Ночью комбат передал мне приказ обеспечить прохождение тыловой колонны бригады. Ротный участок сопровождения растянулся почти на семь километров, и нам с трудом хватило времени, чтобы до рассвета выставить посты. Мой бронетранспортёр стоял метрах трёхстах от выезда на бетонку, а экипаж, по настоянию Печенегова был усилен тремя стрелками и техником роты Пашкой. Так. На всякий случай.
От остывшего за ночь песка к небу поднимались еле видимые испарения, вызывающие неприятный озноб. Было довольно прохладно. Замполит, поплотнее запахнув бушлат, огляделся по сторонам и, не выдержав затянувшегося молчания, повернулся ко мне:
- Слушай, командир. А ты и в самом деле не испугался? Ну… Тогда… Когда по нам пальнули?
Я пожал плечами:
- Испугался, конечно, но не за себя, а за бойцов. Подумал, что вот сейчас вторым выстрелом кого-нибудь положат. Джураева или связиста. Или, не дай Бог, тебя. Что тогда делать-то?
Глаза старлея вспыхнули недоверием:
- Прям-таки за меня испугался? А за себя что, не страшно было?
Я усмехнулся:
- Знаешь, комиссар? Не успел как-то. Первый раз в такую ситуацию попал, вот и не успел… Потом, уже в районе, в голову мысль пришла, мол, если бы меня зацепило, то вроде как и спроса не будет. Ни по партийной линии, ни по человеческой. А за людей страшно стало.
Зам почему-то злорадно ухмыльнулся:
- Партийной ответственности испугался? Понимаю.
Я внимательно посмотрел ему в глаза:
- Ничего ты не понимаешь! Я за их жизни отвечаю. И неважно, перед кем или перед чем.
Тот не выдержал и отвел взгляд:
- Да понимаю я! Не дурак. А тебе в голову не приходит мысль, что и у нас с тобой по одной жизни? Никак не въеду. То ли ты прикидываешься, то ли и в самом деле… Не от мира сего…
Мне расхотелось вести разговор на философские темы. Подавив зевок и размяв плечи, я кивнул в сторону восходящего солнца:
- Смотри, политрук, красота-то какая!
Зам сплюнул и равнодушно ответил:
- Да пропади она пропадом, красота эта. Не наша она... Не наша…
Из люка показалась голова техника. Оглядевшись по сторонам, Павел полностью вылез и, широко зевнув, сказал себе под нос:
- Перед рассветом в пустыне всегда холодно. Не понимаю, как афганцы босиком по песку ходят? И в жару, и в холод…
Политрук дружелюбно взглянул на прапорщика:
- Что, Пашка, выспался?
- Да что-то не пойму. Вроде урвал полтора часа для сна, а голова гудит, как с похмелья. – Павел ещё раз зевнул и развернулся ко мне. – Комбат и в самом деле приказал не высылать нештатных сапёров?
Я кивнул:
- Приказал. Говорит, что выезд спецы из сапёрной роты проверили, а всю трассу до бетонки ещё ночью бэмээрки прокатали.
Техник выгнул спину и, закрыв, глаза сладко потянулся. Как кот на завалинке:
- Проверить-то они, проверили. Вот только гарантий нет, что все мины вытащили. Не зря же их бэмээрки «уё…ми» зовут? Пару-тройку завсегда пропустят. - Ещё раз зевнув, прапорщик спохватился и виновато взглянул на меня. - Извините, товарищ капитан. Что-то ломает меня…
Замполит хлопнул Пашку по плечу:
- Ты зевай, Пашуля, зевай себе на здоровье. Не стесняйся…
***
Солнце прошло уже половину пути к зениту, и пустыня вернула свой привычный для нас облик. Павел повернулся ко мне:
- Ну вот. Сейчас тылы нашего батальона пройдут, и можно будет сниматься.
Я только что закончил радиообмен со взводными и с нарастающим нетерпением ожидал окончания сопровождения. Чувство неясной тревоги почему-то не оставляло меня. Из командирского люка показался заспанный замполит:
- Ну что, командир? Долго ещё?
- Нет, недолго. Прошла почти вся колонна. Взводные доложили, что всё пока нормально. Остались тылы нашего батальона.
- Скорей бы! Надоело без дела здесь торчать.
Я почувствовал, как усилилось чувство тревоги:
— Вот что, друзья-товарищи. Отставить расслабуху! Всем приготовить оружие. Джураев, посмотри, наводчик часом не заснул?
Глаза замполита округлились:
- Командир, ты чего? Всё ведь спокойно?
- Сам не знаю. Что-то на душе тревожно.
Павел взглянул на меня и, дослав патрон в патронник автомата, одобрительно кивнул:
- Всё правильно, командир! Расслабляться сейчас нельзя. Мне тоже что-то муторно. – Он поправил разгрузку на груди. – Кажется, наши идут. Смотрите, товарищ капитан. Вон головной камаз показался…
Я посмотрел в сторону, куда указывал техник. Слабый ветер разогнал пыль, и из-за бархана показался тент грузовика.
- Молодец, прапорюга! Хорошее у тебя чутьё.
Техник довольно улыбнулся, но ответить не успел. То ли водитель, превысив скорость, не удержал машину в колее, а может быть, сапёры действительно недосмотрели и пропустили мину на дороге. Но из-под заднего моста трёхосного автомобиля вдруг вырвался столб огня и пыли. Камаз завилял по грейдеру и, проехав ещё метров сто, остановился недалеко от нашего поста. Через секунду откуда-то с неба упало колесо и, подпрыгнув от камня, подкатилось к бронетранспортёру. Мне показалось, что я чётко вижу испуганные и бессмысленные глаза водителя подорвавшегося автомобиля. Санинструктор, не дожидаясь команды, схватил сумку и, перекинув автомат за спину, помчался к грузовику. Замполит растеряно прокомментировал:
- Совсем как в детском фильме «Морозко» … Ну, когда главный герой разбойничьи дубинки в небо забросил…
Техник взглянул на меня:
- Разрешите, я тоже метнусь? А то, когда ещё техничка подойдёт? Мы задний мост камаза поддомкратим и к раме привяжем. Не впервой. Сейчас ещё три машины пройдут и только потом…
Внезапная мысль молнией ударила в мозг:
- Ещё три машины? Здесь ведь сужение дороги? Затор возникнет. Вот что, Михалыч! Ты давай к камазу, а я... Короче, мне с комбатом связаться надо.
***
Машинально взглянув на часы, я увидел, что с момента подрыва прошло не больше двадцати секунд. Оказывается, время умеет замедляться. Не думал, что в такой короткий отрезок может уложиться столько событий. Тряхнув головой, чтобы прогнать ненужные мысли, я связался с командиром батальона и доложил о происшествии, попросив задержать отставшую часть колонны до окончательного прояснения обстановки. Майор отреагировал быстро:
- Думаешь, что духи специально затор хотят на выезде устроить? – Комбат говорил открытым текстом. Без кодировок и шифрования. — Высылаю к тебе разведвзвод. Они быстрее по бетонке подскочат, чем твои через пустыню. Действуй!
Приказав командиру первого взвода выдвинуть один бэтээр поближе к нашему посту для прикрытия левого фланга, я взглянул на солдат, сидящих на броне:
- Все трое со мной. Связист - остаёшься при замполите. Комиссар - выезжай на бетонку. Оттуда хорошо правый фланг прикрывать. Богдана слушайся. Он человек опытный, сообразит, где позицию выбрать. Всё понятно?
Старший лейтенант кивнул в знак согласия и залез вовнутрь машины. Мы одновременно спрыгнули с брони и побежали к гребню небольшой возвышенности. Оглянувшись назад, я увидел, как бэтээр тронулся в сторону бетонного шоссе.
***
Наша группа лежала на бархане уже семь минут. За это время комбат дважды выходил на связь, уточняя обстановку и информируя о времени подхода разведвзвода. Хотя я и сам слышал их переговоры. В последний раз выслушав мой доклад, майор с неуверенностью в голосе спросил:
- Слушай, а может, зря мы всё это затеяли? Может, и не будет ничего?
Сомнения и так терзали мою душу. Я не боялся прослыть паникёром и перестраховщиком. Я принял меры к отражению возможной атаки душманов, и поэтому мне было наплевать, что обо мне подумает тот же самый Лёха-однокашник в случае, если тревога окажется ложной.
- Нет. Думаю, что нам повезёт, если всё обойдётся. Место уж слишком подходящее… Дефиле по науке.
Комбат помолчал, потом сказал: «До связи» и радиостанция затихла. Я оглянулся. У повреждённого грузовика суетились ремонтники, пытаясь поставить машину на ход. Ко мне подполз Джураев и, осторожно прикоснувшись к руке, прошептал вполголоса:
- Товарищ капитан. Кажется, сейчас начнётся. Духи совсем рядом…
Солдат не успел закончить разговор, как на гребень соседнего бархана кормой вперед выехал пикап жёлтого цвета с закреплённой на платформе базукой. Всё случилось быстро и внезапно, хотя мы и ждали примерно такого развития событий. Вероятно, душманы тщательно готовились к вылазке: они учли и сужение дороги, и относительно слабую защищённость тыловой колонны. Не учли они только то, что нам придёт в голову занять позиции именно на гребне этого бархана и именно за семь минут до выхода на огневой рубеж. И без бинокля было видно, как с платформы «Тойоты» спрыгнули несколько человек с автоматами и гранатомётами, а два оставшихся моджахеда торопливо наводят безоткатку на кузов камаза, под завязку груженного боеприпасами. Время кровью запульсировало в висках. Прицелившись в наводчика, я негромко скомандовал:
- По пешим гранатомётчикам, длинными, огонь!
Все три ствола откликнулись одновременно. Моджахеды-артиллеристы, не ожидая отпора, замерли на пару секунд, которых мне хватило для прицельного выстрела. Душман, наводивший орудие через прицел, мешком рухнул с платформы автомобиля на раскалённый песок пустыни. Один из пеших гранатомётчиков, нелепо взмахнув руками, упал, да так и остался лежать на гребне. Я перевел прицел на заряжающего, но тот успел рухнуть на платформу, и мой выстрел не причинил ему вреда. Из-под колёс пикапа вылетело два песчаных потока… Автомобиль исчез из поля зрения. Прошло не более пяти секунд от начала боя, как позиция душманов опустела. На гребне бархана остались лежать два трупа и ручной гранатомёт. Ещё через пару секунд воздух разорвала очередь крупнокалиберного пулемёта. Джураев взглянул на меня:
- Наш наводчик засёк барбухайку. Только вряд ли достал. Товарищ капитан, я сбегаю за оружием? Нам в зачёт пойдет. Старый ротный так говорил.
Я повернулся на спину и перевёл дыхание:
- Знаешь, солдат? Я ведь первый раз в жизни в человека стрелял… Оружие чуть позже заберём. Сейчас разведчики подъедут, тогда и заберём.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа "Баловень" опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/