- Посиди в машине, - бросил отец. - Там работают криминалисты, нечего тебе мешаться у них под ногами.
- Вот еще! - возмутился Аслан. - Чем я тут займусь? Телефон разрядился, никаких книг у меня с собой нет. Разве что отрабатывать удар на подголовнике.
- Очень смешно, - скривился в недовольной гримасе отец. - Мне не нужно, чтобы подчиненные решили, будто у меня невоспитанный сын.
- А тебе, конечно же, важнее всего то, что подумают люди! - раздраженно бросил Аслан, прекрасно зная, что это правда. - На меня тебе наплевать. И вообще, после тренировки я дико хочу есть. Дай мне денег, я пойду в какое-нибудь кафе.
- Ты совсем дурак, что ли? - в гневе вскричал Заур Рахманович, который терпеть не мог, когда ему перечили. - Какое еще кафе? В этой вонючей дыре тебе башку открутят прежде, чем ты успеешь моргнуть. Думаешь, раз боксом занимаешься, то справишься с местной шпаной? У них ножи и огнестрелы, а тут ты в брендовых шмотках и с голыми кулаками. Хотел бы я на тебя посмотреть! Я в твои годы занимался самообороной и мог за себя постоять. А ты еще совсем сосунок!
- Вообще-то ты сам меня отдал в секцию бокса, - пробурчал задетый за живое Аслан. - Про самооборону никогда речи не шло.
Отец, к сожалению, услышал эту реплику и завелся еще сильнее.
- Своей головой думать надо и принимать самостоятельные решения. Тебе уже четырнадцать лет! Паспорт в кармане, ветер в голове. Никто никогда не мешал тебе брать дополнительные уроки, но ты же все знаешь лучше всех и никогда не слушаешь меня! Хватит пререкаться! Сиди тут, я сказал!
- Не буду! - упрямо повторил парень. - В конце концов, Колобок учился в нашей же школе, не чужой мне человек.
- Никогда не слышал, чтобы ты про него говорил.
- Потому что ты дома никогда не бываешь. Послушай, папа, давай не будем устраивать разборки, - мирно предложил Аслан. - Я тихонько постою в сторонке, никому мешать не буду. Никаких фотографий сделать без телефона не смогу. Так что какие ко мне претензии?
- Разборки!.. Да много ты знаешь о разборках, - фыркнул Заур Рахманович.
Он раздраженно посмотрел на часы и, скривившись из-за того, что сын не желает его слушаться, жестом приказал выходить из машины. Проще было позволить ему реализовать свои фанаберии, чем препираться на пустом месте. Разговор о надлежащем поведении и уважении старших подождет до вечера. А может, и с внушительной порцией ремня, раз парень ничего не понимает. Сейчас же некогда заниматься воспитанием.
Погода была как нельзя более "подходящая" для прогулок на свежем воздухе. Опять моросил противный дождь, покрывая асфальт противной скользкой пленкой - чем-то средним между водой и льдом. Ноги разъезжались при каждом шаге, и отсутствие уличного освещения ничуть не улучшало ситуацию. Аслан чуть было не растянулся на дороге, едва выйдя из машины, и услышал, как громко хмыкнул отец.
- Боксер, блин, - процедил тот себе под нос, и у парня внутри все загорелось от несправедливости, но он все же промолчал.
Отец широко зашагал в темноту, не глядя под ноги и не теряя равновесия на скользком асфальте. Аслан старался не потерять его из виду, но при этом не грохнуться в грязь. За дорогой начинался лесопарк, отгороженный от тротуара глубокой сточной канавой. Заур Рахманович ловко перескочил через ров, не оглядываясь на сына, и заспешил вглубь зарослей, откуда пробивался яркий свет. Парень предпочел обойти канаву по дорожке. Но дальше все равно пришлось топать по грязи - асфальт закончился вместе с тротуаром, - а его кроссовки явно не были не предназначены для марш-бросков по пересеченной местности. Через их тонкую ткань внутрь тут же просочилась мерзкая холодная жижа, и Аслан подумал, что, наверное, зря спорил с отцом. Стоило остаться в машине.
Однако отец мог провести на месте преступления сколько угодно времени - это парень знал по опыту, - а остаться на несколько часов в одиночестве было не самой приятной перспективой. Можно было, конечно, взять такси, но и эту опцию отец отмел с самого начала. Не хватало еще, чтобы Аслана увезли в какую-нибудь "лесную сказку" и там распотрошили на органы.
Удивительным человеком был Заур Рахманович. С одной стороны, дома почти не бывал - иногда неделями, проводя все время на работе. Особенно с тех пор, как стал большим начальником. Аслан понятия не имел, как называлась должность отца и чем именно он занимался в своей полиции, но знал, что чем-то невероятно важным. Таким, от чего зависела жизнь людей.
С другой стороны - всякий раз, когда он возвращался со службы, будь то в нормальное человеческое время или ранним утром, дом превращался в казарму. Орлиный взгляд главы семейства мгновенно выхватывал пыль на полках, пятна на кафеле, недостаточно чистую посуду или не совсем свежие полотенца. Все это должно было быть немедленно исправлено - и неважно, чем в тот момент занимались домочадцы. В детстве Аслан и не подозревал, что может быть как-то иначе, но уже в средней школе, часто бывая в гостях у одноклассников, понял: дома творится неладное. Это ощущение усиливалось всякий раз, когда он видел мать, покорно склоняющую голову под воплями мужа, или свою младшую сестру, которая молча делала все, что от нее требовали, никогда даже не пытаясь защититься.
Зауру Рахмановичу позарез нужно было контролировать абсолютно все сферы жизни домочадцев. Дошло до того, что он однажды запретил им находиться в уборной дольше трех минут. Правда, ему пришлось отказаться от этого экстравагантного требования, когда у него самого прихватило живот, и он провел на фаянсовом постаменте не меньше полутора часов, в то время как члены семьи были вынуждены пойти за удобствами к соседям. Естественно, с какими-то нелепыми оправданиями о забившейся трубе. Считалось само собой разумеющимся, что про главу семейства нельзя было - даже между собой - говорить ничего порочащего его безупречную репутацию.
Вообще, личная репутация была главным пунктиком отца. Он не пил, не курил, не заводил шашней на стороне, поддерживал себя в превосходной физической форме, жил исключительно по средствам и требовал того же от подчиненных. И, разумеется, от сына. Жену и дочь он, как еще лет в пять понял Аслан, за людей не считал.
Парень должен был преуспевать во всем, начиная от тех школьных предметов, которые он всей душой ненавидел (вроде русского языка и литературы), до отношений со сверстниками и взрослыми. Он должен был быть примером для окружающих, вызывать зависть и уважение. При этом контакты с упомянутыми категориями лиц строго контролировались. Приводить кого-либо домой, когда там находился отец, было строго запрещено. А поскольку тот мог появиться в любое время дня и ночи, безо всякого предупреждения, Аслан в итоге вообще отказался звать кого-либо в гости, предпочитая сам посещать друзей. Нельзя сказать, что вынужденное негостеприимство расширило его круг общения, но он не жаловался.
Он вообще никогда ни на что не жаловался. Потому что за проявление слабости от отца могло прилететь. И не раз прилетало. Так что Аслан давно уже забыл, как выражать боль, тревогу, страх, одиночество или неудовлетворение. Нет, он, конечно, продолжал их ощущать, как любой нормальный человек, но вида никогда не показывал. Единственное, что было позволительно, - гневаться. Он и на бокс пошел именно потому, что удары по груше или "лапам", а еще лучше - по живому объекту, доставляли неимоверное наслаждение. Внутри словно бы открывался источник бесконечной благодати. По всему телу бежали мурашки удовольствия. В голове становилось пусто и легко. Есть только ты и противник.
