Уха из маринки
- Куда? Ты чё, крыша поехала? - Надо мною нависла желтая подошва кроссовки сержанта, упершася в камень, с которого сыплется прямо в глаза мелкая крошка. - Вправо смотри, куст, видишь?
- Ага, он подо мною.
- За него ногу заноси, там выступ.
Фу-у-у, точно. Нога уперлась в камень и потихонечку переношу на нее весь вес тела. Но спаренные автоматные магазины, засунутые в карманы на груди, как назло упераются в камень, и никак не дают полностью придвинуться к нему.
«Ы-ы-ы», - пальцы ползут по камню и, наконец, нашли, за что ухватиться. Всё, можно удержаться.
- Иди в бок по выступу, там тропка, - продолжает командовать сержант. - Только не смотри вниз.
«Да, как так можно! Скалолаза нашел», - мычу про себя и продолжаю спускаться, то и дело, упираясь щекою в холодные камни, и в тоже время – всем телом, жаль присосок нет.
А вот и тропка. Боясь оторваться от камней, переступаю по ней правым боком, и никто из солдат не подтрунивает, и – сержант перестал. Глянул, рывком вниз, и голова чуть не закружилась, обрыв прямо перед ногами.
- Не смотри вниз, кому сказал. Так и иди, вон до того камня.
«Какого камня? А вон он, чуть ниже, огромный валун выглядывает из скалы. Концы острые. Его что-то и не помню».
- А теперь влево смотри, тропку видишь?
- Да, да.
- Давай командир, не ссы, атаманом будешь.
А тропка не пологая, вон как вниз бежит.
- Давай, давай, - сержант дышит мне прямо в ухо, вроде бы даже поддерживает за плечо. Вот стыдуха. Ну, трус, ну…
- Давай, давай, лейтенант, - его голос глушит.
«Да я даю, даю!» - кричу, что есть мочи про себя, и иду.
Что-то сорвалось надо мною, слышно как камень, стукаясь о скальные выступы, «побежал» вниз. Только бы самому такое не сделать. А еще хотел у минометчика взять опорную чашку, вот она бы и понесла меня с обрыва, как этот камень. Добрый! Спасибо сержанту, пальцем покрутил у виска минометчику, и кулак вдогонку сунул. Что говорить, салага. Я салага!
- Давай, давай, лейтенант…
- Давай, давай, атаманом будешь…
И сколько раз сержант так меня подбадривал, не сосчитать, А вот когда ногами стал на камни, на берег у арыка, тот в шутку, что ли, так же сказал и рассмеялся, когда я с испугу тут же ухватился руками о скалу и притиснулся к ней щекой и всем телом, пытаясь удержаться.
Рассмеялись все солдаты. Вот, блин, попался.
- Закрыть рты, - скомандовал сержант, - лейтенанта качает. Себя вспомните.
Посмотрел через плечо немножко назад. Земля пологая, из мелких валунов, а впереди зеленая вода, бежит через уступы, бурлит.
- Слушай команду, через арык к той маслине вперед! Под ней ждать! Там мертвая зона. Марш!
Бегу вместе с солдатами, пытаясь удержаться от напора воды, скольжу и, понесло. Ноги вверх тормашками, ухватился за камень, чувствую чьи-то руки, тянут за собой.
- О-о-о!
- Бегом за камень! - кричит солдат.
Рука сержанта ухватила меня за бронежилет и втиснула к себе, впроем, в скопище тел из солдат, кто-то придавил меня сзади. И только сейчас понимаю, что сильно ударился о камень головой. В ушах свист, виски давит: «У-у-у!» И не шелохнуться, как назло…
И тут только начинает доходить, что нас обстреляли, другой причины, прятаться за камнем, нет.
С силой выворачиваю голову, перед моим лицом колючки бороды сержанта.
- С миномета долбанули. Повезло, что когда спускались, молчали. Видно поздно увидели. И скорее всего те, которые наше место заняли. С этой скалы мы были бы у них как в тире. Связист, что там?
И теперь только расслышал голос радиста: «Квадрат сорок – двенадцать - девять, прошу поддержки.
Что-то вверху хлопнуло, раз, другой, третий.
- Наконец-то, - шипит сержант, - вертолетчики молодцы. Мина? А ну вылезь, посмотри, что там.
- А что? – сипит минометчик, давящий мне в плечо сзади.
- Через ручей, под ту скалу. Мы за тобой. Бегом!
И снова рывок. Теперь повезло, не поскользнулся, и вода не сбила с ног. Вжались в стенку скалы, и пошли через ущелье. За каменной глыбой нас окликнула вторая группа, верхолазов.
- Мы думали все, вас духи накроют, - улыбается усач, пожимая всем руки. Наверное, их командир.
Залезаем на БТР, минометчик сбросил со своих плеч чашку, потирает плечи, а в кармане у него что-то бьется.
- У тебя змея! – вскрикнул испуганно я, тыкая рукою ему в боковой карман комбинезона.
А он улыбается и мотает головой, вытаскивая из него два рыбных хвоста:
- Маринка! На уху! Это когда нас обстреляли минами, после взрыва, видно, их выкинуло.
- А,а,а.
На базе наш отряд стоял невдалеке от разведчиков, с которыми лазил на высотку. Своим солдатам ничего не стал рассказывать, какого было там мне. А что говорить, дрожал все время как осиновый лист. Хоть бы сержант с разведвзвода не рассказал им, как я на берегу с перепугу все продолжал хвататься за камни, думая, что нахожусь на уступе. А сколько таких ляпсусов там было со мною, что на подъеме, что на спуске. Вот трусил, как салага, ну...
Перекусив рисовой каши, подогретой в консервной банке, залез под БТР, и попытался уснуть. Но не удавалось, саднили руки, протертые до крови, плечо, виски.
…А камень как назло все уходит из-под ноги, то влево, то вправо, то назад, теряю равновесие и кувырком лечу вниз, как с самолета без парашюта: «А-а-а-а». Удар о землю был не сильным, легким в плечо. Еще, еще…
- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант…
- А-а, что? – резко поднимаю голову и больно стукаюсь о колесо БТРа. – У-у-у.
А передо мною глаза механика-водителя:
- Там сержант с разведвзвода вас на уху зовет.
- Куда, куда? - никак не пойму я.
- Товарищ лейтенант, - всовывается в просвет между колес голова сержанта, - уху из маринки сделали. Той самой с арыка. Пошли, пошли, первый выход нужно обмыть. Ухой конечно! Она и сил придаст, и нервы успокоит. Пошли, товарищ лейтенант, - и его сильная рука хватает меня за ворот комбеза и тащит наружу из-под БТРа. – Уха, она и в Афгане уха! Сила! Это я вам говорю, волжанин.
Укус черной вдовы
Я никак не мог понять, что Витьку заинтересовало. Каменный выступ, две гильзы с карабина, а что там, на камне? Прикрываю глаза от яркого солнца, но и это не помогает мне, все затемнено. Наконец Виктор отполз назад, уступая место, шепчет: «Посмотри».
Прижимая голову как можно ниже к камням, ползу к выступу. Да, местечко для снайпера изумительное, даже не верится, что его изваяла природа, ветрами с дождями высекла в скальной породе углубление, в котором спокойно сможет разместиться человек невысокого роста. Дно ровное, полукруглая стена высотой с полметра и три сквозные отверстия в ней, на разной высоте. В каждое из них можно просунуть карабин с прицелом и водить им и вниз, и вверх, прицеливаясь. Это и испугало, и заново спрятав за камни голову, посмотрел назад, на Витьку.
- Не, навряд ли, - поняв мою мысль, шепчет Блохин. – Она не могла успеть туда перебраться.
- Думаешь, она одна здесь? А почему именно она? – недоумеваю я.
- Так справа, в то место, куда я показывал, посмотри. Там помада.
Ищу то место. В стенке вырублены несколько полок. На самой верхней в центре стоит винтовочный патрон калибра 7,62. Посередине его хорошо видны отпечатки от губ. От губ? Глазам не верится, и скорее всего от помады. Но дотронуться до гильзы не решился, может это мина, душманы творческие люди. Рассматриваю нижние полки. На одной из них в углублении ярко красной помадой или краской крестик нарисован. Тем же цветом, как на патроне. Дотрагиваюсь до него пальцами и в тот же миг, что-то разорвалось чуть выше.
Звона в ушах нет, а с носа что-то капает, теплое. Это кровь? Нащупал царапину на переносица, вторую - на лице. Она ощутимей, сковыриваю с неё осколок, камешек и, не поднимая головы, отползаю назад, за скальный выступ. У Витьки состояние не лучше, разбита губа, верхняя скула поцарапана. Глаза целы.
- Что это, патрон взорвался? – спрашиваю у него.
- Нет, - шепчет он, - это она стреляла, когда ты дотронулся до крестика.
- Думаешь?
- Гильза, смотри, так и стоит на месте. Ну, смотри, как на нее попадает зайчик.
- Солнечный?
- Не ушастый же, - улыбается Блохин.
А ведь он прав, патрон, стоящий на «полочке», хорошо освещен солнечным лучом. А если бы до него дотронулся, то точно схлопотал бы пулю в голову. Да уж. Поежился от этой мысли.
- Интересно, чей патрон?
- Может из французской винтовки FR-F1, у нее калибр 7,5-мм, а может и из австрийской SSG-69, или американской M24, - со скоростью барабанной дроби перечисляет оружие Блохин. - У них тот же калибр, что и у нашей СВД - 7,62 миллиметра. Я в учебке отличником не был, как ты, и на глаз определить не могу.
- Блин, она же баба.
- Баба не баба, а правильно назвал ее наш лейтенант, «черная вдова».
- Это не он ее так назвал, это ее кличка, - шепчу я.
- Да уж ладно бы била чисто в глаз, тогда человек сразу бы, ничего бы и не почувствовал, - рычит Виктор, - а то ниже пояса берет, чтобы мужик помучился. Достать бы её.
Виктор отполз от меня вправо, чуть выше, за следующий камень и замер. Я остался на том же месте, лучше точки обстрела и наблюдения нет. Остальные места еще опаснее этого. Там придется открываться, а здесь нужно сделать одно, найти секрет, ту зону, которая ею не просматривается. А где она?
«Так, если пуля прошла в это оконце, то, где находился снайпер в тот момент? – спросил себя я. - Нужно подумать. Точно, я находился посередине. Точно, точно, посередине, значит, она где-то напротив меня слева. А справа?»
Поднял каску и приложил ее слева от верхнего «окошечка», тишина. Опустил каску ниже – тишина. Еще ниже – снова тишина.
«Но это еще ни о чем не говорит. Если снайпер наблюдает за ним в прицел, то он видит не лицо, а мою каску, и понимает, что я всего лишь пытаюсь определить, где находится он.
Ничего, через минут десять все повторю, теперь у меня времени уйма».
И двигаться, пока, нельзя. Любая ошибка при передвижении, понятно к чему может привести, все места здесь снайперами пристреляны, это понятно. Повезет ли ночью? Глупо об этом думать, так как мы здесь впервые и нам неизвестны их «тайнички». Что говорить, это их родное гнездо, в котором они могут двигаться и на ощупь с закрытыми глазами.
Луна «вскарабкалась» чуть выше горы напротив нас, и светит, как прожектор, прямо в глаза. Спасибо тебе, светило, помогаешь духам. Нашла кому.
Больше ни о чем не хочется думать, а только внимательно прислушиваюсь к писку цикады, а вдруг сфальшивит или испугавшись перелетит в другое место: ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и.
…Витька елозит пилой по кирпичному забору…
«Стоп, стоп, это сон, неужели уснул? Ну даю. Этого еще не хватало!» - критикую себя. Поднимаю глаза и вижу быстрые всплески маленьких вспышек фонарика со скалы напротив. Так, духи начали «переговариваться» между собой. Выдвигаю вперед свой карабин, но расчехлять прицел не тороплюсь, луна пока играет против меня. А для снайперов с той стороны даже полублика стекла прицела хватит, чтобы изрешетить меня. Это точно».
«И что же мне тогда делать? Может, сменить место?», - и пытаюсь вспомнить каждый метр той тропки, по которой ползли мы с Витькой к этому выступу.
Ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и, ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и.
«А может это кузнечик? – спрашиваю себя. – Вспомнился огромный кузнечик-синекрылка, величиною со спичечный коробок. Да, это было на Чарикарской долине. Хотел его поймать, но он не подпускал меня к себе даже на метр. Потом замер, и я был настолько увлечен слежением за ним, что даже не заметил, что он сидит на мине, наполовину торчащей из земли. И если бы не сапер, стоявший рядом, и не окрикнувший меня, то взлетел бы до небес вместе с этим кузнечиком-синекрылкой. Вот стыдуха была тогда перед товарищами. Да, прав был сапер, с головой нужно дружить, а не в детство играть.
Так и сейчас. Продолжаю вслушиваться в песню цикады, и задаю себе вопрос, а если бы я был на месте той «черной вдовы», то как бы поступил? Да, вопрос правильный. Про «черную вдову» чего только мы уже не слышали. Говорят, женщина немолодая, лет сорока. В Африке прошла хорошую школу, а начинала с Вьетнама. А ты, дорогой Мишенька, против неё лялька из детского сада. Ну, и что же ты можешь предложить? А ничего, сидеть где-нибудь на своей позиции и следить за пристрелянными точками. Так? Так. А сколько их здесь? Не знаю. Вызвать огонь по этому склону и следить за вспышками или движениями людей. Два. Дальше? Дальше, дальше. Что дальше? Короче, следить?»
Ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и, - продолжает свою беспрерывную песню цикада. И откуда у нее силы в легких берутся? Интересно, а они у нее есть?
Шорох, раздавшийся сбоку, был настолько неожиданным, что я даже не успел повернуться к движущемуся ко мне человеку, но карабин развернул.
- Ч-ц-ц-ц, ты чего сдурел что ли? - испуганно шепчет Витька.
- Фу-у-у, ты, - вздохнул я.
- Что, не слышал и ударов камней внизу?
- Не-ет, - зачем-то признался я ему в своей невнимательности.
- Да пусть подумает, что мы ушли отсюда, - шепчет Витька.
- А-а-а, это ты камни сбросил?
Все бока болели, в пятый или в двадцатый раз пытался напрягать мышцы на бедрах и ягодицах, двигать пальцами, руками, разгоняя кровь во всем теле, по-змеиному шевелить позвонком. «Спички, вставленные в глаза» заменял сквозняк горного свежего воздуха. А когда почувствовал, что совсем обессилел, толкал Витьку, будил, и «занимал» его место во сне. На «пять» каких-то минут.
- Ничего, - услышал голос Виктора. – Говорили, что она бьет в спичечный коробок с тысячи четырехсот метров, даже больше, - снова начал запевать свою песенку, будильника, Блохин.
- А здесь сколько между нами, хотя бы приблизительно? – интересуюсь я.
- Трудно сказать. Может и меньше полторы тысячи метров, а может и больше.
- Витя, но я дальше четырехсот метров мажу. Понимаешь? Это ты у нас мастер, вот и следи, - в очередной раз «отстреливаюсь» я от него, закрываю глаза, и пока он не дал очередной тычок в мой бок, сплю.
- Все хватит…
И как назло нет часов. Ну откуда он знает, что уже прошло десять мину. Точно приврал. А что делать? И начинаю свою песню: «Тысяча, девятьсот девяносто девять, девятьсот восемьдесят де…, не восемь…»
…И снова проснулась луна. Она поднялась выше гор, и отправилась в свой ночной дозор.
Ци-и-ч-ци-ч-ч-ци-и, - запела свою песню цикада.
Ци-и-ч-ци-чи-чи-ци-и, - стала вторить ей вторая. Вскоре к дуэту подключается целый хор цикад, только теперь к ним добавились и кузнечики со сверчками…
Камень, упавший около меня, разбудил сразу же. Тут же забыл об усталости, желании спать. Нет, это не Витькина работа. Неужели начала плести свою паутину «вдова», как паучиха?
Дрожащей ладонью положил впереди себя две лимонки гранаты. Изогнувшись рыбкой, проверяю каждую из них, хорошо ли вкручен в Ф-1 запал. Последнюю, крепко сжимаю в правой ладони, и вдеваю указательный палец левой руки в ее чеку. Все, я так просто тебе не дамся «черная вдова».
Выстрел с Витькиной стороны эхом разошелся по горам. А я и не знаю, что в этот момент делать, кидать гранату или хватать нож, карабин, куда-то прыгать, бежать, стрелять? Что? И замер как истукан. А в ответ тишина.
Вроде бы это стрелял Витька? Хоть бы он. Что, окликнуть его? Ну, Миша, у тебя точно крыша поехала…
***
Утренний рассвет «разбудил» тишину хлопками взрывов. Наконец-то, а теперь посмотрим, «вдова», там ли ты, или уже здесь? Аккуратненько стягиваю с прицела матерчатый мешочек, но винтовку не ставлю, а так и оставляю лежать ее, поднимаю только лицо и всматриваюсь в скалу напротив. Да, до нее от нас с километр, а может и болше. Что говорить, у меня глаз не наметан так, как у артиллериста. Увижу ли отсюда хоть какое-то движение на той стороне? Иметь бы такие глаза как у орла, тогда бы и букашку увидел бы, а так одни серые камни наполовину закрытые дымкой.
Цвирк. Только и услышал как что-то отрикошетило от стены, и со стоном схватился за щеку, обсыпанную мелкими осколками от камня. Все лицо в крови. Этого только еще не хватало. Спрятал голову за валун и обтираю лицо от крови.
Стон, раздавшийся рядом, вывел меня из себя, и уже ничего не думая ползу вверх к Витьке. А его больше нет. Она его «укусила»…
***
…Закончилась война, но не слезы. Их и не пытаюсь от кого-то прятать. Все, нет больше Витьки! Нет больше моего друга, с которым уже столько месяцев вместе мы были неразлучными! Сколько раз он спасал меня, а я? Куда же смотрел я? У-у-у-у!
А перед глазами пустыня Дехсабза. Отдельные кустарники, бегущие шары колючек перекати-поля, гоняющие вдали друг за другом три смерча. Теперь ничего не привлекало моего внимания к себе. А только караван верблюдов с мешками и людьми, сидящими на них. Афганцы прикрыли от пыли, идущей от гусениц и колес нашей колонны, и не смотрят на нас. Только один человек не сводит глаз с нас. Худощавый, глаза, опоясанные черными бровями, блестят на солнце. Не женщина ли? Похоже женщина. Случайно, не та ли неуловимая «Черная вдова».
Пытаюсь поймать ее взгляд, но не удается, машины идут очень быстро. И как хочется крикнуть радисту, что бы передал командиру полка, что нужно остановиться и проверить караван. Но радист тугоухий, смотрит вопросительно на меня. А-а, и еще показывает дулю. Ну, я сейчас тебе задам…
Спасенные бачата
Эхо от взрыва, раздавшегося у арыка, еще не успело уйти в горную часть гор Панджшера, а комбат уже несся вниз к месту происшествия. Мы бежали за ним и в голове каждого из нас взводных офицеров, как и у комбата, стучала одна мысль: «Хоть бы не мои, хоть бы не мои».
Армейская операция подходила к концу. Без потерь, конечно, не обошлось. А вот нашему батальону в этот раз просто повезло - только несколько солдат было легко ранены и контужен замкомвзвода сержант Иванов. И это притом, что все мы были в самом горниле пекла: пробив многоуровневую оборону душман, уничтожили три склада с боеприпасами, оружием, значительно потрепав их отряды. Величайший успех.
Но, комбат, человек суеверный, и пока операция не закончилась, запрещал своим офицерам хоть в чем-то хвалиться между собой. И понятно почему, чтобы этим «лиха» не разбудили. А вчера командиру третьего взвода, забывшему об этом, он чуть не двинул по м... Но, все обошлось, сунул ему только свой кулачище под нос, понюхать.
И вот на тебе, взрыв произошел в арыке на окраине кишлака, в том самом месте, где наши батальонные повара должны были набрать воды. Меня опередил Колька Смирнов. Вот, салага, а! Но, как не пытался перегнать его с бегущим впереди комбатом не получалось. Только бы подорвавшиеся живыми остались, только бы не сильно пострадали…
Навстречу нам с арыка шли два солдата. Оба в крови. Комбат с размаху сбил одного из них на землю, пытаясь удобнее уложить его, чтобы оказать ему хоть какую-то первую помощь, вопя: «Носилки, носилки сюда». И буквально через несколько мгновений после этого он вскочил, как ужаленный и в замешательстве смотрел на раненого.
Я и сам вначале не понял, что произошло. И когда уже вплотную подбежал к ним, увидел у солдата на руках не кишки, части тела, а афганского мальчишку.
- Вот он, товарищ г-гвардии к-капитан, - всхлипывал ефрейтор. – К-как рвануло, мы туда, а там вот бачата, мальчишки. Эт-тот без ноги, вся голова в крови, мож-жет выж-живет…, - с дрожью в голосе говорил он.
У второго солдата на руках был тоже мальчишка. Его голова свисала с локтя парня, все лицо покрыто черной сажей, свисающая рука в крови.
- Вертолет! – взревел комбат. – Вертолет сюда, быстро!
И все завертелось, закрутилось. Я пришел в себя уже перед строем взвода.
- Иванов. Где медбрат Иванов? – спрашиваю у своего зама.
- Так он же, вы же его сами отправили к тем раненым помощь оказывать, - с удивлением смотрит на меня сержант.
- А, да, Леша, точно, точно. Ну, ладно, - вздохнул я. – Это правильно. Еще двух человек выдели, будут сопровождать их до Кабула, и там, чтобы сразу в дивизию отправились, в казарму. И никуда, ты, понял?! Никуда! И мне, чтобы сразу доложили обо всем! Понял?
- А дембелей, товарищ лейтенант, можно отправить в К-кабул?
- Хорошо. Сысертев, Кумакин, шаг вперед. Слышали, что я сказал? Передать раненых врачам, и сразу в казарму. Мне по рации доложить об исполнении, - хотя сам понимаю, что от Кабула до нашего сегодняшнего местоположения около ста километров, у рации передать сигнал на такое расстояние возможностей нет.
- Так точно, товарищ…
- С Богом, - и провожаю солдат до бротехники, в которой они должны забрать свои рюкзаки, оружие, амуницию. - Взвод, слушай команду! Отделение Федорова занять наблюдательный пост за тем холмом, - показываю рукой вправо. - Отделению Иванцова – за арыком, Хроленко – за зеленкой. Сержанты, смотрите, чтобы не кучковались солдаты. Минометчики, снайпера знают свое дело, от вас тогда ничего не оставят.
В принципе, с этой азбукой все солдаты уже хорошо знакомы, но напомнить некоторые истины им не мешало.
Время ожидания как всегда тянется медленно. Справа появились два вертолета, но эти «крокодилы-истребители» 24-ки, идут на бреющем полете над нами и скрылись в ущелье. Со стороны перевала вышла еще одна «двойка», и также на бреющем полете идет в нашу сторону. О, это «восьмерочки». Неужели к нам? Точно. Одна подошла вплотную к госпитальному «кунгу» и уселась на плоской каменной глыбе. Вторая взобралась на большую высоту и зависла...
Солдаты вынесли носилки из кунга и побежали к вертолету. И только после того, как темно-зеленый винтокрылый «жук», не оторвался от земли, поднимая пыль, я с минуту не убирал с лица руку, защищаясь от каменной и песчаной шрапнели.
Хирург подошел ко мне, прикурил. Постояли, следя за удаляющимся вертолетом.
- Один пацан ничего, а вот второй, удастся ли его спасти не знаю. Если и да, останется инвалидом.
- Да уж. О чем они думают? Ну, пацанва, ведь знают же, что душманы могут мины поставить для шурави и в арыке, и на берегу реки, и где угодно, нет же, лезут туда, лезут.
- Дети, чего говорить, - поддержал разговор доктор. – Я сам из смоленщины. Мы, пацанва, тоже знали, что мины, бомбы, оставшиеся с войны трогать нельзя. Но, когда играли в лесах, не только трогали их, когда находили, но и тащили в костер и ждали, что будет дальше. Двух одноклассников так потерял.
- Вот, - вздохнул я.
- Ну, давай, лейтенант, удачи, - капитан похлопал меня по плечу и отправился в свою вотчину, в кунг…
- А кто был четвертым? – остановил доктора я.
- В смысле? – не понял моего вопроса медик.
- Носилки носили четверо, три солдата и?
- Так Наталья Мишина, терапевт из агитотряда. А чего? – смотрит на меня капитан.
- А, извини. Просто подумал, что у меня крыша поехала, три солдата и – баба несут носилки.
- А-а, ну ладно, лейтенант, удачи. Она-то у нас наемная.
Вертолет низом шел над «зеленкой», поднимаясь выше и выше, в сторону ущелья. Я следил за ним постоянно, и вдруг от неожиданности вскрикнул, увидев трассирующие огоньки, осыпающие винтокрылую машину.
- Стреляют, стреляют!
Два «крокодила» (вертолеты Ми-24) тут же вышли из другой стороны ущелья и, сделав несколько залпов нурсами в то место «зеленки», откуда стреляли душманы по вертолетам, пошли на второй круг. Сжав кулаки, наблюдал за вертолетом в котором находились раненые мальчишки и мои солдаты. Он быстро уменьшался, превращаясь в точку, которая скрылась на фоне гор. Что-то подсказывало, что духам удалось его подбить. Почему же тогда вертолет не возвращается? Да, да, я же видел дым, идущий за его хвостом.
На душе неспокойно. Ночью не спалось. Не хотелось встречаться с делегацией дехкан, пришедших к комбату, чтобы поблагодарить его за оказанную помощь раненым мальчишкам. И правильно, если нужно вызовет.
…Утром мы выдвинулись колонной на бронетехнике домой. Прибыли в Кабул поздним вечером. И от солдат, перевозившись раненых бачат, узнал, что все прошло нормально: вертолет от душманских пуль получил повреждения, но небольшие, а мальчишки отправлены в госпиталь или больницу, бойцы точно не знали. Вот и закончилась та история. Все пошло как по накатанной линии. Боевая подготовка - операция, боевая подготовка – операция.
Через год, в июле снова были на Панджшере. Всем досталось, а нашему батальону больше всех. Третий этап операции снова проходил вблизи того кишлака, где в прошлом году мы спасали несколько раненых пацанят. Все было спокойно, редкие минуты отдыха были очень кстати, все бойцы валились с ног.
Комбат вызвал меня к себе и спросил:
- Помнишь тех пацанят, что спасали? Оба живы. Смотри, - и показал мне на группу ребят сидевших на пустых ящиках с боеприпасов и евших тушенку. - Вон, крайние. Тот, что кривой, не ходит, его притащили бачата на себе. А он говорит на русском, представляешь, «Мана спасала та». Вот такие вот дела.
- Мы для них все на одно лицо, - смотрю худощавого мальчишку, без ноги, который только и успевает есть вперемешку кашу и сгущенное молоко.
- Может, - сказал комбат. – Тем более он был без сознания. Хитрец! Ну и правильно. Может действительно это тот самый? Напиши письмо дембелям, спасавшим их, что их бачата живы…
Аксакал
У длинного глиняного дувала (забора) сидят три старика. Прямо на земле. Пройти мимо, не поздоровавшись с ними, стыдно. Поклонился им и сказал: «Салом аллейкам».
Они смотрят на молодого «шурави», улыбаются и что-то сказав, приглашают жестом рук меня присесть рядом с ними. Отказываться неудобно, да и времени вагон. Осмотрелся по сторонам: солдаты на броне БТРа сидят, и больше никого на улице. Окликнул Азиза. Солдат подбежал, кланяется старикам, улыбается.
- Спроси, может чего им нужно, - прошу солдата я.
- Нет, говорят, хотят вас чаем угостить, - переводит их слова Азиз.
- Спасибо! – приложив руку к груди, улыбаюсь им, и прячу глаза от лучей яркого солнца. А так хочется рассмотреть их лица.
- Мы вас долго ждали, - продолжает солдат переводить мне слова одного из стариков. - Надоела война, дети друг против друга воюют, отцы против сыновей.
- Как их помирить? – спрашиваю.
