После Есенина хочется выпить сока, наливавшего полупрозрачным светом тоненькие стволы берёз. Хочется вдыхать влажный белёсый рассвет над широким полем и упиваться им, наблюдать за тающими в лазури облаками, пересчитывать все изгибы под избяной кровлей. Собрать лукошко пышнотелых белых грибов в звёздочках росы.
После Пушкина хочется выпить растопленного шоколада — сначала он обволакивает язык, а потом обжигает его, ароматный и пряный от имбиря, корицы и аниса. Хочется накрыть стол, заставить языки пламени плясать в камине, освещая зал и рассыпая искры, собрать забытых и новых друзей вместе. Разломить французский багет и, как русские блины, макать его кусочки в тягучее сгущённое молоко и крыжовниковое варенье.
После Гоголя хочется выпить кваса, приготовленного на чёрном хлебе с крупными ломтями свёклы. Хочется ругать серое непрогретое зимнее небо, в любой компании стать разгоравшейся бенгальской свечой, прожигающей своим блеском маски и шторы. Прислушиваться к бормотанию мотыльков в бледном свете уличного фонаря. Отогреть ладони жаром румяного и блестящего от масла пирога, вкус которого не узнаешь, пока не попробуешь.
После Евтушенко хочется выпить охлаждающего кисловатого чая с хмелем и брусничными листьями. Хочется вполголоса вспоминать с кем-то близким забытое прошлое, сидя на крыльце заброшенного дома. С тоской в глазах провожать улетающих осенью птиц, улыбаться своему стареющему лицу в зеркале как единственному верному и честному приятелю. Намазать два куска чёрного хлеба сливочным маслом, присыпать один сахаром, другой — солью, пригласить соседа на чай.
После Лермонтова хочется выпить сиропа из прогорклых можжевеловых ягод и шалфейных листков, собранных в тени заброшенного поместья, затерявшегося среди тёмных лесов и серых скал. После ухода гостей подолгу стоять на опустевшем балконе с полотна Мордвинова «Вид Большого канала в Венеции». Перелистывать пожелтевшие книги с неумелыми балладами о рыцарях или живых мертвецах и непременно уколоться уголком каждой страницы. Рассматривать своё отражение в холодной воде на дне колодца и в подобных зеркалам Армиды кристаллах, мерцающих в глубине пещер. Хочется съесть целую плитку горького шоколада, наслаждаясь уединением и ночной тишиной.
После Цветаевой хочется выпить вязкий горьковатый кисель из смуглых, иссушенных осенним солнцем лесных ягод, перемешанных с опавшей хвоей. Хочется следить за обратным движением стрелок напольных часов, упирающихся в потолок, читать Сервантеса, вести беседы с немыми портретами. Без спроса взять из родительского буфета фарфоровую сахарницу — часть фамильного сервиза, ― полную манящих острых осколков.
После Петрарки хочется выпить дикого мёда с ароматом роз и ладана, янтарного и чистого, пропускающего все лучи света. Вслушиваться в воркование белой голубки с мягкими и аморфными, не дающими ей защиты коготками. Разгадывать символы, что древние мастера доверили мозаике и витражам, не вставать из-за стола, погребённого под фолиантами и свитками. Спрятаться в укромном тенистом месте дивного сада, перебирать изумрудные от сочной листвы ветви и искать самые спелые персики.
После Шекспира хочется выпить сидра, мутного от бумажных конфетти, с едва уловимым послевкусием неочищенной колодезной воды. Хочется самостоятельно зажигать фонари перед каждым домом с наступлением сумерек, вырезать бумажные короны и театральные маски, украшать их запылившейся мишурой. Вдохновлять и давать клятв и обещаний больше, чем можно выполнить за две жизни. Потратить последний грош на сытный ужин, с индейкой и перловой кашей, для друзей, какой с завистью или неподдельным восторгом будут долго вспоминать те, кому не удалось оказаться за одним столом со мной в тот вечер.
После Лорки хочется выпить чёрный кофе с терпкой золотистой апельсиновой цедрой. Хочется считать падающие звёзды, изнемогать от зноя, полного галлюцинаций и миражей. Доверять все свои тайны бесстрашной кастильской барышне под платком, оставившим открытым только один глаз. Сорвать спрятанные под маслянистыми ветками лимоны и есть их с кожурой.
После Гёте хочется выпить то, что можно поровну разлить во все кружки бедных, но верных товарищей-поэтов. Хочется верить в светлое будущее и противостоять всякой несправедливости, посещать тематические маскарадные вечера тайных обществ, приручать лесных духов и согревающих кирпичи очага огненных саламандр. Разделить солоноватый брецель с первым встречным на узкой городской улице.
После Вергилия хочется выпить пойла из перебродивших фруктов. Хочется пешком исследовать весь родимый край, каждому человеку быть приятелем, но никого не считать своим другом, обнаружить сокровенные тайны мудрецов минувших эпох. Снять с тяжёлой кости, почерневшей от угольков костра, непрожаренное, кровоточащее мясо быка, заколотого в честь богов.
После де Веги хочется выпить холодного, до боли в зубах, лимонада со звёздочками пряного бадьяна и пьянящим ароматом свежей мяты. Хочется шарадами и загадками отвечать на каверзные вопросы, жонглировать яблоками раздора, участвуя в дворцовых заговорах, верить в силу человеческого духа и всегда находиться в движении. Взять на прогулку по каменистому морскому берегу завёрнутый в расписную ткань поджаристый пшеничный хлеб с ярко-жёлтым, как полуденное солнце, кружком сладкого омлета на свежем молоке и веточкой щиплющего кончик языка розмарина.
После Бодлера хочется выпить яда.
После Алигьери просто хочется выпить.
А после прочтения ваших стихотворений, мой дорогой друг, мне ни пить, ни есть ― совсем ничего не хочется. Мало того — от ваших стихов меня даже тошнит.
Редакторы: Ирина Курако, Софья Попова
Корректор: Татьяна Максимова
Другая художественная литература: chtivo.spb.ru