Духовная дочь игумена Никона (Воробьева) монахиня Магдалина (Некрасова) без прикрас рассказывает, как ее семья после Победы вернулись из Парижа в СССР
Русская эмиграция к 1940-м была нерелигиозной… Дом престарелых был филиал морга, и мой дед просился к нам в ссылку… Я боялась любого представителя власти и бандитов… Духовная дочь игумена Никона (Воробьева) монахиня Магдалина (Некрасова) без прикрас рассказывает, как ее семья после Победы вернулись из Парижа в СССР, как она бежала из ссылки и почему вернулась обратно.
«Для неверующих чудес нет, есть совпадения, есть случайности. А для верующего человека на каждом шагу чудо. Не только в смысле мистики, а в том, что без промысла Божия ничего в мире не происходит, так говорил мне мой духовный отец игумен Никон (Воробьев)», – монахиня Магдалина (в миру – Ольга Некрасова) может рассказывать бесконечно.
Рассказ начинается еще в машине, пока мы едем из Марфо-Мариинской обители милосердия в храм св. царевича Димитрия при Первой градской больнице. 14 мая матушка встретилась с добровольцами, чтобы поделиться воспоминаниями. Живая связь времен – это слабо сказано. Она знала патриарха Алексия I уже предстоятелем, а патриарха Алексия II – молодым епископом. Двадцать писем из известной книги отца Никона «Нам оставлено покаяние» адресованы ей.
Но, пожалуй, самое удивительное в ее рассказах – даже не встречи с замечательными подвижниками. Это сама история семьи русских эмигрантов, и история прихода к Богу девушки из нерелигиозной семьи.
В 1945 г. отчим и мама Оли Некрасовой поверили Сталину, который призвал возвращаться эмигрантов. Все, что было в революцию, забыто, Родина вас ждет… И семья поехала на родину.
– В 1945 г. в Париж приезжал митрополит Николай (Ярушевич) для объединения разрозненных юрисдикций во Франции. Когда он приехал, не было никаких сведений о Советском Союзе. Мы слышали разные версии: и то, что в СССР эмигрантов сразу расстреливают, и то, что страна победителей восстанавливается после войны, Лавру вернули, церкви открывают. Я могу свидетельствовать: такое множество русских эмигрантов загорелось чувством любви к Родине и тоски по ней!
Решение вернуться было принято во многом из-за житейской необходимости. Таких историй среди эмигрантов было много. У большинства жизнь на чужбине была ох какой непростой. Матери Ольги муж не давал развода. Она жила в гражданском браке с ее отчимом, которому не давала развода первая жена. У них же было четверо детей 2, 4 и 6 лет и Ольга. Сама Ольга заканчивала школу. В СССР мать и отчим надеялись официально оформить свои отношения. Они вернулись в СССР из Франции и обосновались в Сухуми.
– Вначале арестовали отчима. Он пошел покупать хлеб и просто исчез. Мама пошла в МГБ, там ответили: «Он у нас на проверке, скоро вернется». Естественно, не вернулся. Через полгода всех остальных ночью после обыска, без вещей, без семейной иконы, посадили в вагон для скота. Куда везете? Приедете, узнаете. Приехали в пустыни южного Казахстана.
В лагере хоть кормили, в ссылке было хуже. Мой дедушка, мамин отец, попал в дом для престарелых. Мы думали, что ему там хорошо. А это был просто филиал морга. Если не помогали родственники, то люди там просто умирали. Но дед был очень талантливый художник и нарисовал на клочке бумаги портрет дочери начальника дома престарелых. Ему стали приносить краски, бумагу. Он рисовал и тем спас свою жизнь.
Дед узнал, где мы, и стал просить, чтобы сослали и его. Как это странно звучит! Все просят вернуть их из ссылки, а он – в ссылку. Но ему хотелось быть с нами. В результате он приехал к нам весной 1952 г. В августе он умер. Мама лежала и плакала. Доктор говорил мне: «Что ты переживаешь за дедушку. Ему 76 лет. Вот твоя мама умрет без усиленного питания, если ей не помогать. Как ты останешься с тремя маленькими детьми?»
Хлеба у них не было. Ели кукурузную муку, которую сами же и мололи. Воровали виноград. При всем этом Оля кончила с отличием школу. Как-то ее спросили, кто ее любимый писатель. Она ответила: Достоевский. Повисла пауза, тогда он был писателем полузапрещенным, а уж в школе его точно не проходили. Религиозный мистик, зло описал революционеров, игрок… После школы Олю взяли лаборанткой. Так в семье появились хоть какие-то средства. Их все равно не хватало. Росли долги, мама слегла.
– Мама лежала совсем больная, но стала меня убеждать бежать в Москву к митрополиту Николаю (Ярушевичу). В Париже он произвел на нас потрясающее впечатление. В Москве же он считался чуть ли не более влиятельным, чем Патриарх Алексий (Симанский). Мама была уверена, что он поможет. В Париже я, одиннадцатилетняя девчонка, не отходила от него, и он подарил мне крестик из Святой Земли.
Когда дедушка ехал к нам в ссылку, он добирался из Сухуми через Москву, побывал у митрополита Николая и рассказал ему нашу историю. Он дал ему денег и сказал: «Я помню Оленьку, передайте ей мое благословение». Когда дед умер, мы получили от митрополита Николая большой перевод. Потом я еще один раз писала митрополиту Николаю и получила от него ответ.
Оля бежала в Москву в конце сентября 1953 г. без единого документа, без денег и, зная об СССР лишь то, что преподавали на школьных уроках географии во Франции.
– Я знала одно, что нужно бояться любого представителя власти и бандитов. А уголовников было такое количество! Как раз прошла амнистия 1953 г. Я не умела тогда молиться. Я решила добраться до первого города, где был епископ, и поехала в Ташкент. Грязная, оборванная добралась до епархиального управления. Мне говорят, владыка уехал, у него пять епархий.
Она приходила еще и еще, и в конце концов в управлении сказали, что вызовут милицию. Задержание означало 20 лет особого режима за побег из ссылки. Тогда Ольга написала архиерею свою просьбу принять ее и приложила к ней письмо, собственноручно написанное ей митрополитом Николаем (Ярушевичем) с подписью «твой любящий отец». Владыка ее принял.
– Это был поразительный человек (епископ Ермоген (Голубев) – ред.)! Его отец был профессором в Киеве, и он принадлежал совершенно иному кругу и был иначе воспитан, чем многие «советские» архиереи. Он, конечно, не стал сообщать обо мне, а спросил, сколько мне нужно денег, чтобы добраться до Москвы. Я не знала. Он сказал, что платцкартный билет стоит столько-то. А я даже не знала, что это такое «платцкарт»!
Епископ Ермоген дал Ольге 1000 рублей, а билет стоил около 300. Так она смогла купить себе новую одежду, и еще немного осталось.
– Я была так воспитана, что мне было очень неудобно. Я просила у владыки Ермогена в долг. Я сказала, что, наверное, митрополит Николай ему потом эти деньги перешлет. Но он был такой вежливый, такой галантный! Он сказал, ни в коем случае.
Поезд пришел в Москву около 9 вечера, и к митрополиту Николаю она решила пойти на следующее утро.
– Это была одна из самых страшных ночей. Утром митрополит Николай принял меня. Он сказал: «У меня ведь был билет в Крым! Только случайно патриарх просил меня провести одну встречу, и я его сдал». Я просила владыку узнать судьбу моего отчима. Митрополит Николай дал мне денег и сказал: «Езжай скорее назад, и если будет что-нибудь, то дай телеграмму».
Пока меня не было, маме сказали, что меня поймали, что я сижу в лагере, и ее тоже арестуют. Но я добралась благополучно. Часа через два влетает наш уполномоченный, спецкоммендант и говорил: «Я вас поймал».
Ее не посадили на 20 лет. Если бы делу дали ход, то большие неприятности возникли бы и у коменданта, и у его начальства. Такова была логика режима. Администрация осудила Ольгу Некрасову только за прогул на работе.
– Мне дали четыре месяца тюрьмы. Я написала митрополиту Николаю, он не ответил, но на деньги, которые он мне дал, мы смогли поднять маму и выжить. С тех пор нам стало жить легче.
К слову, митрополит Николай переслал ту 1000 рублей епископу Ермогену, а епископ Ермоген выслал ее Ольге.
Полностью историю монахини Магдалины (Некрасовой), ее рассказ о встречах с замечательными подвижниками, и как она поразила игумена Никона (Воробьева) тем, что в то время читала «Аскетические опыты» свт. Игнатия Брянчанинова, смотрите на видео.