Аксакал поджал губы, глаза опустил, словно рассматривает свою седую бороду, которая на фоне темно-коричневой загоревшей кожи, кажется белой. Потом поднял глаза в небо, приложил ладони к подбородку – молится, и сказал в конце: «Аллах Акбар».
«Да, Всевышний, - думаю про себя. – Только молитва к Аллаху и остается у крестьян (дехкан) в силе, чтобы просить Бога о завершении войны».
- У нас такое же было 70 лет назад, как у вас, - говорю старику. – Революция, переросшая в гражданскую войну. Одни пытались вернуть монархию, другие - капитализм, третьи, партия рабочих и крестьян за социализм, четвертые - за анархию.
Азиз переводит дехканам мои слова, они внимательно слушают, кивают головами и при этом не сводят с меня глаз.
- Большевики, под знаменем которых стояли рабочие и крестьяне победили. Построили новое государство, самое мощное в мире, которое ни англичанам, ни американцам не удается свергнуть. А теперь вот и вам помогаем, заводы строим, электростанции, дороги, будем дружить с вашей страной.
Глядя на стариков, людей от сохи, которые, наверное, не то что в политике не разбираются, а даже и читать не умеют, осекся:
- Они понимают, о чем я им говорю? – спрашиваю у Азиза.
- Да, - отвечает он. – У Наджибуллы пять сыновей, двое в Кабуле таксистами работают. Он бывший педагог Кабульского университета, - показывает подбородком в сторону крайнего аксакала. - Он знает много о нас.
- Тогда другой разговор. Кто был у них вчера в кишлаке?
- Душманы. Искали Хайрата и его семью.
Вопросительно смотрю на Азиза.
- Это по-нашему их староста. Его сын командир, в царандое служит, в милиции афганской. Его отряд напал на банду душман, взял несколько человек в плен. Вот те и пришли в кишлак, чтобы убить его семью. Но их не нашли, и тогда душманы взяли в заложники девять человек.
- А их спасти зможно?
- Нет, уже убили их, - опустил глаза солдат.
Тишину нарушило бульканье воды: старик наливает в граненый стакан чаю и подает его мне.
- Спасибо.
- Душманы часто приходят в кишлак. Люди их боятся, - продолжает переводить слова старика Азиз. – Зачем вы пришли к нам? Ой, извините, товарищ лейтенант, - виновато смотрит на меня Азиз.
Я улыбаюсь солдату, мол, понимаю, что он просто переводит слова афганца.
- Скажи, что везем для их детей тетради, учебники, одежду, немножко риса, муки, керосина. Четыре машины. Спроси, нам после этого душманы дадут уйти отсюда?
Старики жмут плечами: теперь не то время, их никто не слушает, уважение к аксакалам сохранилось только у простых людей, которые живут рядом с ними.
Наконец рев техники отставшей колонны начал нарастать. Из поворота первой, пыля, появилась боевая машина пехоты. За ней, идущую технику уже не видно. Поравнявшись с БТРом, БМП остановилась, с ее брони соскочил на землю старший колонны и стал что-то громко кричать солдатам сидящим на бронетранспортере.
- Он вас распекает, товарищ лейтенант, - говорит переводчик.
- Да уж, - вздохнул я. – Хорошо бы это осталось чисто между нами, Азиз.
- А-а, понятно. Накажут вас?
- Накажут, - вздохнул я и, сделав глубокий глоток чаю из стакана, закашлялся, пытаясь шире открыть рот, чтобы воздухом хоть как-то погасить резкую боль обожженного неба, языка.
Через несколько секунд здоровяк быстрым шагом направился к нам.
На его запачканном от пыли и копоти лице видно, как гуляют желваки. Не сдобровать. Но в этот же момент один из аксакалов поднялся и, поклонившись приблизившемуся офицеру, начал ему что-то быстро говорить. Десантник вопросительно смотрел на него, а потом на меня:
- О чем он говорит? - спросил офицер.
- Переведи, Азиз, - попросил я подчиненного.
- Товарища офицера, - вдруг с акцентом на ломанном русском языке начал говорить солдат. – Уважаемый Наджибулла, старейший человека кишлака, просит у вас прощения за лейтенанта. Она молыд, она увидела зеленый знамя на дувале и меня, машущего руками. Ко мне сзади шла по дувалу человека с палкой, ваша офицера подумала, что она душмана и поехала к нам, чтобы защитить нас, – старик поклонился десантнику.
- Правда, что ли? - офицер посмотрел на меня. – Ну, ты даешь лейтеха, а если бы здесь духи были? Они бы из вас здесь отбивную сделали.
- Да не подумал, - пряча глаза, прошептал я.
- «Я», «я», головка сам знаешь от чего.
Ветка, зажатая в моей ладони, хрустнула, хоть бы пронесло.
- Ладно, давай, организовывай, что там нужно. У нас три часа и - назад.
Дехкане собрались у разваленного здания школы. Управляла раздачей вещей, книг, крупой, керосином, привезенными нами, женщина, дочка старосты этого кишлака Хайрата. Она знала всех дехкан, сколько у кого в семье человек. Это успокаивало, что десять мешков с мукой, пятнадцать - с рисом, детская одежда в упаковках, будут сразу разделены между людьми и не достанутся душманам, которые уже, наверное, лезут в кишлак по кяризам (подземным ходам) или через «зеленку» (сады).
В конце только заметил, что женщине помогали несколько афганских девушек, приехавших сюда вместе с ней из Кабула.
- Азиз, спроси у аксакалов, охрана в кишлаке есть? - с нарастающим волнением обратился я к солдату.
- Есть, есть, - перевел он слова Наджибуллы. – Но они с ними сегодня и вернутся в Кабул.
- Людей, значит, оставят один на один с бандитами?
- Они здесь живут, - не сводя с меня глаз, перевел слова старика Азиз. – Вы не волнуйтесь, вам здесь опасно, а они уже привыкли.
Все, миссия закончилась. Сижу на броне и бездумно смотрю на бачат, играющих у руин школы в догонялки, потом на малышей, стоящих около БТР и наблюдающих за нами. Передал через Азиза им несколько банок сгущенного молока и каши, больше ничего с собой нет.
- Все собрались? – спрашивает по рации у меня командир колонны.
- Все, товарищ старший лейтенант, без потерь, - передаю ему я.
Наш БТР стоит третьим в колонне, за ним БРДМ, грузовики… Нет уж, хватит с меня героизма, который показал сегодня утром и, вырвавшись из колонны, направился к кишлаку. Теперь буду, как паинька, ползти в пылюке за БМП саперов и бравых десантников, сопровождающих нас.
Ко мне подошел Файзулла, командир царандоевцев, и пожал руку. Ладонь у него мягкая, легонечко пожал ее. За ним тянет свою руку второй афганский солдат, одетый как и его командир в зеленую форму, улыбается, жмет руку. Оба говорят, что я их друг теперь. Приятно. Смотрю с улыбкой на Азиза, и говорю ему:
- Прекрасный народ, добрейший, даже не верится, что воюет. Интересно, что такого я им сделал, что называют другом своим?
- Вы, шурави, - улыбается Азиз. – А значит, друг. Вот и все, товарищ лейтенант. И я их друг, и все мы, не побоялись же маленькой колонной через перевал пройти и привезти их дехканам еду, одежду.
«Умный Азиз, - подумал я. – Так просто мыслит», - и разыскиваю глазами тех стариков. А они так и остались сидеть на своем месте, у дувала.
Приложил кулак к сердцу, в благодарность тому аксакалу, что защитил меня перед старшим колонны. Хотя, кто его знает, может в дивизии этот офицер вспомнит о моем героизме, тогда от командира достанется по первое число. А может так, в своем кругу, для хохмы, чего тоже не хотелось бы.
- Товарищ лейтенант, - протягивает мне наушники радист, - старший лейтенант вас.
- Спасителю хоть спасибо скажи, - сквозь треск услышал баритон командира колонны.
Вот чего ждем. Улыбаюсь про себя. Прыгаю с брони и иду к старикам.
- Спасибо вам, - обращаюсь к ним.
Наджибулла улыбается, протягивает мне руку и тихо шепчет:
- Не забивате нас. Аллах вас защитит.
Я с удивлением смотрю на старика, а он, словно, ничего сейчас и не сказал мне, улыбается и садится на свое место.
- Всего вам хорошего, до свидания, - немножко поклонился я и побежал к колонне.
Видно аксакал в молодости был в Союзе, подумал я, хватаясь за ручки и залезая на броню БТРа. Погоди-ка, погоди-ка, так он же преподавал в университете, вот откуда знает русский язык.
Колонна тронулась. Повернулся к аксакалам, но их, из-за поднявшейся пыли, возможности рассмотреть уже не было. И я, перекрестившись, сказал им про себя: «Да защитит вас Бог».
А помнишь, шурави, Афганистан - 2
Моя «дорога жизни»
«Я всеми силами старался забыть об афганской войне, - признался Юрий Шихалев, машинист технологического компрессора Бобровского ЛПУМГ Общества «Газпром трансгаз Югорск». – Она была очень страшной».
Мотострелковый взвод шестой роты, в котором служил рядовой Юрий Шихалев снайпером, в середине 1985 года сменил взвод восьмой роты их же батальона на участке дороги Хайратон-Кабул.
«Только руку из тех ребят некому было пожать на прощание и расспросить об особо опасных участках, - вспоминает Юрий. – Они все погибли. Дорогу от амударьинского порта Хайратон (СССР) до Кабула (столица Афганистана) у нас без кавычек называли Дорогой жизни. По ней из Советского Союза ежедневно шли автоколонны с различными грузами: топлива, продовольствия, строительных материалов, медицинских товаров, боеприпасов и так далее. И душманы всеми методами стремились уничтожить эту артерию. А наша задача, не дать им этого сделать».
Секретный огневой пост Юрия Шихалева находился выше дорожного полотна, утопающего в зеленой зоне.
«Участки, по которым могли выдвигаться душманы к этой дороге и к нашему посту, мы определили самостоятельно, - рассказывает Шихалев. – Этот опыт мною уже был приобретен на охране моста в ущелье Панджшера, в котором находились крупнейшие бандформирования. Ими руководил Ахмад Шах Масуд.
Его отряды много раз пытались уничтожить мост, чтобы не дать правительственным войскам, включая 40-ю Армию входить в Панджшер. Масуд нелегальным путем в горах добывал изумруд, серебро, лазурит и другие полезные ископаемые. Также, по этому ущелью шли мощным потоком из Пакистана поставки оружия в бандформирования Афганистана, в том числе и наемники».
Первый бой у Юрия Шихалева в Панджшере произошел ранним утром, когда душманы обстреляли охрану моста из стрелкового и минометного оружия. Задача Юрия, была вычислить ближайшие огневые точки противника, поддерживающие наступление душман, и поразить их. И он с этой задачей справился, не дав возможности душманам вести точный огонь из крупнокалиберных пулеметов по советским солдатам. За четкое выполнение этой задачи он получил от командира роты благодарность.
За пять месяцев, которые нес службу на Панджшере Шихалев, мост не был уничтожен и захвачен бандформированиями. Но им приходилось не только обороняться, но и не раз спасать своих товарищей из-под огня противника.
Один из таких случаев произошел в феврале. Бронетранспортер, шедший по ущелью, во время обстрела потерял управления и свалился в пропасть.
«К счастью никто из его экипажа не погиб, - вспоминает Юрий, - машина упала на колеса, все бойцы получили травмы различной тяжести. Мы спустились к ним, и, взяв их, стали карабкаться наверх, отстреливаясь. Вести огонь по нам душманы не прекращали ни секунды…»
Первый день службы на Дороге жизни у Юрия Шихалева прошел спокойно. Это позволило их отделению из четырех человек установить миномет, укрепить зоны, их которых можно наблюдать и вести огонь из пулемета.
На следующий день душманы попытались навязать их секретному посту бой, чтобы выявить его месторасположение. Не удалось, ребята, ожидая этого, рассредоточились на большом участке высотки и вели непрерывный огонь по противнику, постоянно сменяя свои позиции.
«Я не хочу вспоминать о той войне, - вздохнул Юрий. – Без потерь своих товарищей не обошлось…»
Много раз обращалось к советским солдатам население близлежащих кишлаков.
«У одной из женщин тяжело проходили роды. Мы, по просьбе родственников, на БТРе доставили ее в Баграмскую больницу. Под огнем, без этого не обошлось. Потом к нам приходил ее отец, и сказал, что она родила двух мальчишек, - улыбается Юрий. – Афганцев, в трудную минуту для них, снабжали топливом, продуктами питания. К нам население относилось очень хорошо. Некоторые скрытно рассказывали, где душманы устанавливали минные поля и где находятся в них проходы, где делали засады. Народ устал от войны, он видел, что не мы с ним воюем, а душманы. Доходило до того, что душманы полностью уничтожали вместе с детьми и стариками семьи, в которых кто-то поддерживал новую власть или высказывал добрые слова в ее адрес. Видя это сердце от боли сжималось», - признался Юрий.
В 1988 году Юрий, после службы в армии, устроился работать в СМУ-32 «Казымгазпромстроя». Возводил компрессорные станции «Газпром трансгаз Югорска», жилые комплексы в его трассовых поселках. А в 1993 году перевелся машинистом технологических компрессоров в Бобровское ЛПУМГ, где работает до сих пор.
Много добрых слов услышал о нем и от руководства Бобровского ЛПУМГ и газокомпрессорной службы, и от администрации поселка, и от посельчан.
Это творческий человек. Обладает прекрасным мастерством художника и резчика по дереву. Более двадцати лет участвует в строительстве ледовых скульптур и снежных городков. Активное участие принимает в патриотическом воспитании юношей и девушек.
Иван Цуприков
На Ваханском «коридоре» было все спокойно
В конце 70-х, в начале 80-х годов вышла целая серия прекрасных художественных фильмов, посвященных пограничным войскам. Поэтому многая молодежь Советского Союза мечтала служить именно в них, как и Николай Новиков. После призыва в армию, он с гордостью об этом сообщил своим родителям и друзьям.
- Вначале я был направлен в учебное подразделение, в котором кроме военного дела изучал технические характеристики боевой машины пехоты, ее вождение и ремонт в полевых условиях. Освоив специальность механика-водителя, в мае 1983 года, был направлен на дальнейшее место службы на границу Афганистана, - вспоминает Николай Борисович Новиков, пожарный службы ведомственной пожарной охраны Ивдельского ЛПУМГ, – на заставу Базай-Гумбад, расположенную в Ваханском коридоре.
Ваханский коридор - это территория на северо-востоке Афганистана, расположенная в регионе Вахан провинции Бадахшан, которая формирует узкий переход между Афганистаном и Китаем, с севера границами Таджикистана, а на юге – Пакистана. Коридор представляет собой узкую полосу высокогорной территории длиной примерно в 210 километров и шириной от 20 до 60 километров в долинах рек Вахан и Пяндж.
- По сравнению с тем, что происходило в Афганистане, это был спокойный участок. Мы свободно передвигались по границе, проверяя контрольно-следовые полосы, проволочные заграждения.
- Неужели вам не было страшно? – интересуюсь у Николая.
- Было. Ведь не зря говорят, что и незаряженное ружье раз в год стреляет. В этом регионе было мало населенных пунктов, что с одной стороны облегчало нам службу. Вначале 80-х здесь были столкновения пограничников с бандформированиями, но душманы, пытающиеся из Пакистана доставить в Афганистан караваны с оружием, получили серьезный отпор и прекратили свои попытки преодолеть этот участок.
У нас постоянно проводились тренировки, по тревоге преодолевали сложные участки местности, занимали оборону или производили «захват» нарушителя границы. Вместе с нами служили афганские милиционеры, мы с ними делились опытом.
- Николай, неужели все было спокойно?
- Конечно, нет, ведь мы ждали. А процесс ожидания самый беспокойный, долгая тишина была предвестником бури, к которой наша застава должна быть всегда готовой.
В 1985 году, после окончания службы в Армии, Николай Новиков вернулся в родной город Ивдель и устроился работать слесарем в газокомпрессорную службу Ивдельского ЛПУМГ. Через некоторое время стал машинистом технологических компрессоров.
- Этой службой руководил мой наставник Владимир Иванович Крестьянников, - говорит Н.Б. Новиков. - А потом, когда его перевели начальником линейно-эксплуатационной службы на Ново-Ивдельскую промплощадку, он уговорил меня перейти к нему на должность трубопроводчика линейного. Работы было как всегда очень много, сложной и интересной. Пригодился и армейский опыт, когда приходилось преодолевать заболоченные участки, водные преграды, когда нужно было вытаскивать завязшую в торфе или в глине технику. Коллектив в службе сложился дружный, мы друг другу всегда помогали.
В 1994 году Николай Борисович был переведен в службу ведомственной пожарной охраны, и работает в ней до сих пор.
- Работа есть работа. Здесь тоже сформировался за эти годы крепкий коллектив профессионалов своего дела. А это очень важно! – говорит Николай Новиков. – Мы готовы в любую минуту выполнить свои задачи по тушению пожара, как в свое время в армии, охраняя границу дать отпор тем, кто ее пересекает. Как говорится, бывших пограничников не бывает.
Иван Цуприков
Сильный духом
23 года Юрий Владимирович Зайцев работает в Белоярском УТТиСТ. Начинал мастером по ремонту зданий и сооружений, сегодня - инженером в производственно-техническом отделе управления. До перехода в «Газпром трансгаз Югорск» он 8 лет трудился в СУ-8 треста «Надымнефтегазмонтаж», строившей компрессорные станции, пройдя по карьерной лестнице должности от механика, мастера, до прораба. 10 компрессорных цехов построенные с его участием в Верхнеказымском, в Бобровском, в Октябрьском и в Комсомольском ЛПУМГ, эксплуатируются и сегодня.
- Память часто возвращает меня в те времена, когда приезжали в тайгу и с нуля начинали готовить участки для строительства, - рассказывает Юрий Владимирович. – Мы были одержимы работой, не обращали внимания на условия, в которых находились: ни на морозы, ни на дожди, ни на холодные вагончики, бочки, в которых ночевали после работы. Задача была одна: вовремя и качественно сдать объект.
А когда пускались цеха, душа радовалась, и отправлялись строить новые.
- Говорят, вы из военной семьи?
- Это, правда, - улыбается Юрий Владимирович. - С детства жил в разных гарнизонах, в которые направляли служить отца, от Дальнего Востока, до Центральной России. И поэтому мне были не в новинку те трудности, которые ждали меня здесь среди болот и тайги на строительстве компрессорных станций. Локти никогда не кусал, что не остался в цивилизованном мире, его строил здесь своими руками. Это интереснее.
- И это несмотря на то, что до сих пор у вас в груди под сердцем и в легких остались пули, после ранения в Афганистане?
Юрий Владимирович задумался. История, произошедшая с ним в феврале 1980 года в Афганистане, осталась у него в памяти на всю жизнь.
В 1979 году мотострелковую дивизию, в которой служил он водителем ЗиЛ-131 в разведывательном взводе артиллерийского дивизиона, направили из Подмосковья в Афганистан. Воинская часть была расквартирована в палатках недалеко от города Кундуза.
«Все военные объекты мы строили своими руками. Боевых действий, как таковых еще не было, - вспоминает Ю.В. Зайцев. – Население к нам относилось лояльно, никто никого не притеснял. Антипропаганда против нас, контингента Советских войск, только начинала работать: с Пакистана, с Ирана доставлялись в кишлаки антиправительственные и антисоветские листовки. Душманы жестоко разделывались с гражданским населением, поддерживающим новое демократическое Правительство, дававшее им возможность брать необходимые суммы денег для развития своего дела: выращивания сельскохозяйственных культур, скота.
Стычки с душманами были, но их навязывали нам сами бандформирования, пытавшиеся уничтожать наши блокпосты, стоявшие на дорогах, в ущельях, перед городами и кишлаками, которые не давали им грабить народ, поставлять оружие, боеприпасы в районы, где формировались бандитские базы.
Несколько раз и я принимал участие в таких боевых операциях, но из-за того, что обеспечением нашей дивизии от продуктов питания, топлива, до боеприпасов, мы должны были решать самостоятельно, я начал с автомобильным батальоном ходить в Советский Союз. С каждым разом обстановка в Афганистане стала ухудшаться, количество бандформирований росло. Они начали совершать нападения не только на кишлаки, но и на автоколонны.
В четвертый раз, когда наша колонна возвращалась из Советского Союза в Кундуз, моя машина, сломалась в горном районе Пули-Хумри. В помощь подошел танковый тягач. Машину подцепили к нему жесткой сцепкой, но механик-водитель буксировал меня неаккуратно, ехал очень быстро по горной разбитой дороге и на одном из поворотов, когда мою машину чуть не выкинуло в обрыв, разорвалась крепление для сцепки. Потом мне сказали, что его не раз уже в этом районе обстреливали, и он боялся, если в мою машину с боеприпасами попадет граната, то от мощного взрыва погибнет и он.
Колонна бензовозов, в которой я находился, пошла дальше, цеплять им меня к себе было тоже опасно, все-таки у меня в кузове находились 4,5 тонны боеприпасов. Старший колонны пообещал, что сразу же, как прибудет в Пули-Хумри, отправит за мной тягач. Расстояние до этого города было небольшим, километров десять, поэтому надеялся, что это произойдет быстро и мы с напарником взялись за ремонт устройства для сцепки, чтобы тягач нас отбуксировал в Пули-Хумри.
Краем глаза увидел афганца в полосатом халате, спускавшегося к нам со скалы. Я и не думал, что он может быть моим врагом, поднялся, поздоровался с ним, а он в это же мгновение выстрелил в меня четыре раза в грудь. Пистолет у него был спрятан в рукаве. Стрелял он и в моего товарища, ранив его в шею. Я еще находился в сознании, видел, что он выхватил у меня из рук автомат, и с ним бросился бежать назад, в горы. Оказывается, к нам приближалась следующая автоколонна, благодаря которой я с товарищем и остался жив.
В Пули-Хумри в полевом госпитале мне сделали несколько операций, хирурги извлекли из меня две пули, две остальные не решились, нужны знания узкого специалиста - нейрохирурга.
Вертолетом меня доставили до Термеза, до Ташкента – самолетом. В окружном госпитале продолжил лечение, но пули оставили: нейрохирург не давал гарантии, что после вытаскивания этих пуль выживу. До сих пор с этими пулями в себе и живу», - вздохнул Юрий.
После этого у нас с Юрием Владимировичем как-то перестал вязаться разговор. На мои вопросы он отвечал коротко, сбивчиво, волновался. Видно не хотел в памяти возвращаться в ту часть жизни, которую он прошел как канатоходец, без страховки, на грани смерти и жизни.
Но, прошел, выдержал. Со временем его раны зарубцевались, молодой организм Юрия выстоял. Зайцев поступил в Брянский институт машиностроения, хорошо учился. Перед дипломной работой съездил с отцом к его знакомому жившему в Западной Сибири. Этот край Юрию понравился, и врачи решение паренька жить в тайге, тоже поддержали: здесь умеренный климат, чистый воздух, и спокойнее жить, чем в большом городе. После окончания учебы в институте, Юрий получил направление в трест «Надымнефтегазмонтаж»…
«Вы знаете, после того, что произошло со мной в Афганистане, стал понимать, что такое жизнь и стал ее больше ценить, чем раньше, - сказал Юрий. – Когда трест в 1993 году стал расформировываться, мне предложили работу инженера-ремонтника в Белоярском УТТиСТ, и я согласился. И до сих пор об этом не жалею».
К наградам, полученным Юрием Зайцевым в Афганистане, к медалям «За отвагу» и «От благородного афганского народа», добавились новые. Трудовые: грамоты, благодарности, звание «Ветеран труда». А это много стоит!
Иван Цуприков
Даже не верилось, что закончилась война
Когда оставалось 100 дней до приказа о демобилизации, Александр Жидков был в горах. У спецназа, как не хотелось бы этого солдатам, а считать последние дни службы в армии, некогда было. Путались. Вроде вчера только высадились на высотке, вступили в короткий бой и заняли оборону, закрепились. Но тут подмога душманам пришла, вжались в камни, и – все. Кругом взрывы, щелчки от пуль, и молишь Бога, чтобы рикошетом не вошла она в тебя.
А как только отдушина, смена места, попытка атаковать, выдавить душман с высотки. Ответа на вопрос, почему они так серьезно за нее держатся, долго искать не пришлось, внизу один за одним идут караваны с оружием. Понятно, душманы их охраняют.
- В основном мы патрулировали территорию на вертолетах, - вспоминает свою службу в Афганистане Александр Жидков. – Нужно было упредить душман от диверсий, которые они производили постоянно на дорогах, в кишлаках, в городах, травили колодцы, арыки. Народ держали в страхе.
Помню, когда пролетали перевал, смотрим, внизу вертолет стоит. Винты у него крутятся, в «зеленке» (зона заросшая деревьями) дым, взрывы. Это наши коллеги, спецназовцы из кандагарского спецназа зажали душманский отряд, который сопровождал караван с боеприпасами. Высадились, взяли душман в клещи. Победили!
- А конкретнее можно рассказать об одном из таких боев? – спрашиваю у Александра.
- Нет. Всякое было, война. Все время на ногах, везде нужно успеть, и главное, передвигаться скрытно, иначе «грузом 200» станешь, - вздыхает.
- Какие самые лучшие дни запомнились в Афганистане? День рождения, Новый год?
- Встреча с товарищем в Кабуле, когда был в командировке. Вместе обучались в Новороссийской учебке на ускоренных трехмесячных курсах. Только Афган нас разделил, он в Кабул попал в спецбатальон связи, а я – в провинцию Забуль. Встретились нечаянно, я его узнал. Чаю попили, целый час болтали(!), а он прошел как минута! И все! И опять назад я отправился в свой родной 7 батальон спецназначения, а там как всегда - горы, зеленка, война. Обычная работа у спецназа.
В 1988 году, когда нас выводили из Афганистана, какое-то время охраняли мост в Хайратоне. Были у душман попытки его взорвать, но не смогли. А когда нас вывели в Чирчик, это под Ташкентом, в тот же вечер всех дембелей отпустили домой. Я чуть с ума не сошел: закончилась моя война, я ЖИВ! В первое время ходил только по асфальту, и то с опаской, ни как не мог привыкнуть, что нахожусь дома, здесь нет мин.
22 года работает Александр Михайлович Жидков машинистом технологических компрессоров в Сосновском ЛПУМГ. Работу любит, прекрасный семьянин.
Когда спросил его о наградах, ответил так: «Там их не давали, будешь трусом - погибнешь, не выполнишь задачу – погибнешь. Чтобы выжить, нужно было всегда побеждать. А здесь, в ЛПУ я стал ветераном труда. Это достойная и самая дорогая для меня награда».
Родители думали, что я не был на той войне
Когда капитан попросил выйти из строя солдат, желающих работать на бензовозах, младший сержант Халиль Садыков без раздумывания сделал шаг вперед. Понимал ли он, чего это может ему стоить? Говорит, что да, если машину подобьют, или она наедет на мину, и он не успеет выпрыгнуть из ее кабины, то сгорит заживо.
- В январе 1980 года в Афганистане было еще спокойно, - вспоминает Садыков. – Она разгоралась постепенно. Перед перевалом Саланг, где мы стояли, душманы активизировались быстро, нападали на колонны машин, и нам не раз приходилось вступать с ними в схватку. Но это было уже позже, когда я попал в мотострелковый батальон. А до этого, был месяц ожидания прихода из Союза бензовозов. Но так получилось, что они пришли уже с готовым их эксплуатировать личным составом водителей, поэтому меня перевели в мотострелковый батальон, водителем бронетранспортера (БТР) в гранатометный взвод СПГ-17.
- Завидовал тем, кто работал на бензовозах?
- Нет, я ни в чем не проиграл. Наш взвод воевал. А потом я понял, что мне просто повезло, что я не попал на эти бензовозы, - вздохнул Халиль. – На первой войсковой операции, проходившей в Бомиане, полроты водителей погибло. Много, очень много! Я видел, что после пожаров оставалось с телами этих ребят, они были обуглены.
- А где на это насмотрелись?
- На перевале Саланг. Через него идет автомобильная дорога из Термеза (Советского Союза) в Кабул и другие города Афганистана. На Саланге, кроме тоннеля, построено одиннадцать километров железобетонных галерей, защищающих дорожную магистраль от оползней. Вот там душманы и промышляли, нападали на колонны, убивали не только военных, а и мирных людей, забирали себе все награбленное. Охранял с обеих сторон этот перевал наш полк, первый батальон был на той стороне, второй, в котором я служил, на этой, со стороны Термеза. Потом мы поменялись.
Так вот, в тот момент, когда мы дежурили в карауле, во взводе быстрого реагирования, колонна из двух ЗиЛов и БТРа направилась в соседний батальон. В километрах 20 от нас они попали в засаду и душманы их расстреляли.
Мы по тревоге выдвинулись туда и, подходя к месту боя, разделились на две группы и пошли в наступление, поддерживаемые огнем гранатометов и пулеметов из наших БТР. От той колонны, на которую напали душманы, ничего не осталось, все машины сгорели. Из 12 человек, остались живыми только трое. Плюс в бою два наши солдата были тяжело раненными.
Когда затушили огонь, вытаскивали сгоревших парней из БТРа. Там среди них было тело и офицера, зампотеха, он отстреливался из пулемета. В него попали несколько пуль и струя горящего газа из кумулятивного «выстрела» гранатомета. Страшно было смотреть на погибших. Но к такой картине мы уже были привычны.
До этого на Саланге было замечено большое скопление душман. Наш батальон выдвинулся туда, но нас задержали у высоты. Сначала мы недоумевали почему. А потом, как выяснилось, наше командование договорилось с афганской армией, которая должна была провести там чистку своими силами. Мы пропустили батальон сарбозов (афганских солдат) и остались в оцеплении.
Атака у афганской армии остановилась, ночью мы слышали стрельбу, крики, стоны афганцев. А утром, когда рассвело, оказалось, что душманы, рассредоточившись по всей горе, уничтожили этот батальон, расстреливая его солдат прямо в упор. Мы пошли на рассвете в наступление, душман не нашли,
они попрятались. На такое там насмотрелся. Потом на БТРах увозили всех убитых с поля боя.
- А первый бой, запомнился?
- Первый? Три БТРа оставили в низине с нами, механиками-водителями, а взвод с гранатометами поднялся в гору. Был бой, я его весь от первой секунды до последней прослушал по рации. Передо мной стояла задача, быть готовым в любую минуту на БТРе выдвинуться в то место, куда укажет командир и ждать спуска к нему бойцов. Еще мог занять место пулеметчика и вести огонь по наступающим душманам.
- Могли и подбить БТР, в котором находился ты?
- Могли, но рацию я не имел права покинуть.
- Стреляли, по твоему БТРу?
- Без этого не обходилось. И рядом взрывались мины, и «выстрелы» из гранатомета не раз чиркали по броне, но, мне повезло, остался живой.
- А дома знали, что полтора года, Халиль, ты служил в Афганистане?
- Нет. Они думали, что я остался в Новосибирске, в учебке. Я врал им об этом в письмах. В адресате же указан номер полевой почты и все. Там (в Новосибирске для родителей) и прослужил до окончания службы. А о том, что Советский Союз участвует в Афганской войне, скрывалось.
- А сколько осталось живых во взводе из твоего призыва?
- Немного, - отвернулся Халиль.
Я смотрел на этого парня, чистившего от снега свой длинномер. Он только вернулся из командировки в Пунгу, куда отвозил две трубы для магистрального газопровода. Завтра у него новая ходка, туда же, потом в Сосьву или в Карпинск, не знает. В Югорском УТТиСТ Халиль Садыков уже проработал больше 30 лет. За его «плечами» сотни тысяч километров сибирских дорог, сотни тонн привезенных грузов, необходимых для строительства и эксплуатации магистральных газопроводов и компрессорных станций, трассовых поселков.
Сфотографироваться Халиль не захотел, как и того, чтобы о нем написали в газете. А когда прощались, сказал: «Той войны, на которой я был с 1980 по 1981 годы, еще не было. Нас не награждали, а о погибших говорили, что они попали в аварию на учениях, или не раскрылся парашют, или еще что-то».
***
Не хочу вспоминать о той войне
В феврале ямбургская ночь раза в три длиннее дня. Вьюга, штормовыми волнами снега, обрушивается на лобовое стекло КАМАЗа. Дорога - белое полотно, фары с трудом, метров на пять пробивают ярким светом плотную снежную пелену и поэтому, создается такое впечатление, что автомобиль стоит.
- Лучше медленно ехать, - уловив мой вопросительный взгляд, сказал водитель. – А вдруг человек на дороге, или нарты оленьи стоят.
- А машина ломалась в такие морозы на дороге? – спрашиваю у Владимира Кушкина.
- Всякое бывало. В основном по мелочевке: печка откажет, колесо пробью. У нас здесь один закон, в сильные морозы машины идут в паре. Да и каждый встречный всегда остановится, поможет. Я такой же, мимо не проеду.
И словно для примера останавливаемся у КАМАЗа, стоявшего на дороге. Владимир выпрыгивает во вьюжную стынь и идет к водителю той машины. Помогает ему заменить переднее правое пробитое колесо. Пробовал помочь им, но больше мешал, а когда вспомнил о фотоаппарате, он не включался, замерз.
И вот мы снова в теплой кабине, за окном пурга, минус 47 градусов мороза едем в вахтовый поселок…
Смотрю на раскрасневшегося, улыбающегося водителя. Счастливый человек. Вырос в Надыме и вернулся из армии сюда же, на родину. 30 лет назад. Из них 20 лет работает в УТТиСТ, в ямбургской автоколонне. И не жалеет.
- А ребята знают, что вы служили в Афганистане? – спрашиваю у него.
В ответ он улыбается:
- Конечно, зачем это скрывать?
- А о том, что были несколько раз ранены, не раз ходили рядом со смертью?
- Этим разве хвастаются? – теперь вопросительно посмотрел он на меня...
…Родители волновались, когда узнали, что их Владимир попал служить в погранвойска на дальневосточную границу. Там было в то время неспокойно. Но, в своих письмах он рассказывал о красивой природе дальневосточного края, спокойной службе. Когда его почтовый адрес изменился, то написал, что перевелся в более спокойное место, в учебную часть. А на самом деле, в Имам-Сахибе провинции Кундуз, где располагался Пянджский пограничный отряд, в котором он служил, было очень неспокойно, там шла афганская война.
«Спокойная» жизнь была в те дни, когда они возвращались из боевых действий. Но отдых был коротким, шли постоянные столкновения душман с афганской армией и милицией, с советскими войсками. Когда пограничникам удавалось перекрывать зоны, через которые шли поставки оружия душманам, завязывались страшные и долгие бои, с большими потерями. Взвод СПГ-9 (станковый противотанковый гранатомет), в котором служил Владимир Кушкин, всегда находился на острие огня: уничтожали засады душман, огневые точки, прикрывали передвижение групп, участвовали в сопровождении колонн.
- В районе Мазари-Шариф была крупная операция по освобождению советских гражданских специалистов, - вспоминает Владимир. - Мы должны были стоять в оцеплении, а «внутри зоны» работали десантники. Наша колонна попала в засаду душман. Обстреливали нас очень плотно. Мы, развернувшись на 360 градусов, открыли ответный огонь по противнику, окружившему нас. Рядом стоявшая БМП загорелась, нужно было уйти от нее подальше, так как в любую секунду мог взорваться находившийся в ней боекомплект. Но, душманы этого сделать не давали. И если бы не подоспевшие вовремя вертолеты, нурсами отбившие нас, не знаю, чем бы для меня и моих товарищей этот бой закончился.
Сколько было таких ситуаций? Много. Хорошо запомнилась схватка в Имам-Сахибе. Наша задача была не подпускать банды душманов к советской границе. Мы тогда стояли в оцеплении, у «зеленки» (роща, сад), а афганская армия с царандоевцами выгнала на нас банду душман, достаточно крупную, около 50 человек. Мы открыли по ним огонь. Их преимущество было в том, что они были скрыты в «зеленке», а мы открыты. Я получил ранение в левую руку, но продолжал вести огонь. Мы победили, и после лечения в Душанбинском госпитале был награжден двумя неделями отпуска при части и званием «Отличник погранвойск 2 степени». Знаком первой степени был награжден чуть позже.
Потом получил контузию и снова попал в госпиталь в Душанбе.
- Как это произошло?
- Из-за последствий ранения я был переведен в стрелки БТРа. Наша колонна попала в засаду. Душманы пропустили нашу колонну в узкую зону и подорвали второй и последний бронетранспортеры, перекрыв с обеих сторон нам выход. Потом как выяснилось, эта была большая банда, она состояла из опытных горных стрелков, пришедших из Ирана. В мой БТР попало четыре выстрела из гранатомета. Один снаряд попал в двигатель, второй - в механика-водителя и два «выстрела» попали рикошетом в броню, туда, где находился я - оператор-наводчик. Мы открыли люки в десантном отсеке, вылезли из машины и отстреливались. Если бы не вертолеты и подоспевшая помощь, все бы погибли. Два БТРа сгорели полностью, два товарища погибли на моих глазах, 12 человек были контужены. Звон в ушах, головокружение, тошнота, рвота. 21 день пролежал в госпитале. Первый раз там лежал в мае-июне, второй раз в сентябре 1983 года. И снова две недели отпуска при части и снова война.
Уволился на 5 месяцев позже положенного времени, в 1984 году. Командир говорил, что представил меня к наградам, но ничего я так и не получил, - вздохнул Владимир. – Больше ничего не хочу вспоминать о той войне. Много товарищей в ней потерял.
Пожав мне руку, Володя развернул свой КАМАЗ в сторону дома, и ждал пока я с помощью света от его фар, дойду до подъезда. Посигналив на прощание, уехал. Так и не удалось его расспросить о том, как встретил Владимира после той войны родной город Надым, родители, друзья. Наверное потому, что волна переживаний захлестнула и мое сердце, и мысли уже были заняты представлением картины того последнего боя, о котором рассказывал Владимир: черный дым идущий из горящих БТРов, кругом разрывы снарядов, свист пуль, крики раненных и контуженных ребят, переклички солдат, автоматный и пулеметный огонь, огонь, огонь...
***-
Жизнь, как она прекрасна
На Пагмане, в провинции Кабула, ситуация для мирного населения складывалась непростая. И это, скорее всего потому, что основная часть молодежи поддержала идеи народной демократической партии Афганистана, оставаясь верной исламу. Дехкане (крестьяне) восприняли новые веяния тоже нормально, поддерживая открытие в кишлаках школ, отделений царандоя (милиции), больниц. Да и к шурави, относились с уважением, видя, что советские солдаты привозили в горные кишлаки одежду, питание, врачей, электростанции.
Это и стало камнем преткновения, ультраправые силы, выступающие против демократического государства, поддерживались капиталистическими государствами. Банды, сформированные на их деньги в Пакистане, Иране, в 1982-1983 годах стали входить в провинции Кабула и разрушать все новосозданное, вплоть до мечетей, больниц, разделываясь с семьями, представители которых служили в армии, в царандое, работали в школах, поддерживали правительство.
- И нам неспокойно от этого жилось, - рассказывает бывший десантник 103 ВДД, а ныне водитель Югорского УТТиСТ Александр Сарана. – Часто нас поднимали по тревоге и в сопровождении отрядов царандоя, афганской армии, мы шли в Пагман, в Дехсабз и в другие близлежащие провинции. Завязывались бои с душманами. Наши победы были непонятными. Захватим высотку, «наведем порядок», уничтожим склады с оружием, а когда покидаем это место, нам в спину стреляют. В одном из таких боев погиб мой товарищ и земляк из города Рубежное, Игорь Лебедев. Потом узнал о ранении второго, третьего, четвертого парней, с которыми призывался.
Невольно ждал, когда и меня такая участь застанет. А таких моментов было немало. Не раз мы попадали в засаду, проходили по минным полям, под огонь душманов из миномета, ДШК, из гранатометов. Но, смерть и ранение обходили.
Когда приходил в медсанчасть к кому-то из раненных товарищей, то не всегда чувствовал себя удобно, потом что ему в этот раз снова повезло, - не ранили... Но они смеялись в ответ крутили у виска, мол, не думай о глупостях. Да, кто знал, где твоя пуля, где твой осколок.
Я вздохнул только тогда, когда наш самолет пересек границу Афганистана. Но чувство о том, что остался жив в той войне, пришло намного позже. Во сне часто продолжал воевать, кого-то спасать. А когда просыпаешься, снова понимаешь, как она прекрасна эта жизнь.
А помнишь, шурави, Афганистан - 3
На шаг от смерти
В Афганистане советских солдат, служивших водителями бензовозов, называли смертниками. И никто это не оспаривал. Все понимали, что кабина машины, как и цистерна, которую она перевозит, не закрыты броневыми листами. А значит пуля, осколок, не говоря уже о выстреле из гранатомета, прошивали машину насквозь. Водителя в таком случае мог спасти только бронежилет, если пуля не пробивала его. А от огня загоревшейся машины – только случай, если водитель вовремя успевал спрыгнуть с нее.
Николай Михайлович Смирнов – один из них. 4 апреля 1982 года призван на службу в армии. После двухмесячной общевойсковой подготовки в Ташкенте направлен в автомобильный батальон, расположившийся в городе Шинданде провинции Герат Демократической Республики Афганистан. Профессию водителя он получил перед призывом в армию в ДОСААФ. То, что будет направлен в Афганистан знал заранее, в учебной части, но никто из ребят его роты, как и он сам, не струсил, не написал рапорта, чтобы его оставили служит в Советском Союзе.
Автоцистерны первого батальона части, в которой служил он, доставляли авиационное топливо в Шинданд из Кушки, расположившейся на границе Советского Союза. Задача второго батальона, в котором служил Николай Смирнов, перевезти это горючее на аэродром города Кандагар, находившийся на границе с Пакистаном. Это одно из самых неспокойных мест в Афганистане. Машина, которой управлял Смирнов – КАМАЗ с 14 тонной цистерной. Расстояние от Шинданда до Кандагара 550 км.
На вопрос, запомнился ли ему первый выезд, Николай ответил не сразу. Глубоко вздохнув, сильно сжал губы, отвернувшись от меня смотрел куда-то вдаль и только потом, успокоившись, тихо что-то сказал. Но слов его не расслышал.
- Погибли люди? – догадался я.
- Все было, - ушел от ответа Николай.
Я не смотрел ему в глаза, чтобы не раздражать человека. Знал о нем мало. Всю свою после армейскую жизнь он работал водителем, перевозил трубы, строительные грузы на компрессорные станции за тысячу километров - в Ямбург, Новый Уренгой (Ямал), в Нижнюю Туру, Лялю, Краснотурьинск (Свердловская область).
Через год службы Николая назначили командиром отделения, он стал младшим сержантом. В подчинении у него девять солдат, каждый из них – водитель автоцистерны, Смирнов управлял десятой.
Во второй командировке снова произошли потери. Автоколонна батальона попала в засаду моджахедов, одна машина из его отделения сгорела, ее водителя удалось спасти. В следующем выходе на Кандагар ситуация повторилась, когда проходили одно из ущелий, впереди идущая машина от Смирнова, прошитая из крупнокалиберного пулемета, загорелась. Раненого водителя он вытащил из нее и доставил на ближайший блокпост.
Младшего сержанта Николая Смирнова за этот поступок наградили медалью «За службу Родине». Через некоторое время он был назначен заместителем командира взвода.
- Все происходило как-то автоматически, - вспоминает Николай, - ранили командира отделения – я сменил его, был назначен на эту должность, потом – заместителя командира взвода ранили, я был назначен на его должность. Понимал, что в любую минуту могут и меня убить или ранить, поэтому из личного состава готовил смену как себе, так и моим заместителям – командирам отделений.
За два года службы Николая в его автороте погибло 5 человек, 8 – тяжело ранены.
4 апреля 1984 года думал, как вернется из очередной командировки – 44 рейса, соберет товарищей и отпразднует два года своей службы в армии. Без спиртного, конечно, чаем со сгущенным молоком.
Но эта мечта отпраздновать свой мини-юбилей, у него не сбылась. Когда их батальон вошел в Кандагарскую провинцию, на душе что-то защемило. Первое небольшое ущелье автоколонна прошла нормально, а вот второе, одно из длиннейших – полтора километра, чуть не оказалось для всего автомобильного батальона роковым. Душманы в нем устроили засаду, и начали обстреливать машины из пулеметов и гранатометов.
Сначала в автоколонне загорелась первая автоцистерна, за ней - вторая, третья. Николай ехал на четвертой машине, которую тоже прошила пулеметная очередь, и цистерна вспыхнула как факел.
Понимая, что останавливаться нельзя, а то запрет выход своим автомобилем из ущелья другим. Объехав горевшие машины по обочине, двинулся вперед.
Через лопнувшие стекла кабины на одежду Смирнова попал горевший керосин. Она воспламенилась, как и волосы, его лицо. Николай спрыгнул с машины. Подбежавшие к нему сослуживцы затушили на нем огонь, и доставили своего командира на ближайший блокпост. Оттуда на вертолете Николая доставили в Шиндандский госпиталь, потом – в Ташкентский.
За смелость, проявленную при обстреле колонны, Смирнов был награжден орденом Красной звезды.
КАК ПРЕКРАСНО, ЧТО ТАКИЕ ЛЮДИ ЕСТЬ
Сергей Аркадьевич Шибайло всегда был и остается человеком с активной жизненной позицией. И в юности был заводилой: все уличные мальчишки бежали за ним на спортивную площадку играть в футбол, волейбол. В армии, участвуя в боевых операциях в Афганистане, обучал молодых солдат военному делу, делился с ними опытом, поддерживал их духовно и защищал. В Таежном ЛПУМГ за 29 лет своей работы машинистом технологических установок Сергей Аркадьевич пользовался уважением и как профессионал, и как наставник, и как спортсмен. И сегодня, будучи на пенсии, работая преподавателем кадетского класса, много лет является бессменным руководителем Унъюганского отделения «Боевое братство», пользуется у школьников большим авторитетом, как и у своих боевых товарищей, участвовавших в локальных войнах.
Афганистан
Сергею Шибайло так и не удалось закончить учебу на первом курсе Волгоградского техникума нефтяной и газовой промышленности. В апреле 1983 года был призван в армию на срочную службу. Попал в учебный мотострелковый полк, расположенный в Туркмении. А всего через три месяца - 16 июня, освоив специальность пулеметчика, продолжил службу в Афганистане, в гвардейской краснознаменной воинской части, расположенной в г. Кундуз.
Одной из основных задач полка была охрана автомобильной дороги и сопровождение автоколонн, идущих из Советского Союза в центр Афганистана и обратно. Дорога в этом регионе была очень сложной, пересекала горную местность и равнину, покрытую садами и лесными массивами, что давало возможность душманам скрытно подбираться к ней и уничтожать колонны советской техники, грабить частных местных извозчиков, население в близлежащих кишлаках.
БЫТЬ ТАМ, ГДЕ ПОЛЕЗНЕЕ
В 1982 году, после призыва в армию и попав в Чирчикский учебный полк спецназа, находившийся в Туркестанском военном округе, Сергей Гордеев знал, что дальнейшая его служба продолжится в Афганистане.
«В первую неделю весь наш батальон написал рапорта на дальнейшую службу в ДРА, - вспоминает Сергей Алексеевич.
– И никто нас это сделать не заставлял. Мы были патриотами! В «учебке» мы познавали военное ремесло: прыгали с парашютом, преодолевали многокилометровые марш-броски, учились рукопашному бою и бесстрашию.
…А вот когда в Афганистане я отправился на свою первую боевую операцию, было страшно. Боковым зрением следил за поведением «дембелей». Их улыбки, похлопывания по плечу успокаивали меня, но только внешне.
А вот внутри было беспокойно, когда видел развороченные и сгоревшие остовы машин.
Первого боя не помню. Была перестрелка, укрывались за камнями и шли вперед, потом ворвались в укрытие душман…
Вторые, третьи, …пятые боевые прошли как первые прыжки с парашютом. Страшнее и страшнее, а вот какой-то после них выход спокойно воспринял. Боязнь перестал ощущать, не гнулся под пулями. А все потому, что потерял своего товарища и мысли больше были заняты переживанием. Такое мое поведение не осталось без внимания нашего командира, отругал. Он говорил, что солдат без испуга – это робот, в бою - чистая мишень».
В 1982 году, после призыва в армию и попав в Чирчикский учебный полк спецназа, находившийся в Туркестанском военном округе, Сергей Гордеев знал, что дальнейшая его служба продолжится в Афганистане.
«Всякое бывало, - вздыхает Сергей Алексеевич. - Не раз душманы нападали на кишлаки, расправлялись там с людьми, которые поддерживали новую демократическую власть. Убивали старост, учителей, медиков, семьи тех, кто служил в народной армии. Мы пытались их защищать, но не всегда успевали приходить к ним на помощь».
Сергей Алексеевич немногословен. В конкретные воспоминания старается не вдаваться. И понятно почему. За полтора года службы в Афганистане его батальон понес большие потери: погибло больше 30 человек, и очень много солдат получило ранения разной тяжести. Не раз Сергею приходилось на себе выносить из боя убитых товарищей. После чего еще тяжелее было приходить в себя. Единственное, что облегчало душу, когда писал родителям «правду», которая им нужна была: «У нас все спокойно, несем спокойную службу, занимаемся спортом. Завтра будут соревнования по футболу. Надеемся победить».
…А завтра снова бой где-то в районах Пули-Хумри или Панджшера. Разведка доложила о скоплении бандформирований, душманы готовятся напасть на уездный город (кишлак).
Когда их батальон был передислоцирован в Джелалабад, его задача не изменилась: охрана, разведка, плюс, проверка караванов, шедших в глубину Афганистана из Пакистана.
«За полгода нами было захвачено очень много стрелкового оружия, гранатометов, мин и различных наркотических веществ, - вспоминает Сергей Алексеевич. - Такие караваны просто так не сдавались, они сопровождались вооруженными отрядами душман, а значит, предстояло вступать в бой, который, как всегда, начинался неожиданно».
Когда Гордеев вернулся домой, в Советский Союз, то первоначально не мог надышаться покоем. Часто снились бои, погибшие друзья. И когда появилась возможность уехать на Север, на строительство газопроводов, устроился в трест «Надымстройгаздобыча». 10 лет работал за штурвалом трубоукладчика.
Потом перевелся в Надымское УАВР Общества «Газпром трансгаз Югорск» на ту же должность - машиниста трубоукладчика, где несет свою службу уже более 11 лет, трудясь на Заполярном участке.
«Свою работу очень люблю, - признается Сергей Алексеевич Гордеев. – Рядом со мною работают настоящие мужчины, которым все трудности нипочем. Тундра - место непростое: кругом трясины, ветра, морозы...
Если бы была у меня возможность вернуться в свою молодость, зная, что меня ждет впереди, то скажу так: без промедления пошел бы по тому же пути, - признается Гордеев. – Так же поступил бы и выбирая место службы. Ведь у каждого человека своя судьба, и он должен быть там, где принесет больше пользы».
***
МОЙ ПАПА – ВЕТЕРАН
Сайт Ксюши Поповой, жительницы поселка Лонгъюган, посвященный своему отцу Юрию Михайловичу (работнику Лонг-Юганского ЛПУМГ), меня поразил. По своему стилю он больше напоминает литературный фотоочерк.
Юрий родился 10 апреля 1967 г. в Красноуральске. С детства занимался в хоккейной секции, участвовал в соревнованиях Свердловской области. Он гордился своим отцом, Михаилом Григорьевичем, участником Великой Отечественной войны, награжденным медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда», орденом Отечественной войны третьей степени.
Перед призывом в армию Юрий совершил 3 прыжка с парашютом, и его мечта служить в воздушно-десантных войсках сбылась. Сначала попал в учебное подразделение, расположенное в Литве. Потом, в октябре 1985 года, в составе группы из 12 человек был направлен в Афганистан, в отдельный зенитно-артиллерийский дивизион 103-й гвардейской Витебской воздушно-десантной дивизии.
«Нас распределили на «точки», - вспоминает Юрий Михайлович. – Моя застава располагалась на горе Мухмандгар, охраняли горную часть аэропорта Кабул. Неспокойная служба была… Когда нас на точке заменяло другое подразделение, мы в составе дивизии принимали участие в боевых операциях. Я был стрелком зенитной установки, установленной на борту машины. Нелегкая работа», - вздыхает Попов.
Слушая его короткий рассказ, невольно вспоминаю некоторые случаи. Когда душманы с гор открывали по колоннам огонь, зенитчики выдвигались к месту обстрела, чтобы вести прямой огонь по противнику.
У них не было возможности прикрыться броней, в этой дуэли они были открытыми мишенями для душманских пуль и осколков снарядов.
Все полтора года взвод Юрия был востребованным, и не только в боевых операциях, на «заставе», но и при сопровождении колонн. Чего только не испытал парень.
«Да все нормально было, братан, - вздохнул Попов. – Когда возвращались с боевых «домой» и слышал от встречавших тебя друзей приветствие: «Салам, бача!», большего и не нужно было. Это значит - вернулся живым».
Пули-Хумри, Чарикар, Саланг, Хайратон… Дорога жизни. Он видел мост через реку Амударью и за ним границу Советского Союза. С щемящей тоской смотрел на берег Родины, на который даже пройти было нельзя, а только назад, чтобы сопроводить колонну в Кабул с продовольствием, горючим, медикаментами и боеприпасами.
И все это под дулами автоматов и пулеметов, гранатометов и минометов душман.
«Снова сон и солнце над Кабулом
Расплавляет металл брони,
Снова сон и чую сзади дуло,
И молю: «Бог, меня храни…»
Звучащий отрывок из песни Юрий слушает, пряча глаза, как и этот:
«Раскаленное солнце,
температура под 60 градусов…
Палящим солнцем песок раскален…
И струйки пота в ХБ стекают, глаза ест,
Воды осталось в пробитой фляге
на полглотка…»
Все это он не раз пережил со своими боевыми товарищами. А один раз повезло: слушал песни Иосифа Кобзона. Певец выступал перед сотнями собравшихся бойцов, его сценой был бронетранспортер, он смотрел на яркие блики солнечных лучей, отражающихся от слез солдат.
Самыми страшными были оставшиеся сто дней до приказа, которые у Юрия проходили через перевал Саланг, через долину Чарикар, через горы Панджшера. Молился про себя, чтобы пуля не пробила каску и бронежилет, а когда начинался бой, припадал к прицелу своей зенитки, забывая о страхе. И это понятно: он должен спасти своих товарищей. Когда бой закончился, кто-то из расчета показал ему рукой на раскуроченный крупнокалиберными пулями борт машины. Одна из этих пуль могла попасть и в него.
«10 мая 1987 года я вылетел из Кабула в Ташкент. Меня одолевало чувство пьянящей радости.… Открыли рампу самолета, и родной воздух ударил в лицо. Я дома!» - до сих пор со слезами на глазах этот момент из своей жизни вспоминает не только Юрий, а каждый воин-интернационалист.
«Показался мой город родной,
Он встречает своей добротой,
Здесь два года назад провожала нас мать,
Желторотых еще салажат…»
А через 4 года, 15 февраля 1991 года, в день вывода Советских войск из Афганистана, родилась у него дочь Ксения.
«Работая над дневником об отце, я перелистала много литературы об Афганистане, - говорит Ксюша, - о тех событиях, пересмотрела семейный фотоархив, прочитала письма. Перед моими глазами пронеслись картины молодости моего отца и его ровесников, которые были чуть старше меня и моих одноклассников. …Увидеть ту войну глазами очевидцев, почувствовать ту боль и те страдания, которые ощущали восемнадцатилетние парни, только что вступившие во взрослую жизнь, нелегко.
Теперь я понимаю, почему отец любит песни афганской войны. Они вновь и вновь возвращают его в те далекие тяжелые, и дорогие для него годы...»
«Когда мы прибыли в часть, ее личный состав на вертолетах выдвигался на боевую операцию в горы Панджшера, - вспоминает Сергей Аркадьевич. – Нас не взяли, мы должны были пройти недельный карантин, и только после этого были распределены по подразделениям. Рота, в которую я попал служить, на следующий день была направлена на дежурство в опасную зону, где душманы постоянно минировали дорогу и устраивали засады.
Когда мы выдвинулись туда, все люки в боевой машине пехоты (БМП), в которой я ехал, были открыты. Я наполовину высунулся из десантного люка с пулеметом и следил за левой стороной придорожной зоны, а наводчик развернул пушку вправо.
Вся дорога была изрыта ямами, образовавшимися от разрыва мин и фугасов, поэтому машина шла с частыми остановками. В один из таких моментов, когда БМП остановилась перед очередной ямой, «выстрел», посланный в нас из гранатомета, прошел под носом машины и взорвался в нескольких метрах от дороги. Я тут же по одной из целей, вполне напоминавшей укрытие, открыл огонь. Наводчик увидел, откуда произошел выстрел - справа, и уничтожил цель из пушки БМП.
Когда командир взвода меня остановил, половина пулеметной ленты уже была израсходована. Лейтенант меня похлопал по плечу и сказал, что долго буду жить».
И его слова сбылись. Сергей много раз попадал под огонь противника, был ранен и горел, но, к счастью, остался жив.
«6 июля 1985 года мы входили в Панджшерскую гряду гор, где должна была начаться армейская операция против бандформирований Ахмад Шаха Масуда, - рассказывает Сергей Аркадьевич Шибайло. - Наша задача – провести зачистку «зеленки» перед входом в ущелье. По нашему БМП был произведен выстрел из гранатомета. Снаряд, «прошив» каток, взорвалась под машиной. Мы спрыгнули с брони и в это время душманы по нам открыли огонь.
Рикошетом от башни пуля попала мне в руку, соседу - в висок и в область сердца. Я сразу даже не почувствовал ранения и бросился к товарищу, оттащил его в яму, стал бинтовать голову.
Пуля, к счастью, плашмя ударила в височную часть головы, лобная кость, изменила ее траекторию полета, и пуля только порвала кожу. Но удар ее был настолько сильным, что товарищ потерял сознание. Когда расстегнул его бронежилет, узнал, что вторая пуля тоже в тело не вошла, а застряла между ребрами, потеряв силу.
Мы, уничтожив душман, отправили этого парня в Кабул, я ехать в госпиталь отказался. Мне пуля только порвала кожу, ее зашили, рану забинтовали».
«Сергей, ведь осталось 100 дней до приказа, и ты не боялся продолжать участвовать в боевой операции? - спрашиваю у Шибайло. - Ведь пусть и ранение было легким, но оно было предупреждением, что тебя в этой операции могут и убить».
«Стыдно было, - махнул рукой Сергей Аркадьевич, - показать себя трусом перед сослуживцами. Никак нельзя, тем более в это время я уже был снайпером. А взвод оставить без снайпера - это значит поставить его под потери.
Был такой случай. Десантная дивизия по ущелью Панджшера ушла влево, наш полк – вправо. Когда мы спешились с брони, стали подниматься в горы. Наш взвод обходил высоту снизу, батальон сверху. По нему был открыт огонь из крупнокалиберного пулемета ДШК, и личный состав залег. У нас была возможность подкрасться снизу к этой огневой точке - дзоту, но добраться до нее не могли: мешала вертикальная стена скалы.
Вертолеты, вызванные батальоном, уничтожить этот пулеметный расчет не могли, ДШК при их атаке тут же уходил вглубь пещеры. Тогда я предложил своему командиру взвода попробовать уничтожить расчет душман из снайперской винтовки. Как можно выше поднялся, чтобы видеть этот проем, и когда душманы выдвигали ДШК вперед и открывали по вертолетам и батальону огонь, стрелял бронебойными пулями. Несколько раз после моего выстрела их пулемет замолкал, но потом снова продолжал вести огонь. Тогда я распределил в обойме между собой разрывные и бронебойные патроны и открыл более частый огонь по ДЗОТу. Огневая точка замолчала, дав возможность батальону продолжить свое движение».
Есть что вспомнить Сергею и о чем рассказать. Как горел, когда «выстрел» из гранатомета попал в БМП и она воспламенилась. Тогда он получил серьезные ожоги рук, некоторых частей тела. И «кровавое февральское воскресенье», когда душманы по их батальону вели огонь из ДШК разрывными пулями. Их командир роты, Силин, получил тяжелое ранение ног и тела, а два товарища Сергея Шибайло погибли вместе с лейтенантом артнаводчиком. Много было раненых.
«Мы, как всегда неожиданно, попадали под огонь моджахедов, несли потери. Но все равно задачу, поставленную перед нами, выполняли. Мы понимали, что афганскому народу надо встать, расправить плечи и строить демократическое государство, в котором они будут равноправными. Но империализм был против этого, ему нужен был Афганистан как колония, как кладовая цветных металлов, золота, наркотиков, а его народ – как рабы».
РАБОТА
После возвращения из Афга-нистана, Сергей закончил учебу в техникуме и получил профессию машиниста технологических установок.
«Я был направлен работать в «Тюментрансгаз» (ныне «Газпром трансгаз Югорск»), в Таежное ЛПУМГ, где до этого проходил практику. Коллектив, в котором я трудился, мне понравился. Здесь работали люди, которые не боятся никаких трудностей и очень ответственные. Если возникали на производстве проблемы, работали день и ночь по их устранению. Мы все понимали важность своего труда и гордились им.
«О Сергее Аркадьевиче могу сказать только добрые слова, - говорит инженер ЭОГО Сергей Владиславович Огнивенко.
– Все годы он прекрасно справлялся со своими обязанностями, был хорошим наставником. Многие его ученики сегодня работают в ЛПУМГ сменными инженерами, начальниками цехов, машинистами. Большое внимание уделял технической учебе своих подопечных, на аварийных тренировках умел в оперативном порядке принимать правильные решения. Принимал активное участие в разработке рацпредложений.
Всегда защищал спортивную честь нашего цеха и газокомпрессорной службы. Награжден грамотами и дипломами как лучший работник, ветеран Таежного ЛПУМГ».
В прошлом году Сергей Аркадьевич вышел на пенсию. Но дома человеку не сидится - продолжает заниматься военно-патриотической работой с подрастающим поколением.
«ПАТРИОТ РОССИИ»
К боевым наградам Сергея Шибайло в Афганистане представляли два раза. Первую медаль «За отвагу» в отделе кадров не пропустили, был молод, только начал службу. Вторую – «За боевые заслуги» - из-за нарушения устава: после боевой операции поссорился с командиром. Нервы на войне всегда на пределе, не каждому удается выдержать.
За активную общественную работу Сергей не раз получал различные награды, а недавно был удостоен медали «Патриот России».
Патриотическим воспитанием молодежи он занимается очень давно. Шесть лет назад возглавил поселковое отделение Всероссийской организации «Боевое братство». Второй год является преподавателем кадетского класса, образованного в школе.
«Ребята с большим интересом познают военное дело, - рассказывает Сергей Аркадьевич.
– Изучаем с ними воинские уставы, оружие, караульную и пожарную службы, участие в боевых действиях, и, конечно же, этику. Умение вести себя в обществе для любого человека очень многое значит.
Наш кадетский класс постоянно выступает на районных и окружных соревнованиях по различным видам спорта. В прошлом месяце мы провели в классе театрализованные уроки мужества по темам «Блокада Ленинграда», «Сталинградская битва», третий урок будет посвящен Афганистану. Историю нельзя забывать, нужно чтить героев, которые от мала до велика, защищали наше Отечество».
Крепко жму руку патриоту России Сергею Шибайло. Как прекрасно, что такие люди есть.
А помнишь, шурави, Афганистан 4
КОРТОКАЯ ИСТОРИЯ
Как-то сидели в узком кругу с земляками, вспоминали афганские будни.
- А помнишь, Володя, - кто-то обратился к Спешилову, - когда на призывном пункте Сергей Царев тебе всю жизнь перевернул?
- Да, все нормально было… - улыбнувшись, махнул рукой в ответ тот.
- А расскажи.
А история была такой. 19 октября 1985 года Володя Спешилов на призывном пункте Тюменского областного военкомата получил распределение. И куда! В танковые войска ГСВГ (Группу советских войск в Германии). Мечта любого призывника – попасть в Европейскую заграницу. Вот повезло человеку.
Он, прогуливаясь по пункту, встретил одноклассника Сергея Царева из поселка Комсомольского (ныне город Югорск). Разговорились. Сергей получил распределение в Ферганскую десантную учебку, потом – Афганистан. Да вот проблема, выехать на место службы не могут, группа не доукомплектована, не хватает еще одного героя. И Царев предложил своему товарищу им стать. Договорились, что Володя подумает до утра.
Та ночь для Володи была бессонной, а утром разбудил товарища – дал согласие.
А дальше все пошло по накатанной: учебка, марш-броски, изучение приемов рукопашной, прыжки с парашютом… От прыжка, прошедшего 20 ноября, мог и отказаться, как это сделали некоторые из его сослуживцев. Причина тому послужила ситуация, произошедшая на прыжках: у парня из соседнего взвода, не открылся купол. Но тот не растерялся, успел потянуть кольцо запасного парашюта. И трехсот метров необученному десантнику хватило, чтобы приземлиться без травм.
Подумать только, эти действия проходили в течения пятнадцати-двадцати секунд, и не у каждого из наблюдавших за прыжками солдат нервы выдержали. На вопрос командира, готов ли рядовой Спешилов прыгнуть с парашютом, он ответил: «Да!»
На следующем прыжке из Ан-12, шел к выходу из самолета солдат с открытым парашютом: не выдержали нервы… Спешилов, по разрешению командира своего взвода, сменил его и – прыгнул…
А служба в Афганистане у Владимира, была как у всех. Помнит, когда душманы обстреливали их гарнизон из миномета. Просидели в это время в окопах. Взрывы были совсем рядом. И только после того как разведка уточнила местоположение душманов, они получили приказ выдвинуться в горы и уничтожить вражеские огневые точки.
А как они завидовали ребятам, выходившим из афганской провинции Кандагар домой. Два месяца блокпосты десантного полка, в котором служил Володя Спешилов, перекрывали самые опасные места в ущельях гор. Были попытки, но их десантники вовремя погашали.
И как неожиданно приятным для Володи было известие, когда на построении командир полка приказал ему выйти из строя и вручил заслуженную награду – медаль «За отвагу».
- Так что, если бы не Царев, то только завидовал бы вам, - закончил свой рассказ Володя Спешилов.
Поэтому не удивительно, что после армии он стал служить инструктором службы безопасности в газотранспортной компании, и не раз поощрялся руководством компании «Газпром трансгаз Югорск» за хорошую службу.
Несколько дней назад 20 августа 2022 года его не стало. Оторвался тромб...
Царствие ему Небесное.
ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ ЖИВЫМ
Машинист технологических компрессоров Александр Михайлович Жидков – уважаемый человек, 27 лет он работает в газокомпрессорной службе Сосновского ЛПУМГ. Начинал слесарем. Его стремление, выполнить свою работу не только качественно, но и с соблюдением всех требований охраны труда, оставляя после себя чистоту и порядок, руководство всегда ставило в пример другим. Сохранились эти качества и после того, когда его перевели на должность машиниста ТК.
Досконально изучая эксплуатируемое оборудование на компрессорной станции – ГПА-Ц-16, Александр Михайлович разумно подходил к выполнению своих обязанностей, внимательно следя за процессом обслуживания агрегатов, за соблюдением требований безопасности как внутри, так и снаружи цехов. Если что, никогда не стеснялся поднять вопрос о нарушениях и рассмотреть их с привлечением инженеров, начальника цеха – людей, ответственных за это направление работы. А вместе с этим он является одним из активных рационализаторов службы.
О том, что он служил в Афганистане, распространяться не любит. Если приглашают в школу, то рассказывает о сослуживцах, вспоминает их героизм, уходя от конкретики о себе. Встреча с ветераном войны для школьников всегда оставляет много впечатлений, особенно, как говорят педагоги, в воспитательном процессе. Мальчишкам есть на кого равняться, ведь Александр Михайлович был не просто солдатом, а десантником, служившем в подразделении специального назначения (спецназ).
И в разговоре со мною, журналистом, чувствовалось, что ему не хотелось вспоминать о войне. Да служил, как все, выполняя поставленные задачи. В должности рядового водителя в воздушно-десантной бригаде, расположенной в Кандагаре.
В Кандагаре? Я сразу же вспомнил, что и наша десантная дивизия участвовала в этом регионе в нескольких боевых операциях, понеся немалые потери. Услышав об этом, Александр Михайлович в разговоре со мною изменился, пропала сухость. Он тоже не раз был в Кабуле, где располагалась моя дивизия, но не встречались с ним потому, что служили в разные годы. И невольно он стал вспоминать то, о чем временами старался забыть – о потерях во время боевых действий своих товарищей и друзей. 15 человек! Это очень много. Страшно много!
«Водителем я только числился в своем подразделении, - говорит он, - так как в основном мы перемещались личным составом не на автомобилях, а на вертолетах – в срочном порядке. Нас высаживали в районе или близ участка, где «работали» боевики. Задача – уничтожить или взять в плен.
И в Кабуле часто бывал, в штабе армии получал оперативные разведданные по обстановке в нашем регионе и на вертолете доставлял их в свою воинскую часть. Руководство доверяло мне сопровождать такие важные данные, чем и гордился».
Гардезский участок – этот регион в 1987-1988 годы оставался очень неспокойным, как, в принципе, и в предыдущие периоды. И это понятно, рядом
Пакистан, с территории которого в бандформирования Афганистана поступали обученные военные специалисты, оружие, боеприпасы.
В провинции Шагжой, где располагалась десантная бригада Александра, было сформировано несколько крупных бандитских отрядов. Под собой они держали около десятка кишлаков, федеральную дорогу.
«Мы проверяли караваны, проходящие через нашу территорию. Ночные караваны всегда были вооруженными, и каждая стычка была опасной и для нас, и для них. Чаще побеждали мы, но все зависело от численности душманов, их опыта ведения боевых действий, их готовности рассредоточиться и занять круговую оборону, их вооруженности и так далее. Но у нас в конечном исходе все-равно всегда было преимущество: авиация, артиллерия».
