Довольно большая, сделанная лет тридцать назад бетонная цветочница стояла возле городской АТС. Её ладный боковой орнамент был изготовлен когда-то со знанием творческого дела. Раньше в ней росли цветы. Теперь сюда складывали мусор.
Народу по дороге, где стояла превращенная в мусорницу цветочница, ходило много. Пивные бутылки, пачки из-под сигарет раскидывались повсюду. Вот и пришла дворнику в голову мысль вычистить землю из бывшей цветочницы. Выкидав лопатой довольно объёмистую кучу земли, дворник дядя Семён радовался своей сообразительности. Из-за вместительности в цветочницу помещалось много пивных бутылок, и его территория в этом месте стала заметно чище.
Когда шёл дождь, то добротно сделанная цветочница не пропуская воду, накапливала её. Собрав пивные бутылки, дворник уходил, а в оставшуюся там дождевую воду курящие люди бросали окурки, невольно слушая при этом писк затухающей сигареты.
В один из дней, когда солнце, обогрев одну часть земли, ушло греть другую, а стало быть темень не замедлила себя долго ждать, к цветочнице подъехала белая «Нива». Оглядевшись по сторонам, водитель собрал пивные бутылки в мешок и отнёс в свою машину. Затем достал пять мешков, наполненных чернозёмом и поочерёдно высыпал их в цветочницу. Бережно взяв из машины нечто, понёс и так же бережно опустил в цветочницу. Проделал это несколько раз, разогнул уставшую спину и глубоко вздохнул. Глаза его повеселели. В цветочнице теперь лежал лесной дёрн, обильно усыпанный белыми ромашками.
Василий Игнатьевич Кулебякин давно ходил по этой дороге и застал ещё время, когда в цветочнице росли цветы. Был он с раннего детства приучен отцом к рыбалке. Теперь у него самого росло два внука и внучка. Жена Елизавета постоянно, когда он собирался на рыбалку, ругала его, ибо сильно волновалась за родного человека.
И вот на рыбалке, сидя у костра, видя вокруг разноцветье и разнотравье, он вспомнил почему-то старую цветочницу и решил засадить её ромашками. Правда, подумал, что утром, когда встанет проверять сети, фантазия эта позабудется. Но не забылось. И аккуратно поработав лопатой, он уложил дёрн с ромашками в прицеп, тут же набрав и чернозёма.
Утром дворник дядя Семён по прозвищу Семёныч долго глядел на ромашки и наконец вслух произнёс: «Вот едрит твою»!..
Ему теперь предстояло что-то придумывать: ведь люди по-прежнему бросали пустые бутылки на его территорию! Но в цветочнице, к его немалому удивлению, мусора он теперь не находил.
И встрепенулось что-то у Семёныча в душе. Присев от усталости на край цветочницы, вспомнил он о многих хороших людях, что довелось встретить ему на своём веку. Полгода назад подошёл к нему начальник и сказал, что надо пройти медкомиссию.
Не проходил он её давно и даже напугался: пройдёт ли?.. Найдут что-нибудь, и переживай после. Перед рентгенкабинетом, стоя в очереди, обратил Семён внимание на бабушку. Привезли её на инвалидном кресле, а у него, глядя на таких горемык, у самого начинала сильно ныть спина. Но что-то толкнуло его к ней, спросил, откуда, мол. Оказалось, бабушке восемьдесят лет, жила в совхозе Кобляково. Сбил её на мотоцикле пьяный мужик и поехал дальше. Люди донесли до дому, но отказали напрочь ноги. Была она одинокой, пришлось продавать корову и просить земляков, чтобы ходили за продуктами. Посетовала бабушка и о том, что их совхоз Кобляково был когда-то миллионером, что в их роду все были долгожители, и если бы не сбили её, то она бы по сей день держала корову.
Но не это вышибло слёзы тогда у Семёныча, а то, что бабушка просила потом того мотоциклиста, что изувечил её, отвезти её в больницу. Тот отказал, сильно матеря согбенную старуху. Но она не злилась на него и простила, прямо сказав об этом дворнику Семёну.
Пройдя рентген и спускаясь с пятого этажа больницы по лестнице, хотя можно было вызвать лифт, плача, он твёрдо знал, что не стерпел бы и набил тому мотоциклисту морду. Вспомнились почему-то ему тогда невесть откуда взявшиеся слова – «русское всепрощение».
