Продолжаем изучать жанровые картины отечественных дореволюционных художников, связанные с чаепитием.
В собрании Государственной Третьяковской галереи хранится картина «Кухарка» кисти Николая Ефимовича Рачкова (1825-1895). «Поклон тебе, правая рука, усердная помощница всякой доброй хозяйки! Привет тебе, блюстительница домашнего благочиния, то есть порядка и чистоты, повелительница очага со всеми его принадлежностями, звезда и жемчужина экономии, надежда обеда, радость неприхотливого желудка, подпора и питательница бренного тела!.. Не смущайся этой речью, слабой данью твоим заслугам, не красней, не закрывайся фартуком...». Так писал Иван Тимофеевич Кокорев в очерке о московских кухарках конца 1840-х годов. Героиня же картины изображена в минуты краткого (нет времени и места даже присесть, а в углу громоздятся мешки с припасами) отдыха у самовара. Кухарка раскраснелась: то ли от жара в кухне, то ли от горячего чая, который она пьет из блюдечка и, судя по кусочку сахара на столе, вприкуску. Интересны «чайные мотивы» в судьбе художника. Николай Ефимович Рачков родился в Нижнем Новгороде, знаменитом всероссийским чайным торгом. В 1860 году художник перебирается в город, где чай называют «пятой стихией» – в Москву. Здесь он знакомится с семьей чаеторговцев и меценатов Боткиных. Боткины отправляли художника в заграничные поездки – совершенствовать мастерство; приглашали гостить в имение, расположенное рядом с принадлежавшим им Таволжанским сахарным заводом (современный Шебекинский район Белгородской области).
В наших рассказах о жанровой живописи часто фигурировали картины «с чаем» уроженца «самоварной» Тулы Андрея Андреевича Попова (1832-1896): «В трактире», «Склад чая на Нижегородской ярмарке», «Балаганы в Туле на святой неделе», «Радостное письмо». На этот раз представляем полотно «Утро на кухне. Кухарка». Подписью к нему может послужить цитата из очерка Кокорева о кухарках. «...Ты и лакей, и горничная, и прачка, и кухарка. Еще куры не вставали, а ты уж будь на ногах, принеси дров, воды, на рынок надобно идти, а придешь с рынку – сапоги барину вычистишь, одежду пересмотришь, умыться подашь; а тут самовар наставляй, а тут печку пора топить, в лавочку раз десять сбегай, комнаты прибери; в иной день стирка, глаженье; тут на стол велят накрывать, беги опять в лавочку – то, се, пятое: до обеда-то так тебя умает...». Самовару на картине только еще предстоит стать центром утреннего чая для семьи, где работает кухарка.
Еще один любимый нашим проектом жанрист Константин Егорович Маковский (1839-1915) в 1868 году написал картину «Разговоры по хозяйству». Пожилая барыня, сидящая за чайной трапезой, чем-то озадачивает немолодую же прислугу – судя по небогатому интерьеру, выполняющей обязанности и горничной, и кухарки. Дверь на кухню открыта, виден кипящий самовар: предназначается ли он для продолжения хозяйского чая или же кухарка решила почаевничать сама, прежде чем ее вызвали на разговор по хозяйству? И возможно, разговор идет в таком ключе (снова цитируем Кокорева): «Ведь на кухарке лежит весь порядок дома; она незаметный, но крепкий столб, поддерживающий его благосостояние. Она виновата, зачем вздорожала говядина, а сливки оказались кислыми, зачем лавочник дал мало угольев или обчел на одну копейку; с нее спрашивается, почему горшок прожил не два века, или как смела шаловливая кошка сделать неосторожный прыжок и разбить фаянсовую тарелку; ее требуют к ответу, отчего суп пересолен, а жаркое не дошло; на нее гневаются, что печь изводит много дров, а в комнатах сыро и холодно». С теплым юмором Маковский изобразил и кота – кажется, вечного спутника всех кухарок. Снова Кокорев: «А тут Васька, мяуча и мурлыкая, ластится около ног, просит обычной своей подачки. Нельзя не дать и Ваське: брошен ему добрый кусок; съел, просит еще. На и еще. Не сыт Васька, не отходит от стола, а говядины убавилось чуть ли не на осьмушку фунта. Не дать жаль – кот-то славный такой, а дать… «Ну вот тебе еще кусок, кстати жила попалась, да уж больше и не проси!» Опять – мяу! мяу! «Ах, ты, обжора этакая!» И любимец получает справедливый толчок, после которого отправляется философствовать на окно».
А много лет спустя, уже в начале XX века, Константин Егорович Маковский создал сюжет про совсем другие разговоры кухарки – дружеские. Он изобразил, как в гости к кухарке зашли-заехали ее родные или знакомые, возможно, с малой деревенской родины, и она радушно потчует их чаем. В конце 1840-х годов Кокорев от имени кухарки писал о «чайном» критерии доброты нанимателей: «Чай идет всегда отсыпной, не спивки, пью сколько душе угодно; пришел кто в гости – запрету нет, станови самовар, барыня и чаю пожалует». У Маковского же кухарка выглядит «сама себе госпожой», способной и чай себе купить, и угощение к нему.
Младший же брат Константина Егоровича – Владимир Егорович Маковский (1846-1920) написал картину «Беседа. Идеалист-практик и материалист-теоретик». Она существует в двух чуть отличных друг от друга вариантах, хранящихся в собраниях Государственного Русского музея и Национального художественного музея Республики Беларусь. Повар-хозяин чаепития – практик, а его гость, скромный служащий – теоретик. Искусствоведы считают: автор с юмором назвал практика не материалистом, а идеалистом, теоретика же – не идеалистом, а материалистом.
Про художника Василия Григорьевича Малышева (1843-после 1875) известно мало. Учился он сначала в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, а затем в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге. Картину «Кухня» Малышев написал в 1872 году. Принарядившаяся молодая хозяйка кухни принимает такого же молодого и нарядного гостя. Чай и сахар уже отставлены в сторону, возможно, смущенный молодой человек готовится сказать слова симпатии той, что ради него надела яркие сарафан и платок.
