—Я просто буду здесь, да? — перевожу взгляд на его лицо, впитывая в себя решительность и мужественность. Она искрит в нем.
—Да.
—И не задавать тебе вопросов, разумеется.
Это все ясно, как божий день, но есть одна проблема. Она заключается в том, что я точно не тот человек, который будет терпеливо и, главное, молча сидеть и ждать мужика у окошка, пока он решает большие дела. Это история не обо мне, и Леша должен был это понять еще в самом начале. В первый день.
—Разумеется.
—Но я не смогу просто сидеть здесь. Я не такой человек, ожидание, к тому же, подобно маленькой смерти.
—Через пару часов я приеду и расскажу тебе подробности, которые тебе следует знать. Но ты больше не будешь видеться с Решетниковым сама. Думаю, в целом не будешь, это не имеет смысла и будет лишь триггерить меня, — он склоняет голову набок, протягивает ладонь к моему лицу и стирает скатывающуюся слезинку. —А так да, я знаю, какой ты человек. Папина дочка. От тебя другого ожидать не следует. Но как я уже говорил: тебе следует мне довериться, Вика. Это все, что на данном этапе требуется. Еще не было такого, чтобы я подводил кого-то. И ты не станешь первой.
Опять не замечаю своих реакций, но в какой момент я стала такой плаксой?
Стыдно за саму себя.
Потому что меня учили быть сильной и не зависеть ни от кого в этой жизни. Даже отец говорил, что в случае полного обеспечения мужем я обязана иметь свой личный доход, который будет касаться только меня.
На случай, если муж перестанет быть моим мужем. А на деле что? На деле я сначала вверяюсь в одни руки, затем в другие. И все это идет вразрез с тем, что в меня заложил отец.
—Это не значит, что ты от меня зависишь, Вик. Это лишь значит, что я твой мужик, а ты моя женщина, и я решаю вопрос, который моя женщина в силу того, что она еще и девочка, решит не может. Это вопрос взрослых дядь, где таким цветочкам не место. Сходи в душ, покушай, прогуляйся по территории, отдохни и больше ни о чем не думай. Брат твой будет оправдан. И своему бывшему жениху ты больше ничего не должна. Сейчас не твой бой. Но ты очень важна в том, чтобы подавать мне патроны, — впервые за все время он криво улыбается, но в этой улыбке радости я не вижу.
Там скользит боль, которую я могу понять достаточно ясно.
Он в реальности теряет лучшего друга, а в разговоре этого лучшего друга уже нет.
Киваю резко, вырывая свои руки из его захвата, и делаю самую странную вещь за последнее время. Самую странную…Я тянусь к нему и крепко обнимаю, и он также сильно обнимает меня в ответ, усаживая на себя сверху, все еще сидя на корточках. Даже не качнулся от этого движения. Все настолько обыденно, будто мы сидит на диване, и спецназ на полном расслабоне.
Упираюсь носом в широкую шею и расслабляюсь. Оказывается, теперь я только в его объятиях могу расслабиться и напрячься одновременно.
И все это связано с внутренним трепетом, но никак не со страхом.
Он уходит буквально через минут пять, голодный, взмыленный, пахнущий мною, как он сам отмечает. Я не спрашиваю, ни куда он идет, ни насколько, просто слепо доверяюсь процессу, уверенная, что Леша все решит.
Мне страшно только из-за того, что они с бывшим лучшим другом могут подраться. Однако я и тут уверена, что победит спецназ, хотя бы просто потому, что я так решила. Ну и явно потому что Леша шире в плечах, и это дает мне аргументы для единственного верного умозаключения: он сильнее.
Наверное, я в это верю больше, чем во что бы то ни было, но матери решаюсь позвонить, как только машина спецназа отъезжает от дома.
Теперь меня снова охватывает дрожь от предстоящего разговора и от сожаления по поводу своего поведения. Оно не безукоризненно и далеко от идеала, а мать моя, хоть также далека от идеала, но все еще любит меня.
Пропущенных на смарте так много, что я даже со счета сбиваюсь. Все вытекает в то, что мне звонили с пяти разных номером. Чаще всего это делал Сережа, затем мама и все мои подруги, которых явно поставили на уши из-за моего исчезновения.
Хм.
Не удивлюсь, если мой телефон в итоге отследили. Иначе с чего вдруг кто-то, а я думаю, это был Серж, позвонил именно Леше?
Пока мои размышления планомерно заводят меня в тупик, в трубке слышится мертвый голос моей матери.
—Как ты могла? Как ты могла, Вика?
Грубоватый вопрос вонзается в меня битым стеклом. Скрюченные пальцы сильнее сжимают смарт. Голос мой будто бы пропал, а может я и вовсе знаю, что сказать. В самом деле, как могла не позвонить? Элементарно, навалилось много, да и встреча с братом, родственником Венеры, новости о ее беременности, полиция, Леша…хотя его я бы смело поставила на первое место.
Все началось именно с него. Он просто перевернул мою жизнь вверх дном, взбудоражив, встряхнув, заставив увидеть другие возможности.
—Я все морги обзвонила, по больницам ездила по всему городу, друзей на уши подняла, — слышится всхлип, затем протяжный вой. —Сережа за эту ночь поседел. Он буквально поседел, Вика. Ты как могла вообще такое сделать?
До момента, пока она не упомянула Сережу, я действительно испытывала стыд. А теперь гнев, который становится только сильнее. Я совсем не уверена, что смогу сдержаться, чтобы снова не нахамить.
—Мне жаль, что я заставила тебя нервничать.
Ерзаю на кровати скидывая с себя покрывало. С твердым намерением найти хоть что-то из одежды, шагаю в сторону дивана, на котором, о чудо, нахожу вещи спецназа. Маловероятно, что они чистые, но это заставляет меня испытывать своеобразное предвкушение.
—Жаль ей, а ты вообще о ком-то, кроме себя думаешь?
Вот это и становится последней каплей в моей чаше терпения. Она лопнула только что со всех сторон, а ее содержимое выплескивается наружу волнами, подхватывая меня вперед. Язык мой явно мой враг, но так тому и быть.
—Думаю. Настолько часто и много, что с легкостью поддаюсь принуждению выйти замуж за нелюбимого, лишь бы этот нелюбимый помог мне вытащить брата, кстати, твоего сына, который НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ, МАМА, но ты предпочитаешь только обвинять меня, вместо того чтобы поставить себя на мое место и уяснить раз и навсегда: я сейчас жертвую собой ради брата. Представляешь?
Повисает молчание, я дышу тяжело и часто, сама от себя не ожидала подобной реакции. В груди все печет. Хватаю с дивана рубашку спецназа, в которой он был на моей помолвке и натягиваю на себя. Она пахнет им и немного спиртным. Вылил на себя, что ли?
В трубке так и звучит эта оглушающая тишина.
—Где ты сейчас?
Бам. Где я? А что так? Не сказали? На языке вертятся такие словечки, о существовании которых нормальные люди явно не в курсе, но я глушу в себе порыв высказать все как есть. Только укутываюсь в рубашку Леши и мысленно посылаю себе сигналы успокоения. Он сказал вообще никому не звонить, но ведь это же мама.
И я была обязана ей сообщить о том, что жива, по крайней мере. Ну и еще кое-что.
Да, мама, я сплю с лучшим другом своего жениха. И кажется, я влюблена в него. У меня мурашки по коже от его голоса, меня подкидывает, стоит только увидеть. Сердце вообще готово остановиться после бесконечного марафона, когда оно гоняло кровь нон-стоп на максимальной скорости просто от прикосновений.
Хотя нет, не кажется. Я точно в него влюбилась, и случилось это именно в ту ночь, когда мы переспали. За день до официальной помолвки с человеком, который принуждает меня выйти за него. Прекрасная история, неправда ли?
Самое время ужраться в слюни, чтобы не чувствовать ничего.
—Ты завела кого-то? — с укором и какой-то ненавистью звучит от нее вопрос, на который она не имеет никакого права.
Молчу, всматриваясь в окно. А там срывается ветер и на небе разливаются чернила безобразными кляксами, будто бы даже природа понимает мое настроение. Внезапно начинают орошать землю крупные капли дождя, слышится раскат грома.
—Отвечай немедленно.
—Да, я в отношениях, мама. И он мне помогает без «но» и «если», и даже если бы я ему отказала.Боже, я говорю, а меня трусит. Руки буквально дрожат как у алкашки. Поверить не могу, что со мной это все происходит взаправду.
