Литературный критик Наталья Ломыкина рассказывает про свои любимые украшения
Когда я была маленькой, у меня были две заветные сокровищницы: тумбочка с украшениями моей тети и резной ларец с брошками бабушки. Мамина шкатулка на роль сокровищницы не годилась, в нее можно было заглядывать часто. А вот ночевка у тёти или у бабушки превращалась в праздник. Доставать большой витиеватый ключ, выдвигать ящички, открывать коробочки с украшениями, расспрашивать кто и когда их подарил, протирать камни, чистить серебро, раскладывать красиво и по-новому, примерять или прикладывать к себе и придумывать истории — для меня четырехлетней это было волшебством и наградой.
На один из недавних дней рождений тётя подарила мне самое любимое из ее колец — золотой перстень с янтарем, который ей вручили родители на 25-летие. Пожалуй, один из самых ценных подарков для меня, потому что он ещё и для маленькой Наташи, которая мечтала стать взрослой и устроить свою жизнь так, чтобы было много поводов носить украшения.
Если меня сегодня спросить про любимые «цацки», я отвечу: винтажные броши и серьги с крыльями (стрекозы, птицы, бабочки, есть вот и заметные серьги-жуки — подарок писательницы Веры Богдановой), но так было не всегда. В юности я больше любила кольца и подвески, у меня были «счастливые» кольца на разные случаи — для экзаменов, для свиданий, для поездок.
Был период, когда я вообще не носила украшений, никаких — мамы младенцев меня поймут — и это стало привычкой. Хорошо помню, как вернулась однажды с радио, посмотрела на свою шкатулку и поняла, что несколько лет не открывала её совсем. И я стала себя заставлять. Это была своего рода терапия по возвращению к себе, сепарация от детей. Обычно говорят о том, что надо отделиться от родителей, но и от детей тоже. И украшения тут как знак и символ. Надеваешь кольца и браслеты — и идешь туда, где ты — это ты, а не мама Ани и Андрея.
В целом, украшения всегда больше, чем просто аксессуар. Я воспринимаю их интуитивно, без привязанностей к какому-то металлу, камню или ювелиру, для меня мои украшения всегда про меня и тех людей, которые их дарят.
Я отношусь к украшениям как к книгам — выбираю те, что нравятся, под настроение. Вот пример. Обычно я не ношу леопардовых принтов или львиных изображений, а в прошлом году поехала на Франкфуртскую книжную ярмарку, остро ощущая, как привычное превратилось в подвиг и привилегию, и увидела этот комплект в магазинчике около Мессе. Немедленно купила и его, и такую же брошь, потому что остро хотелось той силы, свободы и дерзости, которая есть у этих грациозных хищных кошек.
Наверное, я мечтательница, которая напрасно верит в сказочные заветы и волшебство, но мимо золушкиной кареты с хрусталем и золотой рыбки в люцитовом аквариуме пройти не могла. У меня есть знакомая дама-коллекционер, у которой я присматриваю себе винтажные украшения. На Новый год и на 8 марта она всегда устраивает распродажу-аукцион. Я закинула невод — и сама себе этот аквариум с рыбкой подарила к новогодним праздникам.
Это book piece из нескольких каталогов винтажной бижутерии, дизайнер Harrice Simmons придумал эту рыбку в 1941 году и компания Castlecliff продавала их в напуганной, но еще никак не затронутой войной Америке в 1941-1942 годах. Уверена, что в нее вложены мечты о мире и счастье, во всяком случае, с таким чувством я её покупала. Что мне в ответ наколдовала эта рыбка — не расскажу, но чувствовала я себя владычицей морскою, не меньше.
В детстве броши казались мне — и, наверное, так и есть — украшениями элегантного возраста. Бабушкины чешские броши нравились мне куда меньше тетушкиных гарнитуров и маминых сережек, хотя сейчас бы я дорого дала за то, чтобы снова оказаться в бабушкиной квартире и разобрать с ней ее броши, парные и причудливо соединенные цепочкой, жемчужные или резные. Свои первые винтажные брошки я купила в подарок двум университетским коллегам, которые праздновали парный юбилей и шутили, что им 110 лет на двоих. Для одной я отыскала знаменитую брашированную розу Trifari ее же года рождения, которых в мире чуть больше ста, для другой — двухцветную хризантему шестидесятых годов. И так мне нравятся эти броши на их обладательницах, что себе я тоже с тех пор немало комплектов Trifari разыскала. Самым знаменитым дизайнером марки был французский ювелир Альфред Филипп, который творил для Trifari с 1930-х по 1968 год. Но поскольку до этого он был дизайнером Cartier и Van Cleef & Arpels, то внедрил все приемы высокого ювелирного искусства в производство бижутерии, начиная от огранки камней, заканчивая техниками работы с металлами. Украшения Альфреда Филиппа носили жены первых лиц государства и кинодивы, собственно его броши и сейчас то и дело мелькают в кино и сериалах. Лучше всех броши носила старший партнер юридической фирмы Дайан Локхарт (Кристен Барански) в сериале «Хорошая жена», у нее я присмотрела немало красивых украшений, некоторые даже заполучила в свою коллекцию.
Среди моих собственных украшений броши стали появляться лет десять-двенадцать назад с подачи коллеги, критика и обозревателя Натальи Кочетковой, которая как-то пришла на вечер в английском посольстве со знаменитым кэролловским кроликом от Kirk's Folly на платье. Миниатюрная Наташа с ее хулиганской стрижкой так ловко носила броши и так умело обыгрывала ими светские выходы, что я тоже решила рискнуть. Кто бы мог подумать, что это так затягивает!!! Правда оказалось, что мой гардероб со сложно устроенными платьями совершенно для брошей не годится. Им нужны однотонные платья или жакеты, которые не будут отвлекать внимание от главного. Словом, эти роскошные парные броши ждали своего выхода несколько лет, пока я не пересобрала свой гардероб. А я сама оказалась азартной брошечницей и у меня за это время скопилась внушительная коллекция.
Этот селезень Carven семидесятых годов прилетел ко мне из Парижа. Мой дедушка охотился на уток, и приносил домой связки, как на охотничьих натюрмортах. Мне очень хотелось веер из красивых перьев и на бал. Тогда не получилось, зато этот селезень стал очень литературной птицей — он был в Большом театре на вручении премии «Ясная поляна», на приёме в честь книжников в посольстве Норвегии… так что мечты хоть и причудливо, но сбываются.
Это знаковый лобстер Landau – точно такой же был в личной коллекции Мадлен Олбрайт, первой женщины, занявшей пост госсекретаря США. Она была большой поклонницей брошей и превратила их в коммуникативный инструмент, у неё даже есть книга «Читайте мои броши: истории из дипломатической шкатулки» (2009 год). В хорошем настроении Мадлен Олбрайт носила бабочек, в плохом — жуков, брошью-улиткой давала понять, что переговоры затянулись, когда была настроена решительно, прикалывала осу, отсылая к девизу Мохаммеда Али: «Порхай, как бабочка, жаль, как пчела» и так далее. У лобстера с решительно поднятыми клешнями смысл тоже вполне себе воинственный, он показывал, что госпожа Олбрайт начеку и лучше не пытаться обвести ее вокруг пальца. Я решила, что литературному критику такой посыл весьма подходит — надевала его в дом Пашкова на вручение премии «Большая книга».
Лобстер не только роскошный, он еще и внушительных размеров — куратор выставки брошей Олбрайт в Музее современного искусства и дизайна в Нью-Йорке объяснял, что когда госпожа госсекретарь начала носить броши, то обнаружила, что они тяжёлые и оставляют следы на одежде, так что приходилось покупать броши все большего и большего размера, чтобы закрывать дыры. В общем, польза от лобстера такая же, как от картины на стене в доме родителей дяди Фёдора из Простоквашино.
Это знаменитая стрекоза короля люцита Алексиса Биттара, любимого бижутера Мишель Обамы. Первые леди западной политики довольно демократичны в украшениях, поэтому на их вкус вполне можно ориентироваться, президентская зарплата для этого не требуется. Я по гороскопу Весы, моя стихия — воздух, поэтому все крылатое я ношу с особенным удовольствием. Эту роскошную стрекозу, признаюсь честно, присмотрела для подруги, но расстаться не смогла — оставила себе.
Об украшениях дизайнера Джоан Риверс, в прошлом телеведущей и критика, я узнала после ее смерти в 2014 году. Джоан создала первую коллекцию украшений, когда ее популярное вечернее телешоу отменили, а она не сумела отстоять свою карьеру, потому что умер муж и не осталось душевных сил. Риверс хорошо разбиралась в искусстве и дизайне украшений, поэтому сразу стилизовала свои работы под винтажные и использовала только лучшие материалы и сплавы. Она любила цветы, и в коллекции Джоан Риверс совершенно потрясающие броши, которые выглядят как живые. У меня есть замечательная коллекция для путешествий — брошь Джоан Риверс со сменными цветами, очень удобно брать с собой на все случаи жизни под любой гардероб.
Не только Олбрайт хочется говорить с миром на языке украшений, и твой образ всегда рассказывает о том, что ты из себя представляешь. Иногда очень хочется, чтобы это послание было не метафорическим, а прямым. Но с этим, как ни странно, оказалось сложно. Казалось бы, что может быть очевиднее для броши, чем книга, и совсем несложно сообщить миру, что ты любишь читать и твоя профессия связана с литературой. А вот и нет. Глобусы и карты, скрипичные ключи и гитары, палитры и кисти, мотоциклы и самолеты — все, что угодно, можно найти в каталогах украшений, но книги придется разыскивать с собаками. Предмет моей бесконечной профессиональной зависти — подвеска в виде книги, которую носит глава пресс-службы фестиваля «Красная Площадь» Анастасия Скорондаева. Я ищу что-то похожее много лет, но тщетно.
Эта книжная полка из Америки проехала полмира в пандемию, чтобы оказаться на моем платье и обозначить мою причастность к литературе. Еще я отыскала для себя изящнейшее японское перо и немного успокоилась, но все равно очень жду коллаборацию российских дизайнеров украшений с крупными издательствами (дарю идею!) — такой книжный мерч я бы носила не снимая.
Если бы я рисовала свою собственную пирамиду базовых потребностей, у нее в основании непременно бы значились путешествия как безусловная ценность. И в какой-то момент я стала привозить на память из поездок не сувениры или случайные покупки, а украшения. Скажем, винтажные, сороковых годов клипсы с тюльпанами — память о фестивале тюльпанов в Голландии, а павлин с жемчужным хвостом — это музейная брошь, элемент декора потсдамского дворца Сан-Суси. У крупных мировых музеев, вроде Эрмитажа или Лувра, есть свои линии украшений, где обычно используются элементы тех произведений искусства, которые находятся в коллекции. Музей потсдамской резиденции Фридриха Великого решил не отставать, и это какое-то немыслимое искушение. Я привезла оттуда какие-то волшебные наборы предметов для сервировки стола — подставки в виде уток под ножи, куропаток под вилки, кольца для салфеток в виде экзотических птиц и этого роскошного павлина для себя. И сейчас, увы, это не просто память о Сан-Суси, это память о большой издательской программе, которую много лет делал Центр немецкой книги в Москве, который много лет представлял в России Франкфуртскую книжную ярмарку и возил издателей, переводчиков и критиков в профессиональные поездки по ведущим немецким издательствам и библиотекам.
Когда у тебя появляется какая-то заметная страсть, близкие люди начинают ее учитывать и поддерживать. Этим винтажным золотым серьгам в виде женских фигурок 113 лет, мне подарила их на день рождения моя близкая подруга, которая хорошо понимает, насколько мое внутреннее равновесие зависит от ощущения глубинной женской силы и привлекательности. Верю в энергетику вещей, которая многократно усиливается энергетикой дарящего. Для меня эти серьги в том числе про женскую дружбу, которую слишком часто пытаются обесценить. Но женщины хорошо знают, какая это колоссальная поддержка. Во всяком случае, последние два года я бы точно не вытянула без своих подруг. Девчонки, я вас люблю. И настаиваю, что «завтрак с шампанским» должен быть непременной частью расписания.
Украшения могут быть признанием в любви не только когда это кольцо с огромным бриллиантом или колье с Титаника. Эту фантазийную брошь Kirk’s Folly, за которой я какое-то время охотилась, мне в прошлом году прислал со словами «настоящей фее» мой в целом равнодушный к украшениям муж, которого сложно заподозрить в сентиментальности. Надо ли говорить, что этот присланный через все границы подарок, много для меня значит.
Есть у меня еще несколько украшений-подарков, которые для меня совершенно бесценны. Когда я пришла на кафедру стилистики русского языка журфака МГУ уже не как студентка или аспирантка, а как молодой преподаватель, одна из моих старших коллег и наставников, Евгения Николаевна Гаврилова (Вигилянская), подарила мне крупный пояс из сочетания нескольких металлов и сказала, что это ее любимый пояс, который она сама носила в юности, а теперь она хочет, чтобы он был у меня и приносил мне счастье. И это был, конечно, знак принятия меня и на кафедру, и в методобъединение по синтаксису (до сих пор одна из самых любимых моих преподавательских дисциплин), и просто в дом и в сердце. Ее давно нет в живых, но я все помню, дорогая моя Евгения Николаевна, помню, а пояс ношу. А второй пояс, армянский, серебряный, как ни странно тоже связан с университетом, кафедрой и другой любимой коллегой. У журфака МГУ есть филиал в Ереване и нас с Евгенией Константиновной Гуровой вместе отправили туда в командировку читать студентам курс и принимать экзамен. За две ноябрьские недели в Ереване мы мало того что окончательно сдружились, еще и обнаружили, что у нас получается отличный научный творческий тандем. Сколько статей и проектов уже родилось из идей, которые мы тогда набросали в черный блокнот, и сколько там еще всего нереализованного, не передать. А еще, поскольку наш ежедневный путь в университет лежал через ереванский Вернисаж, мы привезли из той командировки груды серебряных украшений. И этот пояс — как раз один из подарков моей коллеги на память о тех прекрасных и очень продуктивных днях.
Есть вещи, которые просто дороги как память. Когда мы познакомились с мужем, о серьезности наших отношений мало кто думал, включая нас самих. А вот ближайшая подруга моей мамы, свидетельница на свадьбе родителей, которая знала меня с детства и понимала без слов, сразу что-то такое в нас разглядела. Наши самые романтические фотографии сделаны ею, она увидела нас как пару гораздо раньше, чем мы поняли что-то сами. Примерно за год до нашей свадьбы она уехала в длительную командировку в Китай и прилетела специально к нам на роспись и привезла мне в подарок роскошный жемчужный комплект из ожерелья, сережек и этой заколки-шпильки. Тети Лены, к сожалению, уже давно нет в живых, но у нас в семье много ее вещей, подаренных с большой любовью, и я точно знаю, что эти украшения можно надевать в любой сложной ситуации — все устроится наилучшим образом.
Мне почти не свойственна зависть или жажда обладания чужими вещами, но есть одно украшение, которое вызывает у меня восторг и внутреннюю вибрацию — серебряное кольцо Галины Юзефович в виде обеденного стола с выдвижным ящичком и столовыми приборами. В общем, когда в витрине какого-то крошечного магазинчика в Вене я увидела этот комплект с кофейным столиком, кусочком Захера и кофе по-венски, я не могла устоять. Потом на ярмарке нон/фикшн мы как-то обе пришли в этих кольцах и сделали очень выразительный снимок наших рук, который, как мне кажется, довольно точно отражал и наши профессиональные отношения.
Еще прелесть фантазийных винтажных украшений в том, что они, в отличие от золота и серебра, все время растут в цене. У моей дочери совсем другой вкус и я допускаю, что она вряд ли станет носить мои украшения. Но я точно знаю, что такое вот простое с виду кольцо Baccarat из цельного куска горного хрусталя c гравировкой на внутренней стороне коллекционеры купят у нее гораздо охотнее, чем золотой перстень. Так что в каком-то смысле и моя шкатулка — сокровищница. Посмотрим, будет ли она интересна следующей принцессе.