Но и этого, как оказалось, отцу было мало. Что бы Аслан ни делал, он всегда не дотягивал до какой-то невидимой планки, которую знал и чувствовал только отец. Быстрее, выше, сильнее - под таким девизом проходила вся жизнь. Мальчишки в классе с уважением и даже завистью смотрели на мускулистую фигуру Аслана, но это не мешало им постоянно подтрунивать над парнем. И тот ощущал в себе какую-то неуверенность. Как будто он делает не то, что нужно. Как будто другие живут правильно, а он - нет.
За деревьями оказалась большая поляна вытянутой формы. Судя по всему, здесь местные жители играли в футбол. Сейчас пространство между голыми березами и тополями было залито светом мощных прожекторов. На дальнем конце поляны сгрудились люди. Сверкала вспышка фотоаппарата. Стоял ровный гул голосов. Отец был уже там, а Аслан, пытаясь не упасть, осторожно шагал по сырой траве. Кроссовки продолжали набирать воду, и переохлаждение стоп парню было бы гарантировано, если бы он не занимался спортом и не знал, как сохранить ноги в тепле. Нужно было лишь постоянно - и главное, правильно - двигаться.
Когда раздался зычный голос Заура Рахмановича, все остальные притихли. Отца боялись, Аслан это прекрасно знал, но никогда не обращал внимания, что его присутствие вызывает не столько страх, сколько отвращение. Оно явственно отпечаталось на лицах двух молодых и невероятно похожих друг на друга барышень, которые стояли на некотором отдалении от толпы и работали в своих планшетах. Решив поддержать их, парень широко улыбнулся (а улыбка у него была очень добрая - это отмечали многие), и те, поймав его взгляд, улыбнулись в ответ. Потом одна из девушек спохватилась:
- Парень, тебе здесь нельзя находиться! Как ты сюда попал?
Аслан не умел врать (любая ложь каралась жесточайшим образом), поэтому сказал чистую правду.
- Я с отцом. Вон он, раздает команды.
- А, так ты сын Заура Рахмановича? - с интересом уточнила вторая барышня. - Я Лиза. Это, - она ткнула локтем коллегу, - Анфиса. Мы тут все протоколируем.
Непонятно, что двигало девицами, решившими пообщаться - да что там! - пофлиртовать с сыном своего главного руководителя, парнем явно несовершеннолетним. Любопытство? Корысть? Странное влечение? Аслан не был дураком и понимал, что четырнадцатилетний парень, пусть даже и атлетического сложения, вряд ли будет интересен в эротическом плане девушкам за двадцать. От мысли о том, что те стремились понравиться ему, чтобы выслужиться перед отцом, сразу стало мерзко.
- Что здесь произошло? - поинтересовался он у собеседниц, чтобы переменить тему. - Почему столько народу? Что все они делают?
Лиза оббежала взглядом собравшуюся толпу полицейских, экспертов, каких-то чиновников - как будто увидела всех их впервые. Людей и правда было многовато, но и происшествие было далеко не тривиальным. Впрочем, большинство присутствующих занимались непонятно чем. Скорее всего, выступали в роли праздношатающихся зевак, чтобы потом козырять в разговорах участием в таком неординарном событии.
- Нашли тело подростка, - тяжело вздохнула Лиза. - То есть, тело без головы. Голову пару дней назад обнаружили в мусорном баке совсем в другом районе. Есть подозрение, что это дело рук одной очень странной секты. На теле вырезаны символы культа. Этот убитый парень - далеко не первая жертва безумцев. Но он первый в нашем городе. Раньше сектанты действовали в других регионах.
Анфиса одернула коллегу, которая явно сболтнула лишнего, но Аслану было достаточно и той информации, которую удалось получить. Хорошо, хоть барышни не знали, что он и убитый Коля Коробов учились в одной школе. Иначе расспросов было бы не избежать. Поблагодарив собеседниц, парень аккуратно обошел что-то горячо обсуждавших экспертов и постарался подойти вплотную к тому месту, где лежало тело.