…Через двадцать метров, возле этой же АТС стояла точно такая же заброшенная цветочница, и дядя Семён, убрав оттуда землю тридцатилетней залежалой давности, приспособил себе новую мусорку.
Через неделю дядя Семён снова произнёс своё «едрит твою», ибо и там появились белые ромашки. Семёныч, посмотрев в небо, тихо говорил:
– Господи! Зачастую кажется, когда несёшь на горбу коромысло жизни, что и силы больше нет сопротивляться злу. Усталость эта шибко глубокая. В родимой сторонке горя и равнодушия завсегда с избытком. А тут гляди-ко, хошь и пустяшная, а радость, язви её.
Дивилась его душа неизвестному тому человеку, что надумал украсить наш грешный мир. Да и проходившие здесь люди стали спрашивать, откуда ромашки, и все были уверены, что это – его работа. Дядя Семён в ответ честно твердил, что это не он, но находились и такие, что говорили: зачем, дядя, хитришь?..
Дальше был расположен другой участок, где трудилась дворничиха тётя Таня. На её территории были расположены уже простые железные бачки, и она заметила, что пивных бутылок и даже пустых пачек сигарет на её территории заметно поприбавилось. А вскоре она встретила дядю Семёна, который в разговоре обмолвился, что какой-то чудак засадил давно брошенные цветочницы ромашками и что люди на его территории стали меньше сорить.
Сидя у себя дома и советуясь с соседкой бабкой Клавой тётя Таня рассуждала: «Да это же он, Семён этот, специально ромашки у себя развёл, чтобы мне хуже сделать». Баба Клава, уважая свою соседку, подтвердила её догадку и добавила от себя, что все мужики –козлы вонючие.
Не вытерпев такой несправедливости, тётя Таня ночью, словно тать, сделала ставшие ей ненавистными цветочницы вновь мусорками, специально набросав туда пивных бутылок.
Утром Семён, которому было на ту пору 68 лет, увидев разорённые цветочницы, враз опешил, почуяв в груди нарастающую боль. Знал он взбалмошный характер Татьяны, на которую многие обижались из-за её вечной грубости, подумал про себя, и зачем я, дурак старый, рассказал ей про ромашки. Но больше беспокоило Семёныча то, что увидя безобразие расстроится тот человек, который устроил такую красоту людям.
За полчаса у Семёныча поднялось высокое давление, он присел на край цветочницы и вызвал по мобильному телефону «скорую». Месяц пролежал в больнице. А после его дети увезли Семёныча в другой город.
Начальник АТС долго не мог найти дворника: убирать довольно большую территорию за малую зарплату никто не хотел. Принятых на работу двух алкашей он же вскоре сам и выгнал.
Но в один из дней пришёл к нему нормальный, вышедший на пенсию мужик по имени Василий. И он с радостью принял его на работу. Узнал новый дворник Василий Игнатьевич Кулебякин от начальника станции историю про то, как и отчего заболел Семёныч.
Прошло около года. За это время вокруг АТС были посажены деревца и кустарники сирени, вишни, смородины, черёмухи, и, когда приспела пора, в цветочницах вновь появились белые ромашки. Увидев их, тётя Таня долго смотрела на белые лепестки. Завидев соседку по территории, Василий, поздоровавшись, произнёс:
– В прошлом году ещё всё устроил, да вот кто-то порушил. Пришлось год ждать, чтобы снова возродить.
Тётя Таня, отвернувшись от Василия Игнатьевича, пошла, пряча от него глаза. О чём в этот момент она думала, никто никогда не узнает.
В это же лето в город вернулся Семёныч, у которого осталась здесь непроданная дача. Быстро и недорого продав её, решил он зайти повидаться к начальнику станции Александру Николаевичу. Тут же и повстречал он нового дворника, Василия Игнатьевича.
Вечером, сидя в квартире Кулебякиных, три мужика выпивали домашний самогон. Жена Василия, Елизавета Васильевна сварила в этот вечер замечательный суп из листьев молодой свеклы. «Надо же, едрит твою», – то и дело твердил Семёныч любимую присказку в тёплом дружеском разговоре…
Project: Moloko Author: Казаков Анатолий
Другие истории этого автора этого автора здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь
