Теплый майский ветер треплет легкие занавески. Всегда прозрачные. Чтобы видеть, как над сиреневой горой встает красное солнце и взлетают золотые птицы, как с весенних небес падают розовые лепестки вишни. Время самого знаменитого адажио и самого прозрачного воздуха, который так легко разбить нечаянным окриком или громким словом, время, когда говорят полушёпотом или не говорят вовсе. Время, когда смотрят вдаль, и обнаруживают там самих себя, время, когда молчанием произносится больше, а признания приносят долгожданное облегчение, потому что принимаются без зла и с прощением за прошедшую любовь. Время, когда уходят, не требуя ни покаяния, ни жертв, нежно целуя в лоб. Время, когда прощаешь себя за собственные чувства. Время, когда становишься прозрачным, когда через твое тело осыпаются цветы сакуры, розовые, как след помады на смуглом виске уходящего вдаль мужчины, таком же прозрачном, как ты сама и занавески в твоем притихшем доме.
Ты снимаешь иглу с пластинки. Адажио соскальзывает в тишину. Ты улыбаешься и вынимаешь из ушей слишком тяжелые серьги. Сквозь тебя пролетает птица, задевая кончиком своего крыла твое плечо. Твои глаза прозрачно-зелены, а в молчании музыка всех прошедших времен.
Над сиреневой горой в темно-синих небесах зажигается первой звезда. Теплый летний ветер спит у твоих ног голубой прозрачной ящеркой. Ты смотришь вдаль и видишь, как мужчина со смуглым виском просит воды у белокурой женщины с маленькими ступнями. Так начинается новая история. Ты закрываешь глаза и чувствуешь, как подступающая ночь гладит твои прозрачные веки, за которыми таятся десятки невидимых созвездий и безымянных планет.
Прозрачные занавески чуть подрагивают от легкого сквозняка.