—Какой позор!— начинает завывать мать, а затем следом звучит обидное: —Сережа тебя так любит. А ты променяла его на какого-то ублюдка, который в уши тебе влил в сироп? Ты с ума сошла, Вика. Одумайся. Одумайся. Секс может быть головокружительным, но тебе с человеком жить, а Сережа для тебя сделает все. Он готов и жизнь свою отдать, если потребуется. Немедленно приезжай, Вик. Я придумаю что-то, мы выкрутимся, никто не узнает.
Из меня вырывается нервный смех, настолько сильный, что я пополам скручиваюсь от него, а еще и от боли. Моя собственная мать готова продать меня за бесценок и прикрыть мое блядство, лишь бы только Сережка ничего не узнал. Если я уже ей сказала, что спецназ все решит, то почему она продолжает гнуть свою линию?
—Вика, прекрати! Немедленно прекрати. Мы не можем себе позволять ломаться в такой момент.
А в другой сможем?
Меня все так же прокручивает по спирали, когда я задаю свой главный вопрос.
—Дело ведь совсем не в Игоре, да? Так в чем еще дело, мама?
Но она мне не отвечает, лишь бросает колкое:
—Я жду тебя дома. Немедленно! — и первая сбрасывает вызов, отчего в моей душе окончательно лопается что-то, что до этого держало меня на плаву.
И теперь я точно не справлюсь сама. Не выгребу, а скорее захлебнусь. Пальцы сжимают тонкую ткань рубашки, я утыкаюсь носом в нее и вою, пока голос не садится. И только тогда позволяю себе «изменить поворот».
Быстро отписываю подругам, что я в порядке, но говорить не могу и выключаю телефон. С меня хватит. Хватит этого дерьма, в котором я была бы обречена плескаться всю жизнь, если бы не мой спецназ.
***
АРХАНГЕЛЬСКИЙ
Меня трусит, возможно, впервые в жизни так сильно, что я сам это замечаю, сжимая руль. Перед глазами стелется красная пелена, мешающая адекватно оценить ситуацию. А что ее оценивать? Тут все ясно как божий день. Абсолютно точно.
Теперь я не смогу поступить благородно. Теперь не получится…не повторяться, а друга я и так потерял, бояться уж нечего. Не о чем сожалеть, потому что я даже этому рад. Не будет отребья в друзьях.
Я никогда не думал, что со мной случится во второй раз ситуация, относительно которой я по молодости зарекся. Никогда снова. Как же здорово жизнь может с разбегу по морде зарядить и отрезвить, чтобы человек больше не думал от том, что он на самом деле хоть что-то решает.
Потому что ничего мы не решаем. Наверное, Вселенная сидит и наблюдает с особым остервенением, а как только слышит «никогда снова», посылает именно это, чтобы поржать еще разок над человеческой глупостью.
Усмехаюсь своим мыслям и на мгновение позволяю вернуться в пережитое ночью и утром. Я на нее подсел. Совершенно точно.
Просто влип полностью. И даже допустить мысль о том, чтобы отпустить, вынуждает испытывать ни с чем не сравнимый страх, а в этой жизни я ничего не боюсь. В силу своей работы, по большей части.
Страх может убить, и его не должно быть рядом, когда в любой момент нужны максимальная выдержка, сноровка и смекалка.
Я думал все сделать иначе, думал по-нормальному…до момента, пока Вика не рассказала мне недостающие факты, удачно уложившиеся теперь в моей голове. Факты, от которых захотелось сразу же помчаться к бывшему лучшему другу и сделать его инвалидом без зазрения совести, без сожаления, но с одним желанием, руки от которого горят от нетерпения.
Я никогда не считал мордобой решением проблемы. Никогда. Очень редко на самом деле использовал кулаки, только когда ситуация прямо-таки вынуждала. То есть, я сторонник переговоров, но сейчас я еду к бывшему другу, чтобы начистить ему рыло, потому что он принуждает мою женщину выйти за него замуж.
И хуже того. Он ее шантажирует.
Я скажу ему о том, что Вика моя, в лицо.
—Вика пропала. Я знаю, что ты ночью забрал ее под клубом. Ситуации всей не понимаю, это со слов патрульных, ведь камеры не работают. Ты почему не позвонил, Леха? Я чуть с ума не сошел, ты понимаешь, бл*ть, вообще? Что с ней? Как она?
Прервав словесный понос человека, которому подавал руку столько лет, я заставил себя быть спокойным хотя бы сейчас. Чтобы не напугать Вику. Она и так в скором времени будет напугана, потому что накрутит себя до невозможности, что бы я ни сказал ей.
Потому что теперь ничего уже не будет как раньше. Не получится. Теперь будет война, в которой я собираюсь драться не на жизнь, а на смерть
—Да, я забрал ее себе.
Это именно то, что я сделал по жизни ведь, а не в данный конкретный момент.
—Она у тебя дома? Я сейчас приеду. Бл*ть, у меня дома сейчас штаб-квартира по ее поиску, клянусь.
Штаб-квартира. А ты вообще кто, мальчик?
—Нет, не приедешь. Приеду я, и мы поговорим.
—Друг, я чет не догоняю, а что такое? Где моя женщина, брат?
—Я тебе не брат.
И это не твоя женщина. Не была ею, не является и никогда не будет твоей женщиной.
Пока я с ним говорил, у меня все мышцы натянулись стальными канатами и почти воспламенились. Теперь я представляю собой оголенный провод.
Искрю и сверкаю от злости, и чем больше думаю о том, что он мог ее касаться, мог трогать, да даже на той же помолвке, тем сильнее меня потряхивает от оглушающей сознание отчаянной и нетерпеливой ярости, требующей немедленного освобождения.
Ни одна не вызывала во мне схожих чувств собственничества, ни одна не заставляла гореть от ревности, даже когда она и не была моей. Ни одна настолько плотно не влезала в голову под корку, как Вика.
Ощущение, что это все больше походит на больную одержимость, но мне плевать. Я решительно настроен сделать ее своей во всех смыслах и перевернуть землю, но вернуть все на свои места, чтобы моя женщина больше не плакала, не испытывала страх, не решала то, что и не должна решать для своего юного возраста, и самое главное — была рядом.
Приезжаю к Серому быстро, наверное, потому что снова нарушаю, меня вперед толкает самое древнее чувство, на которое способен человек.
П*здец, столько прожить, и чтобы сейчас тебя напополам разорвало от женщины, которую увидел всего лишь несколько раз.
Просто взяло и порвало на части, настолько порвало, что я без сожаления отказываюсь от человека, с которым мы прошли огонь, воду и медные трубы.
Мне открывают дверь моментально, как только я поднимаюсь на нужный этаж новостройки. Дыхание не сбивается даже, а это четвёртый этаж, на который я поднялся без лифта. Хотел успокоиться, чтобы может не сразу вкатать мужика в пол. Ничерта не помогло.
Увидел бывшего друга, а в голове сразу картинки, где он принуждает ее и целует против воли. И все клеммы сорвало, никаких моральных возгласов, ничего больше в голове нет, кроме концентрированного гнева, струящегося по венам.
Меня тянет вперед, и я вместо приветствия заряжаю Решетникову по лицу кулаком, отчего тот падает на спину, а я залетаю следом и приземляюсь на него сверху, продолжаю метелить.
Нас разнимают, что-то прилетает в ответ. Это такая мелочь по сравнению с тем, что он сделал с моей женщиной.
Глаза наливаются кровью, а может это совсем не фигуральное выражение.
—Какого х*я? — окровавленными губами шепчет он, заряжая мне по роже.
—Не смей больше к Вике приближаться никогда. Не смей, потому что я убью тебя, если ты просто посмотришь на нее, — какие-то парни оттягивают меня назад в подъезд, но я и сам не собирался тут оставаться.
Губа расшиблена в кровь, а по лицу Решетникова видно, что он в таком же ахере, как был я, увидев Вику в объятиях бывшего лучшего друга.
—Это теперь моя женщина, и за нее я буду уничтожать, — кидаю напоследок, сплевывая кровь на пол.
Это моя точка в этом разговоре.
***
Только на улице прихожу в себя, но Серый догоняет, теперь сам. Догоняет и разворачивает к себе. В его лице ноль понимания, он в шоке, ну или явно пытается понять, что происходит. Что ж, вряд ли поймет, как и я.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Тодорова Елена