Я обещала не плакать. 15 минут я держалась, а потом разревелась.
В Нарышкино мы с детьми приехали 17 июля. Никто не ухаживал за садом с мая: бабушка с переломанным бедром еле передвигается по дому. Один раз только сосед скосил траву перед домом. Но все цветники заросли растениями с меня высотой. Дальняя часть сада, которую я так заботливо приводила в порядок весной, превратилась в густой лес из конского щавеля, мелколепестника, осотов и много чего еще, мне неизвестного. Чтобы увидеть, есть ли там кто живой, пришлось прокладывать себе путь через эти густые заросли. Почти все последующие дни ушли на то, чтобы освободить те цветы и кусты, которые посадила я, от тех, кто решил расти сам. К фотографиям я сделала подписи, чтобы было понятно, где розарий, а где лужайка - кроме моих слов и поручительств ничто не подсказало бы, что это именно они.
Но я утерла слезы. Сосед скосил траву. И дальше началось долгое, приятное.
Я очень люблю работать в саду. У меня есть секрет. На самом деле, для меня это способ остаться наедине с книгами и делать многое прочее. Я слушаю аудиокниги, погружаюсь в них полностью и сама не замечаю, как постепенно открываются виды. Пальцы мои, правда, замечают. Уже почти неделю я снова дома, а руки по утрам все еще болят и немеют.
Каникулы были особенно книжные. И теперь у меня в разных местах сада разные книжные события. Особенно много их зарыто в будущую клеверную лужайку. Вот тут, например, была книга "Волчье время" про немцев в 1945 - 1955. И корни пырея - это возвращенцы, издевающиеся над женами и детьми, союзники, насилующие женщин, местные немцы, не принимающие переселенцев из южных земель и т.д. и т.п.
А вот тут "Грозовой перевал", ярость Хитклиффа обращена на корни, а смелость и решительность Кэтрин питает маленькие, только что отрезанные от усов и посаженные кустики клубники.
Соседи уже спрятали мотоблок. Но лужайка намечена, семена лежат с весны. Я копаю вручную, мысленно делю участки на квадраты 15х15 см, вынимаю ком земли, перебираю корешки, землю возвращаю обратно, корешки отправляются в огромную компостную гору. Года через 3 по моим замыслам она перегниет и превратится в рыхлый холмик для голубики. А пока дело движется очень медленно под перипетии Марии-Антуанетты в интерпретации Стефана Цвейга. На середине пути я узнаю, как жестоко предал маленький Людовик 17 мать и тетю, какие чудовищные обвинения вытянули из него обвинители. Слезы опять потоком изливаются на узкую, с трудом перепаханную полоску земли. Я жалею нас обеих: королеву Франции и меня, мне обидно за ее бессмысленно растраченную красоту, любовь и прелесть, за мои тщетные и беспомощные усилия.
Но и те участки, которые уже вроде бы освоены и которые надо просто полоть, поддерживать в приглядном виде и ждать, когда все разрастется и превратится в переделкинскую дачу - и они показывают мне не только свои молодые посадки, но и вкопанные с ними книги, события, героев. Например, страшилища, которые норовят покрыть собою можжевельник Андорра компакта и крохотный крылатый бересклет компакта, совсем не компактные. Они напоминают мне триффидов, которых я слушала в прошлом году, копая этот участок. Но на фотографии их уже нет. Я от них избавилась - но знаю, что стоило мне уехать, они снова приползли и поджидают новых жертв.
Но есть и книжки с нормальными сюжетами, там все заканчивается более-менее хорошо. Например ирландские детективы Таны Френч. Там кто-то взрослый и сильный умеет защитить подростка. Такими взрослыми и сильными побыли как раз сорняки. Они спасли розы от иссушения, они защитили мои растения, как это ни парадоксально. Почти никто пока не умер. Зимние заморзки погубили дедушкино персиковое дерево, исчез в сорняках клематис. Остальных всех я вроде бы разыскала. Уже при мне какая-то мышь перегрызла кору сирени Элинор Престон. Позже, в момент острой зимней тоски и ностальгии, я обязательно напишу о всех цветах и кустах подробнее, пока же покажу несколько фотографий.
Аудиокниги - помощники, трудяги. Я им очень благодарна. Но главной книгой этого сезона оказалась Женщина в белом. Ее я читала по-английски, с кофе или чаем с молоком, в удобном кресле. Медленно и иногда даже вслух. Периодически отрываясь и глядя на розы. Эта книга была нормальная, живая, со страничками и моим собственным темпом, моими внутренними интонациями. И она тоже осталась в саду. И позже я смогу кое-где расслышать шуршание белого шелка, распознать сумрачные тени и всполохи. Сад все больше наполняется смыслом и моей жизнью.
