. Добрый мужик, бывший юрист.
— Простите, Аркадий Семёныч. Задумалась.
— Я говорю — вам нужно себя обезопасить. Семён получил два года. Но что будет, когда он выйдет? Вы уверены, что он изменится?
Людмила молчала. Перед глазами стояло перекошенное от ярости лицо сына, занесённый для удара кулак.
— Послушайте моего совета, — мягко сказал Аркадий Семёныч. — Лишите его права на жилплощадь. Это единственный способ защитить себя.
— Но как же... — пробормотала Людмила. — Он же мой сын...
— Который чуть вас не убил, — жёстко ответил сосед. — Подумайте хорошенько, Людмила Ивановна. Я помогу с документами, если решитесь.
...Месяц спустя все бумаги были подписаны. Людмила стояла у окна, глядя на хмурое осеннее небо. По стеклу сбегали дождевые капли.
— Прости меня, сынок, — прошептала она. — Может, это и к лучшему. Может, одумаешься там, в тюрьме-то...
Но в глубине души она знала — не одумается. Потерян её мальчик, потерян безвозвратно.
...
Шли годы. Людмила старела, всё реже выходя из дома. Нина Петровна захаживала почти каждый день — приносила продукты, судачила о соседях.
Семён так и не объявился. Ни одной весточки за все эти годы.
Каждый вечер Людмила зажигала лампадку перед иконой Богородицы.
— Матушка, — шептала она. — Сохрани и помилуй сына моего непутёвого. Вразуми его, наставь на путь истинный...
А по ночам ей снился маленький Сёмушка — кудрявый, голубоглазый, звонко смеющийся. Людмила просыпалась с мокрыми от слёз глазами.
— Прости меня, сынок, — шептала Людмила в ночи.
Интересный рассказ: