«Не бывало такого никогда в нашем королевстве!» – такие слова вложил анонимный автор новостной газеты XVII века в уста потрясенного правителя Речи Посполитой Сигизмунда III Августа, когда описывал ужаснувшие всю Европу события, произошедшие 15 ноября 1620 года в соборе Иоанна Крестителя в Варшаве.
Литератор не ошибся в своей оценке, так как в названный день действительно произошло то, чего ранее не знала польская история: впервые рядовой подданный дерзнул поднять руку на своего короля. Именно такое преступление совершил Михаил Пекарский – малопольский шляхтич, чьи земли из-за недееспособности владельца (современники называли его «умопомешанным» и связывали это состояние с тем, что Пекарский в детстве перенес серьезную травму голову) были переданы в управление родственникам по сестринским линиям. Сам Пекарский был крайне недоволен таким поворотом в своей жизни и верил, что виновником всех его бед является лично король Речи Посполитой, который санкционировал это тягостное опекунство.
В разгар работы варшавского сейма, в рамках которого обсуждалась грядущая война с Турцией, Михаил Пекарский решил покончить с ненавистным ему правителем раз и навсегда. 15 ноября 1620 года в 9 часов утра вышедшая из Верхнего Замка королевская процессия достигла дверей собора св. Иоанна. Впереди всех шел маршалок великий коронный, в руках которого был высоко поднят маршальский жезл – символ того, что Сигизмунд III действительно находился в процессии. Следом за маршалком шел сам король, поддерживаемый под обе руки епископами. За правителем шли члены королевской семьи, магнаты, духовные и светские князья, а также вооруженный караул. Именно в таком порядке процессия вошла в главный кафедральный собор Варшавы.
Притаившийся за створками дверей собора Михаил Пекарский действовал сразу же, как только король оказался в пределах его досягаемости. Для исполнения своего преступного замысла авантюрист выбрал чекан – древковое холодное оружие с ударным элементом в виде «клюва» (топорика) и молотком на обухе. Первый удар чекана сумел только сбить корону с головы Сигизмунда IIIи не навредил королю. Повторный замах также не достиг своей цели: клюв чекана всего лишь оцарапал лоб и правую щеку монарха. Только после этого королевская свита преодолела замешательство, а преступник был сбит с ног и обезоружен.
Для представителей благородного сословия Речи Посполитой деяние Пекарского выходило за любые пределы разумного и полностью подтверждало его репутацию душевнобольного человека. У шляхты той поры было достаточно рычагов влияния, чтобы противостоять притязаниям короля законным образом. Прямое же насилие над правителем – ключевой фигурой политической системы Речи Посполитой – приравнивалось к преступлению против всего государства. Не меньшее отторжение у общественности преступление Пекарского вызвало из-за устоявшейся религиозной картины миры: несчастный безумец, будучи католиком, дерзнул поднять руку на собственного короля – помазанника Божьего на земле. Неслучайно газеты того времени были наполнены предположениями о вероотступничестве Пекарского, а самые горячие головы и вовсе предлагали признать его одержимым Сатаной.
Общественность была в такой ярости от попытки покушения на монарха, что королю даже запретили участвовать в суде над Пекарским. Шляхта опасалась, что Сигизмунд III может помиловать своего несостоявшегося убийцу, а это решительно расходилось с настроениями ревнителей государственной чести Речи Посполитой.
Расследование этого преступление вызвало широчайший народный интерес. После недельных пыток было установлено, что Михаил Пекарский являлся дерзким одиночкой, а не участником какого-либо спланированного антикоролевского заговора. По свидетельствам палачей, несостоявшийся «королеубийца» все время бредил под пытками. В частности, их поразило, как изувеченный истязаниями шляхтич неустанно обращался к своей правой руке и повторял: «Во всем ты виновата! Не промахнись ты мимо королевской головы, мы бы с тобой теперь здесь не оказались!».
Сейм не смог сразу решить, какое наказание следует считать достойным для подобного тягостного преступления против государства и Бога. В итоге, Пекарский запомнился современникам как единственный шляхтич в польском королевстве, который был подвергнут совершенно нечеловеческим пыткам при казни. Дело было столь одиозным, что сейму пришлось провести особую процедуру «отнятия чести от тела», так как считалось немыслимым подвергать таким мучениям благородного человека. 27 ноября 1620 года Михаила Пекарского возили по главным улицам Варшавы, после чего он был казнен. Останки осужденного были сожжены, прах заряжен в пушку и выстрелен.
Новости об этом невиданном происшествии быстро облетели Европу и стали достоянием большого количества старопечатных книг и газет. В науке хорошо известны летучие листы о казни Пекарского, тиражируемые в Речи Посполитой, Италии и Германии.
Все польские хронисты-современники писали о покушении Пекарского как о величайшей катастрофе, от которой Бог чудом уберег христианский мир. Отдельные хроники даже снабжались миниатюрой с преступлением Пекарского. Не отставала от письменных источников и народная молва. Возбуждение рядового населения от казни хорошо иллюстрирует заключение итальянской газеты о казни Пекарского: «Еще месяц в городе можно было чувствовать запах гари и пепел в ветре, так будто бы сама земля отказывалась принять богохульного умершего…».