Уже в который раз Егор Фомич, накинув на плечи овчинный тулуп, выходил в сенцы, выкуривал папироску, снова возвращался в избу и садился в изголовье покойной жены. Посидев минут пять, снова вставал и уходил. Понимал, что так нельзя, что это неправильно, но поделать с собой ничего не мог. На душе было тяжело, скребли кошки. Даже не кошки, звери много крупнее разрывали нутро на части. И это точно было не из-за ухода его Анны. С мыслью о том, что её не сегодня - завтра не станет, он давно свыкся. Жена шибко болела последние полгода и её смерть не была неожиданной. И казалось бы, случилось то, что должно было случиться и убиваться так уж сильно не о чем. Все слёзы давно выплаканы, все слова сказаны. Но душу тянуло и выворачивало наизнанку, как от предчувствия огромной потери.
Егор Фомич снова чиркнул спичкой и отодвинул занавеску маленького окошка. Февраль нынче - ого-го, злющий. Со всех сторон себя кажет. И капелью в солнечный день радует, и пургу такую, что ни зги не видно, заворачивает, и морозами почти январскими не гнушается.
Вот и сегодня, весь день мело так, что чертям тошно, а к вечеру застужило. Мороз крепчал с каждым часом, но и ветер до конца не стих. Стоило выйти на улицу, сразу пробирало до самых костей и никакая одёжа не помогала. А уж лицо, то вообще мигом дервенело и приходилось прикрывать щёки и нос варежкой. Даже глаза, и те мёрзли. Хоть бы к завтрему, к похоронам ослабло, иначе пообморозятся ведь все. Да и дети должны на другой день приехать. Сосед хоть и обещался встретить Петьку с Настей на разъезде, так ведь на лошади, в в санях, знамо дело, не согреешься.
Поначалу то Егор Фомич у председателя Победу выпросил, но за день дороги замело так, что их единственному в деревне ДТ дня три разгребать придётся и то не факт, что управится.
Деткам Егор сообщил о смерти матери ещё вчерась вечером, еле упросил Антонину почту открыть, за три беличьих шкурки согласилась. Настёна, та в рёв сразу и в дорогу собираться стала. Но Егор запретил строго настрого в ночь выезжать. С Петром поговорил, тот пообещал, что раньше утра не выедут. Сыну Егор Фомич поверил, парень взрослый, рассудительный, уже год, как диплом получил, на ответственной должности работает. Это Настя у них девка горячая, безбашенная, молодость, что скажешь. Кто таким не был в семнадцать то лет. Ну ничего, Петька сестру остудит, успокоит, Егор в этом уверен.
Мужчина прошел в избу, посмотрел на часы. Сидят его детки сейчас в вагоне, не спят поди, какой сон, когда такое дело. Больше полпути проехали, к утру на разъезде будут. Там Тихон их и встретит.
Егор снова присел возле жены, погладил руку своей Анютки, попытался вспомнить её молодой, здоровой. Образ в голове не держался, саднящая тревога не давала сосредоточится. Снова поднялся, снова вышел.
От крепкого "Севера" уже драло глотку, мужчина смял папироску прямо в ладони, присел на лавку и, запахнув плотнее тулуп, прикрыл глаза.
"Егорушка." — услышал голос совсем рядом и приподнял веки.
Анюта стояла перед ним, здоровая, румяная, как несколько лет назад, только встревоженная очень.
"Егорушка. — жена не размыкала губ, но голос был точно её — Дети, Егорушка. Их спасать надо. Поторопись, Егор, иначе поздно будет."
Мужчина резко встал, вытянул вперёд руку. Никого, только клубы морозного воздуха валят из-под стрехи и расползаются по сеням. Егор поежился, не то от холода, не то от усилившегося тревожного чувства и вошёл в избу.
— Ты куда на ночь глядя собрался? — Зина, сестра его Анютки, вышла из комнаты — И так не сидишь почти. Последний вечер ведь.
— Надо мне. — буркнул в ответ, нахлобучивая на голову шапку и суя в карман рукавицы — Вернусь скоро.
Чутье подсказало Егору идти к тропе, что вела через колок с редкими берёзками от разъезда к деревне. В хорошую погоду местные здесь ходили постоянно, для деревенского жителя двенадцать километров не расстояние. В хорошую погоду. Но не зимой, да ещё в такую пургу. Неужели они всё таки выехали с вечера? Сердце болезненно сжималось и Егор Фомич попытался ускориться. Это было непросто. Ветер хоть и стих почти, но перемёты после пурги остались такие, что ноги утопали выше колена. И если бы он не знал дорогу на память, так, что мог пройти здесь с закрытыми глазами, ни за что бы не понял, куда нужно идти.
Уже показались первые деревца, когда из-за туч выглянула луна. В её свете Егор и увидел темные пятна на ветках берёзы. Подошёл ближе, протянул руку. Перчатки. Те самые, Петькины. Он сам подарил их сыну на Новый год. Прикупил на барахолке с премии. И следы. Следы на снегу, ведущие к деревне. Их ещё не замело даже, значит совсем недавно прошёл. Мужчина резко развернулся и пошагал в обратную сторону.
Ещё издали заметил тёмный бугорок возле дома Тихона, на который не обратил внимания, когда вышел из дома. Егор почти побежал, если можно назвать бегом, когда ноги приходится буквально выдирать из снега.
Это был Петька. Распластанный, наполовину в сугробе, в одном свитерочке, связанном ему матерью, тянущий руку к калитке Тихона. Скинув с себя тулуп и укутав им сына, Егор схватил парня в охапку и ринулся к дому соседа. Он стучал в дверь ногой, с силой, с остервенением. Он не знал, жив ли Петька, не думал об этом. Егор вообще ни о чём не думал, просто долбил, что есть мочи, пока ему не открыли.
И только положив сына у печи на лавку и растирая ему руки, стал прислушиваться, дышит ли. Петька дышал. Слабо, но дышал. Значит живой, а это самое главное и нужно идти снова к тропе, искать Настю. В том, что сын приехал не один, Егор не сомневался.
— Присмо́трите? — попросил соседей, взявшись за ручку двери.
— Настя. — едва слышно прохрипел Петька.
Егор шагнул назад, наклонился над сыном.
— Где?
— У горелой берёзы. Устала сильно, не смогла дальше. Я ей свою куртку отдал. И шапку. И шарф. Она не должна замёрзнуть.
Он опоздал. Настя сидела на корточках, прислонившись спиной к дереву и казалось, что она просто спит. Только абсолютно белое, бескровное лицо, да покрытые инеем ресницы говорили о том, что жизнь покинула девушку. Такую, скрюченную, скукоженную и принёс Егор дочь домой.
* * *
Молодость, горячность, убежденность, что ничего плохого не может случиться априори. Сколько горя подобная самоуверенность и необдуманные поступки молодых людей приносят их родным. И никто, абсолютно никто не хочет внимать чужому опыту. Каждый учится на своём, совершает свои ошибки. Ошибки, которые порой не исправить.