НА КУЛТЫШКАХ СТВОЛОВ
Следующий раз мы свиделись только через два года. Я на этот раз специально заглянул в тополиный двор.
Старики будто и не уходили никуда. Также сидели рядышком на тай же самой скамейке. Но вокруг ни одного тополя. Только короткие толстые култышки стволов сочились соком.
- Вот так оно… - продолжал улыбаться своей вечной улыбкой инсультник. – Порезали и порубали наших тополяточек. Старушки – веселушки, соседки неуемны жалобами забросали все службы. До мэрии добрались. Приехали молодцы с топорами и электропилами. И все - за час было дело кончено. Обещали выкорчевать корни и рябин насажать. Когда они еще вырастут... Не увидим мы… Сердце болит. Аж, скорую вызывал…
- Да ладно тебе... Опять начинаешь ныть. Ты и без этого скорую в день по два раза вызываешь. Молодцы, что срубили. Два дерева рухнули минувшей зимой. Хорошо никого не покалечили. У самого же была аллергия на тополиный пух… Ты же, настырный, маскировался… Лапшу всем на уши вешал. Мол это от инсульта глаза слезятся и прочие гадости в организме происходят… А до инсульта от чего все это было? Плавали – знаем, что от чего бывает.
- Ты, Мансур, сам ворчун. Лучше расскажи бывшему журналюге, как оштрафовал родную мать за переход дороги в неположенном месте…
Глаза Мансура Габдрахмановича заискрили.
- Вроде взрослый мужик, почтенный на вид дедушка, а такую чушь несешь. Хруст ты и есть хруст. Пустой звук.
А Павел Петрович не унимался:
- Он, когда работал гаишником подловил мать родную у рынка – она напрямую срезала дорогу – не дошла до зебры. Представляешь? Глаза над неживой улыбкой пытались понять, какое впечатление произвела на меня эта история.
Никакого.
Варианты байки о ревностном служаке-гаишнике, оштрафовавшем родную мать, мне приходилось слышать много раз.
Шулабулай снисходительно улыбался.
- Это рассказывали о каждом гаишнике. Так нарушители нам мстили… Лучше ты, мастер по пошиву женской одежды, поведай сколько раз был женат. О го-го! В дефицитные времена, когда ничего не было магазинах, как он окучивал дамочек! О го, го! Мерки с них снимал. И одежку. Вот там, на этом деле и здоровье растерял. Можно сказать, надорвался в трудах...
Мертвая улыбка Павла Петровича , даже не дрогнула:
- Не завидуй, Шулайбулай. Ты всю жизнь мне завидовал… А женат я был всего шесть раз. И, заметь, все шесь раз официально. И только по любви. И каждая жена была крсавица-раскрасавица. Помнишь? Помнишь, бесстыжие твои глаза! Я же видел, как ты на них облизывался…
- Ну и где твои раскрасавицы?
- Любовь проходила и мы разбегались. Жить с женщиной без любви не хорошо, уважаемый бывший мент.
- Элементы ты, конечно не платил своим многочисленным малым деткам. Сколько их у тебя, господин бывший брачный аферист?
- Я же говорил, мы сходились по любви и по любви расходились. Они сами отказывались от алиментов. Продолжаешь завидовать…
Мансур Габдрахманович засопел. Видимо подбирал слова, чтобы достойно ответить. Но Хруст его опередил.
- Ты что господину бывшему журналисту претензий не предъявляешь? – кивок в мою сторону. – Журналюги страну развалили. Ах, какая была страна! Орали как оглашенные, подвывая Горбачеву: гласность, перестройка, плюрализм. Тьфу! Писали, что хотели… А потом взялись подпевать Ельцину…
Хотел сказать, что не журналисты развалили СССР. А те, кто рулил процессом. Но знал что ответят въедливые старики: вы, писаки, в большинстве своем активно помогали процессу, изгибались и прогибались в соответствии с линией управляющей и направляющей силы. Всем известно, какой. И еще я мог спросить, а где же вы были в то время молодые и сильные, когда страна затрещала по швам как изношенный костюм при штопке и развалилась как старый заезженный автомобиль. Где вы были? Один сшибал рубли на дорогах, другой кувыркался в постели с дамочками? Но я промолчал. Даже если было так, что им предъявишь… Просто обидишь славных стариков.
Но настроения общаться уже не было
- Ну я пошел, - сказал я им – Будьте здоровы!
- И тебе не хворать! Не обижайся. - синхронно качнули они головами. Болезненная улыбка Хруста была похожа на оскал.
- Может что-то не так понимаем, - сказал Шулайбулай. - Как говорили в моей деревне, дальше околицы не ходили, слаще морковки не ели. Газеты давно не читаем – дорого выписывать и покупать. По телику одно и тоже долдонят, как все хорошо вокруг и как будет еще лучше. Живем как на обратной стороне луны. Нас, стариков, не видят или не хотят видеть. И мы ничего не видим…
- Встретимся, - помахал я рукой на прощание.
А хорошо сказал старик – живем как на обратной стороне луны. Я тогда и не мог предположить, что тема обратной стороны луны найдет развитие при нашей следующей встрече через год - в начале июня две тысяча двадцать четвертого года.
***
Продолжение следует.