Виктория уже достала ключ от домофона, предвкушая, как через несколько минут она нырнет в уютную прохладу своей квартиры и сможет, наконец, расслабиться после насыщенного дня, когда кто-то дернул ее сзади за рукав блузки. Дернул так резко, что ее пальцы непроизвольно разжались и ключ полетел на землю, жалобно звякнув, при встрече с асфальтом.
Женщина, которая столь бесцеремонно вторглась в ее личное пространство даже и не подумала извиниться, а сразу приступила к делу, выплевывая из себя фразы торопливой скороговоркой:
- Здравствуйте, ваш сын сегодня чуть не покалечил моего сына, они что-то не поделили на спортивной площадке и ваш сын полез решать спор кулаками, я считаю, что это очень грубо и совершенно недопустимо, тем более, что мой сын младше вашего на пару лет, а следовательно, он слабее его и вообще, все это происходит уже не в первый раз и у меня ощущение, что для вашего сына вообще не существует никаких авторитетов, потому что, когда я сказала ему…
Еще год назад Виктория бы растянула губы в вежливой улыбке и сделала вид, что внимательно слушает тот поток информации, который выливает на нее эта возмущенная мать оскорбленного сына. Она бы кивала, поддакивала сочувственно качала головой, округляла глаза, делая вид, что ей очень жаль, а потом бы обязательно извинилась за своего десятилетнего сына Сашу, который действительно довольно часто шел на конфликты с другими детьми из-за обостренного чувства справедливости.
Сейчас, она даже не удостоила женщину своим вниманием. Не посмотрела в ее сторону, не запомнила, как она выглядит и тем более не стала тратить свое время и силы на то, чтобы изображать из себя внимательную слушательницу, а потом играть роль раскаявшейся матери. Наклонившись, она подняла упавший ключ и направившись ко входу в подъезд, бросила через плечо ту волшебную фразу, которая освобождала ее от необходимости чувствовать себя плохой матерью, краснеть и извиняться:
- Это – к папе!
Позади нее воцарилась привычная пауза, длиной в несколько секунд – люди, не ожидавшие, что разговор примет такой необычный поворот, обычно ненадолго впадали в ступор. Этих секунд ей хватило на то, чтобы открыть дверь и зайти в подъезд, но женщина, столь бесцеремонно навязавшая ей свое общение, видимо довольно быстро пришла в себя и просочилась следом за ней, прежде чем дверь успела захлопнуться.
- В смысле - к папе? Что значит - к папе? Я с вами сейчас разговариваю, зачем мне папа? – снова скороговоркой произнесла она, едва ли не наступая Виктории на пятки.
- К папе – это значит, к папе! Что вам непонятно? – Виктория на секунду задержалась у лифтов, но опасаясь, как бы не оказаться с возмущенной дамой в замкнутом пространстве, решила подняться на свой пятый этаж по лестнице. – Все вопросы, связанные с поведением сына, решает мой муж. Вот и высказывайте ему свои претензии!
Она стала подниматься по ступенькам, но женщина, ожидающая извинений, не отставала от нее.
- А вы что – не мама ему, что ли? Я говорю с вами о вашем сыне и не понимаю, почему вы не можете просто остановиться и нормально обсудить это?
Виктория едва заметно улыбнулась про себя. Как она любила подобные разговоры, ломающие привычные шаблоны в головах у людей!
- Потому что воспитанием мальчика-подростка занимается папа, а не мама! – ответила она снисходительным тоном, словно разговаривала с капризным ребенком. – Если у вас в семье не так, то это не значит, что я должна вас выслушивать только потому что вы желаете поговорить со мной, а не с моим мужем. Все претензии высказывайте ему – он обязательно примет меры, а я ничем не могу вам помочь! Заходите сегодня после восьми часов, когда муж будет дома.
Возмущенная мать оскорбленного сына отстала от нее на третьем этаже. Во-первых, она поняла, что ничего от Виктории не добьется, а во-вторых, ей сложно было поспевать за бодрым темпом Вики из-за более крупных габаритов своего тела. Она еще что-то сердито кричала ей вслед, но Виктория знала – женщина не придет к ним после восьми. И после девяти тоже. Она вообще не придет, потому что фраза «Высказывайте свои претензии моему мужу» действительно была волшебной и эффективно убирала всех недовольных людей из поля ее зрения.
Впервые Виктория воспользовалась тактикой перекладывания ответственности на супруга год назад, после того как однажды попросила его забрать Сашу из бассейна.
- Ну, что он сегодня натворил? – спросила она, когда муж и сын пришли домой.
- Ничего не натворил, - удивленно отозвался супруг, – ты о чем сейчас?
- Как о чем? Тебе разве не жаловались на него?
- Нет. О каких жалобах речь?
Теперь пришла очередь Виктории удивляться. Нет жалоб? Серьезно? Ни одной? Она водит сына на плавание два раза в неделю, уже целых два года. За это время, она может по пальцам одной руки пересчитать те случаи, когда к ней никто не подошел и не сказал, что Саша снова кого-то обрызгал, толкнул, обозвал, не слушался тренера, прыгал в бассейн с бортика и вообще вел себя как неудобный обществу элемент, с которым нужно срочно что-то сделать! И вот, стоило там появиться ее бородатому супругу с кулаками боксера и ростом баскетболиста, как всех вдруг каким-то чудом стало устраивать поведение Саши! Да ладно, так бывает?
В следующее же посещение бассейна она прервала очередной поток жалоб одной из родительниц, категоричным заявлением:
- Записывайте номер телефона моего супруга - он требует, чтобы каждый, кто недоволен поведением сына, теперь звонил ему. Он будет проверять, насколько обоснованы ваши претензии! Вы пишете?
За месяц Виктория приучила всех к тому, что она больше не является тем местом, куда окружающим можно сливать свое недовольство.
«Это к папе! Обращайтесь к папе! Свои претензии высказывайте моему мужу!» - обрывала она всех говорящих на полуслове и демонстративно поворачивалась спиной к тем, кто пытался по старинке внушать ей чувство вины за то, что она якобы как-то не так воспитывает своего сына.
«Поговорите об этом с моим мужем, вопросами воспитания в нашей семье занимается он» - писала она классному руководителю, в ответ на требование явиться в школу на очередную воспитательную беседу. – «Кстати, на школьные собрания теперь тоже будет приходить он».
- Мне муж не разрешает самой решать эти конфликты, считает, что я слишком мягкая, а значит, плохо влияю на сына! – с улыбкой на лице и сталью в голосе поясняла она особо настойчивым «мимо проходящим» гражданам, которые считали своей целью рассказать ей о том, как она должна воспитывать ребенка, по их мнению. – Поэтому, свой поток сознания вы можете высказать ему. А вот, кстати, и он идет! Будете с ним говорить? Куда же вы?
Муж, он же «папа», был прекрасным слушателем. И он бы спокойно выслушал всех, кто желал с ним поговорить об «отвратительном поведении» его сына и даже принял бы меры при необходимости. Вот только желающих пообщаться с ним, а тем более поговорить в агрессивно-снисходительном тоне, как это обычно пытались сделать с Викторией, было очень мало. Потому что при малейшем намеке на агрессию со стороны собеседника, супруг, он же «папа», начинал копировать в ответ тон говорившего. А при его внешности и габаритах, выглядело это довольно устрашающе и недовольный собеседник вдруг бледнел, начинал запинаться, терял нить разговора, а потом, либо быстро покидал место переговоров, либо продолжал их, но уже в более спокойном и уважительном тоне.
Повторных попыток провести подобный разговор почему-то больше никто не делал.
- Знаешь, что я заметила? – сказала Виктория супругу, когда он тем вечером пришел домой с работы. – С тех пор, как я стала отправлять к тебе всех желающих поговорить о Сашином поведении и Сашиных оценках, наш Саша вдруг стал всех устраивать! Из ужасного, грубого невоспитанного мальчишки по которому в будущем колония плачет, он превратился в прекрасного, активного, чувствительного мальчика со своими особенностями, которые он обязательно перерастет! Удивительная метаморфоза, не правда ли? - она засмеялась.
Потому что папа – это вам не мама.