Он и сам не мог бы сказать, зачем ему это было нужно. Может быть, он хотел увидеть, как на самом деле, а не в книжках и фильмах, выглядит смерть? Может быть, надеялся, что почувствует там нечто... Но что именно? Глупости какие! Аслан вспомнил сцену из кино, которое недавно показывали по телевизору. Дело происходило в средневековом городке. На центральной площади был установлен эшафот, где должна была вот-вот начаться казнь. И посмотреть на нее собрались многие тысячи жителей. Им всем было интересно. Вот и ему... интересно.
Эксперты, сгрудившиеся на коленях вокруг чего-то, поднялись на ноги, и Аслан увидел лежавшее на земле обнаженное тело. Болезненно худое, бледное, с синеватым отливом, оно резко контрастировало с осенней грязью и выглядело словно гигантский нарыв на раскисшей земле.
Первое, что бросалось в глаза, - глубокие алые раны на груди. Они действительно образовывали какой-то узор или знак, но с того места, где стоял Аслан, было непонятно, что именно изобразили сектанты. Как завороженный, смотрел он неподвижное тело человека, которого еще несколько дней назад он видел в школе живым и невредимым. Неужели вот это и есть Коля Коробов? Вроде бы он был повыше, да и не такой истощенный. Может быть, носил мешковатые вещи, поэтому и не видно было, какой он на самом деле? Но ведь рост одеждой не изменишь?.. И тут парень наконец понял, почему ему казалось, будто Коля стал ниже. У тела не было головы. Плечи, шея, а дальше - запекшееся кровавое месиво. Аслан почувствовал, как к горлу подступила тошнота, и поспешно отвернулся. Смотреть на это было выше его сил.
Его тут же оттеснили от трупа вившиеся над ним, словно мухи, эксперты. Сквозь толпу протиснулся невысокий лысоватый старикашка в круглых очочках, за толстыми линзами которых его глаза казались непропорционально большими.
- Что вы тут встали? - недовольно закричал он на собравшихся. - Совсем нечем заняться? А ну прочь, не мешайте работать.
Голос у старикашки был неприятный, высокий и притом скрежещущий - совсем как у того дряхлого священника в мечети, куда его в детстве таскала мать. Непрошеные воспоминания об этом неприятном персонаже, который, когда никто не видел, пытался лапать мальчиков, еще больше усугубили состояние Аслана.
- Семен Андреевич, - поприветствовал вновь прибывшего старикашку Заур Рахманович, но руки ему не подал. - А мы только вас и ждали.
- Дела, дела, - покачал головой старикашка, - да еще пробки, еле добрался досюда. Эк вас занесло!
- Не нас, а убийцу. Или убийц, - отрезал отец Аслана, которому не понравился пренебрежительный тон собеседника. - И вы мне должны сказать, как все произошло. Ребята здесь уже основательно поработали, так что вам осталось сделать всего ничего.
- Скажете тоже, Заур Рахманович, - пробурчал старикашка. - Тут работы на всю ночь. Как минимум. А я уже не в том возрасте...
- Ну так подавайте рапорт и не морочьте мне голову, - бросил отец Аслана и отошел в сторону, чтобы пообщаться с экспертами.
- Жук навозный, - пробормотал вполголоса старенький Семен Андреевич, но Аслан услышал.
И почему-то от этих слов ему стало очень неприятно, хотя сам он никогда не стеснялся в уничижительных эпитетах, думая о своем отце. Говорить что-либо из этого вслух он, конечно же, никому никогда не собирался. Отец - царь и бог, порочит его нельзя ни при каких обстоятельствах. Эта установка впечаталась на подкорку, наверное, на всю оставшуюся жизнь.
