Один из лучших романов последних десятилетий, короткая проза о самосознании человека и роман в новеллах.
Владимир Дудинцев. «Белые одежды». Роман. Издательство «Азбука», 2023
Иногда морок накрывает окрестности, и в ущерб научному мышлению воцаряется мышление мифологическое. Чаще всего здравый смысл побеждает, но не всегда. Необразованный академик Рядно пьет чай со Сталиным; ученый харизматичен, умеет убеждать, на нем народные валенки. И вот уже никто не смеет сомневаться, что под влиянием диалектического скачка береза рождает ольху, а под крики о победе пролетариата пшеница разоружается и дает небывало тяжелый колос. Картофель клятвенно обещает круглогодично расти на вечной мерзлоте. И пошлое «именем революции встать» — уже не так анекдотично. И идут в Сибирь вагоны с учеными — традиционными генетиками, ведь они не верят в магические символы и пассы в сельском хозяйстве. А тем временем их достижения воруют. И все это может грозить голодом большой послевоенной стране… «Белые одежды» Владимира Дудинцева — социально-философский роман о временах борьбы якобы пролетарской науки с наукой традиционной, о травле оболганных так называемых вейсманистов-морганистов. Книга о тяжелой победе трудолюбивого добра над корыстным злом. Да, и так бывает, и так быть должно. В романе обнадеживающий финал. Конечно, писать отзыв о хорошем тексте сложнее, чем высмеивать плохое. А роман этот, похоже, один из лучших за последние десятилетия. Острый, не отпускающий сюжет. Тщательно прописанные персонажи. Интересная философская ткань повествования. Захватывающая любовная линия. Один из значимых слоев — правое дело и мученичество, отсюда название «Белые одежды», взятое из Апокалипсиса. Работа над произведением началась в 1966 году, официально разрешен и опубликован роман был только в 1987. На следующий год Владимира Дудинцева удостоили Государственной премии. В нашем веке его печатали не очень часто, но в текущем году переиздали. Похоже, «Белые одежды» опять актуальны. Идеальная книга для просвещенного читателя.
«Счастливый, он обежал круг и затих за спиной Федора Ивановича. Возникла пауза, начала расти. Федор Иванович чувствовал, что генерал в это время смотрит ему в затылок.
— Вот и девочку эту. Женю Бабич… Неспроста вы ей вопросик на зачете подкинули. И инициатива ваша насчет аспирантуры… И профессора не зря вам сразу дали отпор. В кубло ее хотели! В новое! Так оно и подбирается, кубло. По штучке! Теперь-то, после ключа, это у нас как на ладони. Вы, Дежкин, человек благоразумный — сдавайтесь, складывайте оружие. Дайте нам показания, мы запишем и отпустим вас погулять…
— Не боитесь, что убегу?
— Куда вы убежите? Как убежите? Зачем? Чтобы окончательно стало ясно, что вы враг? Всех ваших друзей, Дежкин, какая-то сволочь предупредила — и никто не бросился в бега. Ждали нас! Советский человек, даже если он совершит преступление, никогда не бежит от правосудия. Доверяет ему. Это, Дежкин, не зависит от вас. Если вы советский. Таким воздухом дышите. С детства! Повторяю, если только вы не враг.
— В общем, конечно, вы правы… — Федор Иванович вовремя подавил в себе возражение, нахохлился.
— А для страховки мы вас — на поводок, на длинный. Чтоб гулять не мешал. Не знаете вы нас, Дежкин. Сдавайтесь. Хватит темнить.
Он вышел из-за кресла и остановился перед Федором Ивановичем. Смотрел на него, как бы любуясь.
— Стригалев у вас бывал? В этой вашей… комнате. Генерал был мастер стрелять в темноте, то есть задавать вопросы наобум. И иногда попадал при этом в точку. Услышав его вопрос, Федор Иванович почувствовал толчок страха. Это сразу же передалось Ассикритову, у него захватило дух от открытия.
— Троллейбус все время ночевал у вас! — торжествующе взревел он. — Мы располагаем точными данными, Дежкин!
Он перехватил лишнего. Федор Иванович осторожно перевел дух. Этого генерал не заметил. Оглянувшись на зрителей, сидевших на диване, он начал свой знаменитый прием, сеанс гипноза, принесший ему славу в этих дугообразных коридорах. Шагнув почти вплотную к Федору Ивановичу, он красиво поднял над ним руку. Чуть повеяло хорошими духами, вином и табаком. Наложив пять твердых пальцев на темя сидевшего перед ним настороженного человека, слегка повернул его голову и зафиксировал в таком положении».
