- Знаете, какие слова он мне говорил? Клялся? Я верила и была счастлива абсолютно. …Тот день я не забуду никогла! Мы не виделись всего один день: я защищала диссертацию и перед защитой уехала к маме – за тем, чтобы никто не отвлекал. А через день, точное время – одиннадцать тридцать – я, счастливая, состоявшийся кандидат наук, ехала в Тбилисском метро вниз, по эскалатору. А вверх, по соседней лестнице, ехал он, мой Левон, с какой-то блондинкой и целовался взасос, - Соломея нервно выдохнула, лицо исказилось, и она продолжила охрипшим голосом, - я окрикнула его, и, когда он обернулся, чиркнула ребром ладони вдоль шеи и прокричала: Предатель! Не прощу!
_ Съехала по эскалатору вниз, прыгнула в первую же электричку и каталась несколько часов туда-сюда в совершенно невменяемом состоянии. Потом, не звоня никому, и не взяв никаких вещей, уехала в аэропорт и улетела в Москву, к брату. Там же тогда стали учиться мои дети: близнецы Гия и Зураб.
На женщину было страшно смотреть. Её будто облили серой краской и прочертили глубокие борозды под глазами и поперек губ. Она тяжело дышала, и, если бы мы несколько минут назад не видели бы её молодой и красивой, то подумали бы, что это очень старый и больной человек.
- Ой! Дождь кончился! И шторм почти стих! – воскликнула Лена, - пойдемте на балкон, йодом подышим! – женщина, не дав нам опомниться, подхватила под руки Соломею, и утащила на балкон: её тело утратило жизненные силы и превратилось в тряпочную куклу.
Пораженные не столько рассказом – всё в жизни бывает, сколько эмоциональным состоянием Соломеи, мы долгое время молчали.
Море, и впрямь, успокоилось. Вакханалия шторма закончилась, и теперь море пыталось отдышаться и прийти в себя после сильного приступа, жалобно вдыхая на приливе, и облегченно выдыхая на отливе. Почти полная растущая луна ласково поглаживала поверхность моря своими серебристыми бликами, будто пытаясь, как ребенка после истерики, уговорить его успокоится.
Мы словно завороженные, наблюдали это природное исцеление. Одна лишь Лена негромко щебетала без конца, держа Соломею за руку. Её скулы раскраснелись, на щеках появились ямочки, и она показалась мне вкусняшкой - симпатяшкой, чего я раньше не наблюдала. А какая умница! И как она грамотно разрулила ситуацию!
Вернулись в номер. Допили спиртное. Теперь разговор шел только на нейтральные темы. В прекрасные, Врублевские глаза Соломеи вернулась жизнь, а лицу вернулся его природный оттенок. Выпили чай, съели по кусочку тортика. Запели. Негромко, но очень чувственно. Голоса, на удивление, слились в унисон, а слова любимым всеми песен теплом заволокли душу…
Заснула я мгновенно, а когда проснулась утром, в номере была только Фира – она неторопливо подкрашивала лицо.
…Женщин мы увидели только в конце обеда: они торопливо пробрались к столу, а когда уселись, мы с Фирой пораскрывали рты: Соломея была неузнаваема: она перекрасила волосы в цвет, близкий к природному и подстриглась.
_ Слушай, дорогая, как тебе идет! – восхитилась добродушная Фира, - десять лет долой! Есть же, все-таки, женщины в грузинских селеньях!
Соломея улыбалась, Лена улыбалась тоже, и мы с Фирой заулыбались тоже. Облегченно.
Еще несколько дней до отъезда наш основной отдых проходил на пляже – было тепло и солнечно, и мы старались не упустить ни минутки из этого подарка природы.
Соломея уехала первой – её самолет улетал утром. За Фирой в обед приехал Ленчик, мы же с Леной до ужина валялись на пляже – наши самолеты улетали ночью.
- Леночка, хочу выразить тебе своё восхищение тем, как ты вывела Соломею из приступа истерии. И не просто вывела, она прям, изменилась в лучшую сторону – отпустила, наконец-то, ситуацию! Если не секрет: о чем вы с ней разговаривали?
- Все просто, - улыбнулась Лена, - вы тогда заснули, а у нас кровати рядом, мы и прошептались полночи. Я рассказала ей, как отношусь к жизни…
- Со мной не поделишься?
- Отчего же…. Я с мужем давно живу. Сорок лет с гаком! Душа в душу. Он у меня дальнобойщик. Каждая встреча – как первое свидание. Он мне подарки везет необыкновенные, я к его приезду – напарю-нажарю, халатик новый шелковый надену, причесочку сварганю. Скажешь – просто уж слишком? Да не просто совсем. И подозрения были, и небезосновательные: мужчина он здоровый, темпераментный, и что же он – по месяцу – полтора без женщин обходится? Если думать об этом постоянно – сдвинешься. Вот я придумала для себя такое оправдание: любит он только меня – это константа, а всё остальное – физиология, да и черт с ней! Веришь, никогда не чувствовала, что он ко мне охладел! Вот я ей историйки из нашей жизни порассказывала, она отошла совсем. Сказала, что Левон живет один, сыновьям говорит, что любит и любил только их мать, и что до сих пор надеется, что прощу.
- Прости уж, Христа ради, - сказала я ей, - самой легче станет. А уж жить – не жить – решишь. Может, другого какого найдешь…. В общем, отпустило её, она мне так и сказала:
- Почти десять лет камень на душе таскала…
- А волосы перекрасить ты ей предложила?
- Я. А то кто же, - засмеялась Лена, - я ей сказала: ты – это ты, красивая гордая грузинка, и не надо ни под кого подстраиваться, тем более – под какую-то привлекательную б…ь!
- Умница, Леночка, чутье у тебя природное, просто сеанс психотерапии провела! Причем бесплатный.
Мы вернулись с пляжа, поужинали, вызвали такси и уехали в аэропорт.
…В самолете думала о моих новых знакомицах, об их судьбах – таких разных. Думала и о том, что российские женщины прекрасны и уникальны.
…О себе я не рассказала им ничего, как-то не пришлось, и это хорошо. Свою жизнь я не люблю обсуждать. Что моё, то моё! В жизни было много разного: и плохого и хорошего. Хорошего – гораздо больше. Спасибо судьбе за это!
«fifty-fifty»* - пятьдесят на пятьдесят (с англ.)
Автор Ирина Сычева.
Прочитайте: