Немецкая пропаганда уверяла своих солдат, что русские, это варвары, которых просто необходимо завоевать, а потом частично поработить и частично уничтожить. Советская пресса тоже не жаловала захватчиков и наставляла солдат "не испытывать никакой жалости к врагу". Но то в бою. К пленным врагам, несмотря на то, что фашисты принесли столько горя на нашу землю, красноармейцы относились достаточно гуманно.
Пришедший в Россию вместе 7-й танковой дивизией немецкий солдат из шестой роты седьмого полка Вольфганг Морель очень скоро понял, что здесь не будет так, как в Польше или во Франции. Да и климат очень сильно отличался от привычного для немецких "вояк". Вольфганг вспоминает, что немецкое командование вместо зимнего обмундирования выдало им несколько комплектов летнего.
10 января 1942 года Вольфганг попал на передовую линию в качестве простого пехотинца. 22 января он выдвинулся в боевое охранение. Там война для него и закончилась. Вольфганг увидел приближающихся советских лыжников. Когда они приблизились, то он понял, что это "монголы". Про "монголов" немецкий солдат не раз слышал, что это самые жестокие советские воины. Что они страшно пытают, а потом убивают пленных. В общем Вольфганг не хотел для себя такой участи и решил покончить с собой:
Принять такую смерть я был не готов. Кроме того, я очень боялся, что меня будут пытать на допросе в русском штабе: сказать мне было нечего, я был простой солдат. Я взял свой "Маузер 98 К" за ствол и, когда они подошли метров на десять, вставил в рот и ногой нажал на спусковой крючок. Русская зима и качество немецкого оружия спасли мне жизнь.
Из-за того, что стояли лютые холода, а детали немецкой винтовки были плотно подогнаны друг к другу, они смерзлись и выстрела не последовало. Советские солдаты окружили Вольфганга и приказали поднять руки. Обыскав немца они забрали у него сигареты. Каждый взял по одной папиросе, а потом пачка была возвращена хозяину. Как вспоминает Вольфганг, русские "обнаружили зубную щетку. Видимо они столкнулись с ней впервые, - внимательно ее разглядывали и смеялись".
В целом отношение у советских солдат к немцу было вполне дружелюбное. Никто не пытался его тут же "пытать" или стрелять, как представлял себе немец. Вольфганга доставили в штаб, где его начал допрашивать комиссар. Сперва Вольфганг не хотел отвечать на вопросы. Но стоило комиссару припугнуть его пистолетом, как "храбрый немец" тут же заговорил и выложил все, что знал.
После этого Вольфганга велели отвести в соседнюю деревню. И тут с ним случилась одна неприятность. Пока его допрашивали набившийся в сапоги снег растаял. И до деревни Морель шел уже с мокрыми ногами в результате чего получил обморожение. Вместе с другими пленными он около десяти дней переходил от деревне к деревне.
Что удивительно, Морель вспоминает, что местные жители иногда с ненавистью кричали им вслед "фин, фин!", и только когда в ответ они говорили, что являются немецкими солдатами, жители отступали и, казалось, уже не испытывали такой ненависти. После нескольких таких переходов пленных сняли на кинопленку для киножурнала "Новости недели", а потом посадили в вагон и отправили в Москву.
Санитар осмотрел отмороженную ногу Вольфганга. К тому же у немецкого солдата началось воспаление легких. В Москве его и других больных посадили в машину с красным крестом и полумесяцем и повезли в госпиталь. Там ногу Вольфганга перебинтовали. Около десяти дней он с товарищами находился в подвальном помещении из которого их впоследствии перевели в военный госпиталь во Владимире. К удивлению их разместили вместе с ранеными советскими солдатами:
Как решились разместить нас вместе с русскими ранеными? Явное нарушение запрета на контакт. Один мой русский друг, занимавшийся по роду деятельности изучением судьбы немецких военнопленных во Владимире, признался мне, что ни разу не видел ничего подобного. (Артем Драбкин. Окопная правда вермахта. Война глазами противника)
Для немцев подобные условия стали буквально спасением. Их кормили так же, как и красноармейцев. Они получали хорошую медикаментозную помощь. Не было даже охраны, но никто из немцев даже не помышлял о побеге. Но самым необычным для них оказалось то, что никто из русских не ненавидел их.
Когда мы заметили, что отношение русских к нам нормальное, то и наш враждебный настрой поубавился. Этому помогла и очаровательная женщина врач, которая относилась к нам с симпатией... Менее приятными для нас были регулярные посещения политкомиссара, надменно и во всех подробностях рассказывавшего нам о новых успехах русского зимнего наступления. (Там же)
Простые раненые красноармейцы в коридорах госпиталя относились к немцам довольно спокойно:
Внешне мы ничем не отличались от русских раненых: белое белье, синий халат и домашние тапочки. Во время частных встреч в коридоре и туалете в нас, конечно же, сразу узнавали немцев. И лишь у немногих наших соседей, которых мы уже знали и сторонились, такие встречи вызывали негодование. В большинстве же случаев реакция была другой. Примерно половина была нейтрально настроена к нам, примерно треть проявляла различную степень заинтересованности. Высшей степенью доверия была щепотка махорки, а порой даже и скрученная сигарета, слегка прикуренная и переданная нам (Артем Драбкин. Окопная правда вермахта. Война глазами противника)
К лету уже все попавшие в советский госпиталь немцы (около 17 человек) были полностью здоровы. После этого их перевели в трудовой лагерь сперва в Москву, а потом в Уфу. Вольфганг Морель проведя восемь лет в советском плену вернулся домой в Германию в 1949 году.
Судьба этого немца поистине удивительна. Он пытался застрелиться наслушавшись ужасов о советском плене боясь того, что с ним сделают русские. Но по итогу русские не только не сделали с ним ничего плохого, но и вылечили, поставили на ноги и через несколько лет отпустили домой. И на самом деле это очень хорошо, что Вольфганг вернулся живым и в последующем интервью рассказал правду о том, как к нему относились. Это интервью даже сегодня может избавить от многих инсинуаций. Тем более, что дано оно немецким "очевидцем".
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые статьи и ставьте нравится.