Татьяна Толстая. «Река». Сборник рассказов. Издательство «Эксмо-Пресс», 2010
Темы сборника на первый взгляд хаотичны и никак не связаны друг с другом. Тут и тексты о снах, и наблюдения автора о своих многочисленных поездках по миру, и воспоминания об отношениях с отцом, и размышления о западной литературе, и о русской литературе, и о… Сложный и многогранный пазл, даже сирень занимает в нем немаловажное место. Но довольно быстро проступает лейтмотив, объединяющий рассказы Толстой в единое целое, по крайней мере, мне он слышится довольно отчетливо: кто ты — турист или паломник? Идея подлинности присутствует в каждом тексте. Вот только как различить ее крупицы, когда человека окружает «фата-моргана, мерцающая пыль, призрачная парча земных царств с их неисчислимым богатством…» Подлинность несомненно связана с языком, всё восприятие мира — через язык, поэтому «русское всё, что написано кириллицей, даже Бальзак». Вообще, текст о русской и зарубежной литературе в сборнике очень интересен, и читатель сможет легко почерпнуть из него ряд имен и названий, к которым было бы интересно обратиться, если еще не. Река не хаотична, она имеет исток и место впадения во что-то большее. У нее есть русло, есть замысел. Это еще один сквозной мотив сборника — Бог-режиссер. Особенно подробно Толстая рассматривает его образ в рассказе-эссе о снах. Во сне человек ближе всего к трансцендентному, и в этом ей видится глубокий смысл, гораздо более глубокий, чем фрейдовское сведение сновидений к вопросу пола. Фрейд вообще один из главных антагонистов героини (автора) в книге. Он представитель мира формалистов, для которых всё сводится к внешнему, понятному, этот взгляд для Толстой синоним пошлости. Бог трудноуловим, Его гораздо больше в строках «Я в гроб сойду, и в третий день восстану, / И как сплавляют по реке плоты, / Ко мне на суд, как баржи каравана, / Столетья поплывут из темноты», чем в Гробе Господнем, возле которого героиня теснится в очереди вместе с экскурсионными группами из разных стран. «И стоять скучно, и ноги устали. В конце концов, Он уже воскрес, и Его там нет, а только одна пустота». Пустота, окружающая человека большую часть его жизни, пустота, которой противопоставляются образы и слова, подобные «теням волн на морском дне». Попробуй, улови. Но надо пытаться.
«Видоизменяясь вместе с властью, мировоззрение интеллигента сохраняло главный стержень: отрицание и протест. Так, если дореволюционный интеллигент “верил в Божие небытие” и был материалистом, то интеллигент конца ХХ века уже вовсю молился, крестился и с вызовом пек куличи — ведь церковь подвергалась гонениям. Как только церковь возродилась и двинулась в сторону официоза с акцизами, интеллигент перебежал к меневцам. До начала 90-х интеллигент люто ненавидел коммунистов и даже обычных безвредных членов компартии, но стоило к власти прийти капиталистам — готово, интеллигент уже за большевиков, оправдываясь тем, что советская власть “хотя бы о людях заботилась”, и ностальгирует по рубрике “газета выступила — что сделано”. Главное — протестовать против тирана, в каком бы обличье тот ни предстал, и если сейчас классического интеллигента словно бы не видно, а некоторые даже отрицают его существование, то это верный показатель того, что власть мало лютует и слабо душит.
Как же мог этот стойкий духовный протест не оказаться в костюме! Ведь одежда есть условный знак, пароль, по одежке встречают, по ней же и провожают. Одежда есть книга, текст, послание, не слишком-то и зашифрованное: каждый должен суметь его прочесть. Что надеть, например, на голову? Ясно, что терновый венец, но какой? А это зависит от сезона, но не климатического, а политического: когда власть носила фуражку, интеллигенция ходила в шляпе, за что и была бита пролетариатом, опознавшим чужака и ясно услышавшим беззвучное “наоборот”. Когда власть надела шляпу (зимой — каракулевый пирожок), интеллигенция сбросила свою, заменив беретом и ушанкой из кошачьего меха. Власть демократизировалась и сшила себе аккуратненькую серенькую ушанку жесткой формы — усеченную деголлевку. Интеллигенция ответила бесформенной вязаной шапочкой. Вот вам, сатрапы!
< … >
Нет, интеллигент не рассеян, напротив: он сосредоточен, собран, он отлично знает, что нынче в моде и у кого, и его задача — круглосуточно находиться в оппозиции к этому жалкому, пустому буржуазно-чиновничьему мейнстриму, к этой тщеславной мишуре, к сиюминутности, к посюсторонности, к земному и преходящему. Царство его не от мира сего».
Арсений Гончуков. «Доказательство человека». Роман. Издательство «Редакция Елены Шубиной», 2023
Далекое будущее, близкое будущее — какая между ними разница, ведь человек уже стал бессмертен, что ему время — категория несущественная, ею можно пренебречь. Об этом роман Арсения Гончукова «Доказательство человека». И еще о многом. Человек наконец-то преодолел смерть, ведь он мечтал об этом тысячелетиями. Смерти больше нет. Или почти нет. Но счастлив ли он после этого? Искусственный интеллект теперь не слуга человека, а равноправный участник действа, происходящего на планете Земля. На определенном этапе исторического развития цифровая форма человека обрела равноправие с биологическим Homo sapiens. На ранних стадиях разработок оцифрованного человека помещали в особое переходное механическое тело, но и тогда уже самые отчаянные поселялись прямо в цифровой реальности. На земле до сих пор сохраняются промежуточные формы существ, например, роботы и андроиды разных поколений. Иногда их уничтожают, есть на то причины. На начальных стадиях, близких к нашему времени, кто-то пытался уйти в виртуальную реальность, играть, путешествовать, не видеть, что творится вокруг. Технологии перехода были несовершенны, биологическое тело застревало по эту сторону, начинало разлагаться, для эвакуации требовались специальные службы. Но за тысячу лет произошло много важного, человечество преобразовалось, выжило, достигло бессмертия. Родившегося чипировали, умирающего оцифровывали, чтобы навсегда сохранить его идентичность и сущность, не растерять ни байта ценной информации. Это все сводилось к долгой и упорной работе программистов и техников. Никакой магии и колдовства. Долой выдумки и мифы — мол, душа отлетела и резвится на небесных лужайках. Все намного прозаичнее. Но все получилось. И, конечно, эта книга о простых людях с их ежедневными проблемами и человеческими заботами. Ведь и у оцифрованных своя жизнь, точно такая же любовь, как у предков, только вот смерти нет.
«Напарник седого, мужчина помоложе, сел рядом со мной, положил мягкую теплую руку на мою голову, наклонился — и я услышал ласковое:
— Ну что, готов, малыш?..
В следующее мгновение боковым зрением я успел заметить вспышки трех красных точек, и в мире погас весь существующий свет. Импульсный высокочастотный наркоз — безотказная штука.
Буквально позавчера здесь же, в этой комнате, мы праздновали мое трехлетие, папа с мамой передавали меня друг другу, играли, смеялись, подарили игрушечный крейсер-разведчик “Топор”, с двумя башенками, покрытый декоративной ржавчиной, — я о нем так мечтал! — а сегодня вместе с чужими мужчинами усадили на диван, вырубили наркозом, начали мучить обмякшее тело.
Уже взрослым однажды у лечащего врача я увидел служебную запись моего подключения, которую сделали установщики, — ничего приятного. Прижимали к глазу прибор, сканируя сетчатку. Брали ткани для анализа ДНК. А еще: томография, энцефалограмма, запись биоритма, снятие контура индивидуального звукового и импульсного рисунка тела. После чего седой отправил молодого напарника вниз к микроавтобусу передвижной лаборатории, где, как я понял, тот загрузил собранные данные в анализаторы, а потом и в базы данных Системы, которую в тот же день мне и установили.
Установка чипа занимала секунды, загрузка на него Системы несколько минут, но программу в голове запускали только на следующий день. <…> С этого момента внутри тебя начинало работать незримое двойное дно, которое ты даже не чувствовал (разве что интуитивно), но которое вместе с тобой училось, развивалось, росло, крепло, совершенствовалось, пока не происходило наконец… окончательное замещение.
Тоже, впрочем, спорный термин — “замещение”. Оно подразумевает смену одного другим, но к моменту замещения, как правило, невозможно вычислить разницу между оригинальной личностью и Системой. Хотя споры, научные баталии идут до сих пор.
Суть одна — живой физический мозг дублируется цифровым.
Я очнулся у матери на руках. На лице отца застыла растерянная и немного безумная улыбка, он сильно перенервничал. Мне же было хорошо и спокойно, помню, я прижался к теплой и влажной в душной комнате маминой руке».
Подготовили Михаил Квадратов и Егор Фетисов