- Костик, а ну подойди-ка сюда, - скомандовал Семен Андреевич, внимательно, сантиметр за сантиметром разглядывая тело. - Что-то не вижу я вот этого в ваших документах.
- Чего там? - недовольно отозвался Костик, высокий развязный очкарик с гладко выбритой головой, жующий розовую жвачку и нарочито широко открывающий при этом рот. - Семен Андреич, мы там уже все облазили. Не тратьте свое и наше время. И на коленках вам стоять вредно в вашем возрасте.
- Был бы ты моим сыном, Костя, я бы щас содрал с тебя штаны и выпорол бы при всем честном народе, - пригрозил старикан, но беззлобно. - Ты свою работу халтурно сделал и мне на даешь сделать свою. Так, что ли? Вот, смотри и учись, раздолбай. Вот помру скоро, и раскрываемость сразу упадет на пятьдесят процентов. А потому что кругом одни офисные служащие! Которые только и умеют, что задницей протирать стулья и выдувать по три литра кофе в день. Эра дилетантов!
- Ага, Сталина на нас нет, - флегматично заметил эксперт Костя и под радостное хрюканье Семена Андреевича сел рядом с ним на колени. - Фонарь нужен?
- Я пока на зрение не жалуюсь, в отличие от тебя, близорукого, - все еще посмеиваясь, сказал старый специалист. - Смотри! Вы этот вот синяк в правом подреберье проморгали. Да, он несвежий и образовался, скорее всего, за несколько дней до убийства, но он есть. А в документах - нет.
- Виноваты, Семен Андреевич, сейчас исправим. - Эксперт Костя аккуратно завернул жвачку в салфетку, спрятал в карман и надел перчатки. - Поглядим, поглядим.
Семен Андреевич кряхтя поднялся и принялся обходить труп с другой стороны, и в этот момент Аслан снова подошел поближе. Все-таки любопытство пересилило отвращение. Пресловутый синяк видно было плохо, но парень на зрение никогда не жаловался (на приеме у окулиста он видел любую, даже самую мелкую строчку) и сумел разглядеть его. Почему-то вид синяка снова вызвал неприятные ощущения. Нет, не рвотные позывы, как до этого, а скорее головокружение. Рука сама собой ощупала правое подреберье.
Так и есть. У него самого в том же месте был синяк. Пропущенный во время тренировки удар по печени пару дней назад. С кем же он тогда спарринговался? Но, как ни силился, своего противника Аслан вспомнить не смог.
- С тобой все нормально? - спросила Анфиса (или Лиза - девицы перепутались в памяти Аслана). - Чего ты за бок держишься?
- Все в порядке, - быстро отдернул от бока руку парень и сказал первое, что пришло в голову. - Просто есть хочется.
- У людей желудок обычно с левой стороны, - многозначительно произнесла девица и жестом пригласила его следовать за собой. - У меня есть бутерброд, я всегда беру с собой еду, когда мы выезжаем на место происшествия. Осмотр может длиться по несколько часов, а когда я голодная, то совершенно не соображаю.
По пути к машине девица (все-таки Лиза или Анфиса?) несколько раз как бы ненароком останавливалась, поправляя то юбку, то курку, то прическу. Пусть Аслану было всего четырнадцать и с девчонками он близко еще не общался, но кое-какой опыт в этой сфере у него уже имелся. Так что намерения девицы были ему понятны. Не то чтобы его останавливала разница в возрасте... скорее, ему не хотелось попасться на глаза отцу в такой ситуации. Последствия были бы непредсказуемыми, но парню это совершенно точно ничего хорошего не сулило.
Девица завела машину и предложила Аслану устроиться на заднем сидении. Пока с бутербродами и чаем. За разговором о том о сем, который парню давался, надо признать, с трудом, еда быстро закончилась. Собеседница Аслана решила брать быка за рога и поинтересовалась его возрастом. Соблазн назвать число побольше был велик, но он сдержался. Известие о том, что парню всего четырнадцать, на некоторое время выбило девицу из колеи, но она тут же вернулась к прежнему непринужденному тону.
- Бок болит? - указала она глазами на куртку Аслана. - Ладно, не стесняйся, я же видела, как ты схватился за него рукой. Дай посмотрю, что там.
Аслан замер, не зная, что делать дальше.
- Да не буду я тебя лапать, - отмахнулась от витавших в воздухе подозрений девица. - Я с детьми дел не имею. Хотя честно признаюсь, ты очень даже ничего. Дай посмотрю, у меня медицинское образование.
Парень нехотя приподнял куртку и свитер с правого бока, открывая взору пурпурный синяк. Хотя делать этого, в общем-то не стоило, и он это прекрасно понимал.
- Ого! - глаза собеседницы расширились от удивления. - Ты где так умудрился травмироваться?
- На тренировке, - пожал плечами Аслан. - Обычное дело.
- Единоборствами занимаешься, значит, - уважительно сказала девица. - У меня отец тоже занимался. Пока ему шею не свернули.
- Боксом, - поправил собеседницу Аслан и опустил куртку. - Обычное дело, пройдет.
Про отца девицы он спрашивать не стал, а она и не захотела развивать эту тему. Аслан вдруг представил, как на его собственного отца кто-то нападает в темной подворотне и сворачивает ему шею. Лица этого второго не было видно, но вот руки парень разглядел во всех подробностях. Они почему-то были похожи на его собственные.
У хозяйки машины зазвонил телефон.
- Да, Леша, я уже возвращаюсь. В машине я, замерзла. А что, Анфиса там без меня уже не справляется? Накосячила? Вот дура!
Девица (все-таки, значит, Лиза) положила трубку и раздраженно сказала:
- Чаепитие закончено. Спасибо за компанию. - Потом, подумав секунду, добавила уже другим тоном. - Годика через два-три позвони мне, наверняка ты будешь еще симпатичнее.
Аслан не знал, куда себя деть от снедавшего его стыда. Хотя ничего постыдного он вроде бы не сделал, и краснеть должна Лиза, а не он. Но беспокоило его сейчас другое. Где-то на краешке сознания забрезжила мысль, которую он никак не мог ухватить. Она возникла в тот момент, когда девица говорила по телефону.
Они вышли из машины, и хозяйка заперла ее брелком. На улице, казалось, стало еще более мерзко. Моросивший весь вечер дождь постепенно усиливался. Поднялся ветер, и Аслану в его тонкой курточке было очень холодно. Промокшие насквозь кроссовки, которые, конечно же, не успели высохнуть за время беседы, радости не добавляли. Он плелся обратно к скоплению фонарей среди деревьев и отчаянно пытался вспомнить, какая же мысль его посетила минуту назад. Нога провалилась в яму с ледяной водой по самую щиколотку. И это, как ни странно, помогло.
Зависнув на мгновение, Аслан увидел перед внутренним взором тот самый спарринг, в ходе которого получил удар по печени. В тот момент его соперником на тренировке был Лешка Грицай, сосед по дому. Лешка был на год старше и учился как раз в девятом "А" - там же, где Коля Коробов. Но почему Лешка вспомнился ему именно сейчас, Аслан никак понять не мог. Лешка был вполне обычным, даже заурядным парнем. Да, боксировал неплохо, действовал весьма хитро, вопреки ожиданиям противников. Но чего-то выдающегося не демонстрировал. Равно как и сам Аслан. Наверное, это не имело никакого отношения к тому, что он увидел в парке. Просто он устал, промок, замерз и все еще чувствовал неловкость после почти что интимной беседы с Лизой. Все, что сейчас хотелось, - это принять горячий душ и лечь спать. Чтобы назавтра ни о чем не помнить. Надо готовиться к соревнованиям, а не думать обо всякой ерунде.