Душманы тоже получали оперативную информацию по своим каналам и в итоге уничтожали гражданские самолеты с важными людьми, автобусы с местным населением, ну и, конечно же, нападали на советские автоколонны с различными грузами. Александр со своей группой не раз их сопровождал, попадали под обстрелы, в засады, на заминированные участки дорог. Бои были жесткими…
«Около нашего батальона упал гражданский самолет, сбитый переносной ракетой, - вспоминает Александр Михайлович. – Мы устроили охоту за душманами, действующими в нашем регионе, и через неделю захватили моджахедов со «Стингером». Мы были первыми, захватившими этот зенитно-переносной комплекс. И очень гордились этим».
А вот награда Александра обошла. К сожалению, очень многие солдаты и сержанты вернулись домой только с устными поощрениями от своих командиров. Причин этому много. Одна из них – очень банальная (но была основной): награды выдавались в ограниченном количестве. Тем более, если посчитать, что смертность в этом подразделении была высокой. Награждали в первую очередь погибших.
«Перед моей демобилизацией сложилась на «боевых» неприятная ситуация, - вспоминает Александр Михайлович Жидков. - Два вертолета, летящие впереди нас, попытались остановить машину, чтобы произвести ее осмотр. Она не остановилась, ушла в зеленку. Высадившиеся группы пошли за ней и в зеленке попали в засаду, началась перестрелка: один убит, несколько раненых. Мы подсели к ним. И тут же, когда начали высаживаться, перед нами душман сделал выстрел по нам из гранатомета. И как только он не попал, выстрел (реактивная граната) ушла мимо. Второго раза стрельнуть по нам мы не дали, уничтожили гранатометчика и пулеметный расчет, открывший огонь по нам. Были на волоске от смерти!
Мы ввязались в бой, душманы были хорошо прикрыты, а мы как на ладони. Сообщили их координаты артиллеристам. А так бы целыми не ушли…
«Да я и не обижаюсь, что не наградили медалью, хотя несколько раз командир взвода обещал, - вздохнул Александр Михайлович. - Главное в другом – вернулся домой живым».
Награжден медалью За отвагу
Есть люди, готовые к любому испытанию, даже если им это может стоить жизни. Главное, чтобы была мотивация. К таким можно отнести и Сергея Скаковского, электромонтера службы энерговодоснабжения Казымского ЛПУМГ.
Когда после призыва на службу в армию Сергей был направлен в учебный полк для освоения профессии артиллериста-разведчика, он с большим интересом принялся за изучение военных наук. Давались ли они все легко, сказать затрудняется, скорее всего - да, так как понимал, насколько они важны. Те же топогиодезия, звукометрия... Через пять месяцев сдал теоретические экзамены на «отлично», а на практике их закрепил не в Прикарпатском округе, куда ему предлагали члены военной комиссии, а в Афганистане. Написал рапорт и настоял на своем: решил идти на войну.
«Что говорить, шальная молодость, - вздыхает Сергей. – С нашего города погибло много ребят там, «за речкой», вот и хотелось испытать себя. Добился, чтобы рапорт мне подписали».
В начале мая 1987 года Скаковский попал на распределительный пункт в афганском городе Кундуз. Его направили в Пули-Хумри, в 395 горно-стрелковый полк, расположившийся в долине Келагай. Оттуда - на заставу (блокпост), расположившуюся невдалеке от кишлака Рабатак. Участок, находившийся под ответственностью его личного состава, был достаточно сложный: скалы, много ущелий, каньонов, холмов с лесными покрытиями, дороги разной сложности и важности – от федеральной на Кабул, в Советский Союз, до горных троп - к перевалам, уделенным кишлакам.
В его подчинении как командира отделения разведки находились пять человек. Иногда нес обязанности заместителя командира заставы, на вооружении которой стояли три самоходные артиллерийские установки САУ «Гвоздики» (Ду122 мм, с дальностью выстрела 15 км).
- При проходе важных колонн мы должны были просмотреть весь участок дороги, находившейся в зоне нашей ответственности, - рассказывает Сергей. – Визуально – то, что мы могли просмотреть через приборы. Территория небольшая, поэтому приходилось скрытно выходить на участки, где возникало подозрение, что может расположиться засада душманов. Если кого-то обнаруживали, по рации передавали на заставу координаты, которая открывала по этой территории беспокоящий огонь. И если эта артподготовка ничего не давала, бандиты оставались, то артиллерия более плотно обрабатывала эту территорию.
Один раз моя группа попали в достаточно неприятную ситуацию, в которой могли погибнуть от своих. Моя тройка, я и два солдата, вечером вышли на каньон и вели разведку его территории. Обнаружили группу душманов, занявших засаду. Передали данные на заставу, и после беглого огня, бандиты ушли.
Мы остались до утра, так как движение колонны должно было начаться на рассвете. Нам необходимо было удостовериться, что противник сюда больше не придет.
Замаскировались, вели наблюдение за местностью через ночные приборы автоматов. И тут в самое неподходящее время слышим русскую речь, буквально в 10 метрах от нас прошла группа людей. Как позже оказалась – это полковая разведка 395 полка. Они остановились недалеко от нас, и нам ничего не оставалось, как затаиться. Просидели всю ночь, как мыши под веником. Это и понятно. Если бы разведчики обнаружили, что рядом с ними кто-то находится, то сразу же открыли бы по нам огонь. Как на войне: сначала стреляют, а потом выясняют.
И столько впечатлений осталось после той ночи. Нам ничего не оставалось, как полностью приглушить рацию и молчать. Даже очень тихий шепот тех ребят слышали. Легкая паника была, нам по рации передают информацию, мы ее слышим и молчим. С рассветом они ушли, так и не заметив нас. А мы, проверив, не вернулись ли душманы, когда колонна пошла по дороге, вернулись на заставу.
Сколько таких выходов у Сергея было, точно не помнит, сначала считал, а потом из-за их частоты не стал этим заниматься.
Перед самым дембелем продолжал ходить в разведку. Хотя некоторые из «старых» бойцов уже отказывались от этого, и их можно было понять: полтора года ходили по лезвию бритвы, а за последние службы, мало ли что может произойти. Даже не хочется этого обсуждать…
…В одном их предпоследних выходов его группу засекли душманы и открыли по ней плотный огонь. Сергею пришлось со своей группой отступать. И моджахеды продолжали преследовать их по пятам. Занимали оборону, давали отпор, и снова уходили.
После взрыва, раздавшегося сзади Сергея, оказался тяжело ранен его подчиненный - Роман Алборов. Он потерял часть правой ноги, вторая тоже была сильно повреждена. Сергей оказал ему первую помощь, остановил кровь, сделал обезболивающие уколы. В этот момент и второй солдат получил ранение в плечо, но передвигаться самостоятельно мог. Исходя из этого, сержант Скаковский потащил тяжелораненого бойца на своих плечах. Переданная им по рации информация на заставу о преследовании их группы душманами, спасла их. Застава открыла заградительный огонь, и бандиты отступили.
Через несколько километров к ним подошла боевая техника, их погрузили, раненых доставили до госпиталя. Жизнь Роману Алборову врачи спасли. Потом на гражданке Сергей встречался с ним.
За этот поступок сержант Скаковский был награжден медалью «За отвагу».
Профессии бывают разными
Так получилось, что Геннадий Дашко призвался на службу в армию с двумя профессиями. Первую он получил в автодорожном техникуме по эксплуатации и ремонту двигателей внутреннего сгорания, а вторую, спортивную – стрелок, имея первый разряд по стрельбе из мелкокалиберной винтовки ТОЗ-8. Занимал первые и призовые места в областных и краевых соревнованиях. И не думал даже, что это увлечение может сыграть какую-то роль в его службе.
В 1985 году после учебки, получив профессию военного водителя, Дашко был направлен на дальнейшую службу в дорожно-комендантскую бригаду, штаб которой располагался в кишлаке Хинжан Афганской демократической республики.
- Наша бригада отвечала за охрану дороги от Термеза, располагавшегося на границе Советского Союза с Афганистаном, до его столицы – Кабула, - вспоминает Геннадий. – Сначала работал водителем-стрелком отряда пропаганды и агитации. Водил УАЗ «Скорой помощи», потом стал механиком-водителем бронированной разведывательно-дозорной машины (БРДМ). Посещали блокпосты нашей бригады, расположенные на дороге, кишлаки, оказывая помощь местному населению. Не раз попадали в душманские засады.
Через полгода после одной из таких схваток на Геннадия обратил внимание командир одного из подразделений. Каждый выстрел Дашко был точным. В перестрелке с противником он не торопился выпалить магазин, а предварительно, выискивая цель, определял расстояние до нее, с какой точки ее можно поразить, и справлялся с этой задачей. И второе – работал скрытно, не давая возможности душманам увидеть его.
Это и сыграло свою роль в его дальнейшей службе. Геннадий был переведен в снайперский взвод. Сначала был вторым стрелком, познавая новую тактику ведения боя, потом – первым (самостоятельным). Приходилось работать в разных регионах, в горной местности Панджшера, Пули-Хумри, в степных районах Чарикара, Дехсабза. Доставляли его в соседний квадрат на вертолете или на автомобиле, оттуда скрытно самостоятельно перемещался на нужную точку, выполнял задание и возвращался назад, к месту, где его поджидала группа разведки.
Всякое бывало, на карте не указано, как пройти какое-то ущелье, где находится противник, а только предположительно – вчерашние огневые точки, засады. Но все могло измениться в любую минуту, противник опытный. Так что здесь Геннадию больше приходилось ориентироваться на свою смекалку, на чутье. А глаз снайпера знает, что нужно увидеть, что может ему подсказать о засаде, о присутствии человека. И профессионалы допускали ошибки, оставляя свои метки, а может и наоборот, чтобы ввести врага в заблуждение. Вот и попробуй, разберись.
И Геннадию чаще везло, первым распознавал эти незаметные подсказки и выходил победителем, уничтожая указанную цель. Но не всегда.
На одном из таких выходов получил осколочное ранение в спину. После обстрела, душманы, ища его, прошли мимо, и у «шурави» появилась возможность ночью выбраться к своим. После лечения в Пули-Хумрийском госпитале, вернулся в свой взвод и продолжил работу.
27 ноября 1987 года самолет, в котором он летел, пересек афгано-советскую границу. Он вернулся домой живым с «Афганским орденом» третьей степени и медалью «За боевые заслуги». Но несмотря на то, что война осталась далеко позади, в мирную жизнь входил с опаской, по привычке смотря под ноги, ища «лепестки» (мини-мины), «натяжки», по сторонам – укрытия, огневые точки. Со временем привык. Работал водителем большегрузного автомобиля «Совтрансавто».
В 1996 году на Север, в Югру, где продолжает трудиться водителем.
Работа есть работа
Когда хочется вспомнить какое-то событие, участником которого ты был, в памяти начинают возникать обрывки картинок из периода, лица. Все это нужно, как говорится, собрать и разложить поочередно, чтобы воспроизвести в своей памяти интересующий тебя сюжет. На это, конечно же нужно время. Но если у человека его не хватает, то любые твои уговоры сделать это, бессильны. Именно такая ситуация сложилась и в данный момент, когда прошу Виталия Александровича Пивоварова рассказать о своей службе в Афганистане.
Да понимаю, что он главный инженер Управления по эксплуатации зданий и сооружений, перед которым лежит очень много производственных задач, документов, которые нужно своевременно прочитать, проанализировать, внести изменения или согласовать. А я вечно появляюсь перед ним не вовремя.
В 1988 году он учился на втором курсе Харьковского авиационного института по специализации авиационное двигателестроение. Но горбачевский призыв в армию, не дал ему, как и некоторым его однокурсникам, продолжить учебу: призвали Виталия в пограничные войска. Освоил военную профессию артиллериста-минометчика и был направлен на службу в погранотряд, расположенный в Афганистане.
Когда их военная колонна пересекала Иш-Кашимский мост через реку Пяндж, он не помнит страха. Нет, он не отрицает, что без него не обошлось, но в тот момент его внимание больше подавлял вопрос о том, что их ждет впереди. Полоса дороги, упирающаяся в горный хребет, уходила в его глубь. На обочинах лежали сгоревшие остатки автомобилей, раскуроченной взрывами военной техники. Руки сжимали автомат, слух стремился подавить звук моторов, шум колес и лязганье гусениц, чтобы услышать первым звуки стрельбы, которые могли раздаться в любую секунду. А глаза осматривали все, что их окружает: кустарники, деревья, каменные глыбы на обочине дорог, горы.
Позже, когда за плечами Виталия останутся месяцы службы в Афганистане, эти чувства обеспокоенности не улягутся, останутся такими же, как в первый раз.
Война есть война, нервы у человека оголены. И подумать о том, что следующая боевая операция может быть не такой страшной как прошедшие у них под Файзабадом или под Мазари-Шарифом, глупо. Душманские отряды работали оперативно. Для их выживания нужны были не только боеприпасы, но и одежда, пропитание. А последнее могли им предоставить только афганские кишлаки и города, которые из-за этого жестко грабили.
Мота-маневренная группа, в которой служил Пивоваров, кроме запланированных выездов на блокпосты, стоявшие вдоль дороги, пересекающей Коздекский мост, часто поднималась по тревоге. Причина была одна: нападение душманских отрядов на воинские части и кишлаки.
- Некоторые участки дороги, съезды с них, были заминированными, обстреливались, - вспоминает Виталий. - Мы находились в зоне деятельности бандформирований Ахмада шаха Масуда. Он был опытным стратегом и очень хитрым. Обладал мощными силами подвижных отрядов из хорошо вооруженных наемников. Не раз наша застава вступала с ними в схватку. Были разные ситуации.
Виталий Александрович отвернулся, смотрит в окно. Но скорее всего не видит его, а ту картину, что вспомнилось в эту минуту: какой-то бой, как он со своими товарищами разворачивают миномет, выполняя команды командира по его наведению.
Но это всего лишь то, что может представить моя фантазия. Понимаю, что их ГАЗ-66, это всего лишь бортовая машина, не прикрытая броней. И любая пуля,
осколок спокойно прошьет доски кузова, одежду, врезаясь и кроша человеческое тело.
Часы «Луч», в качестве награды за его храбрость, как и благодарственные письма родителям, это все, что мог тогда сделать их командир. Пограничников не «баловали» наградами, как другие рода войск.
«Да и не в этом дело, - наверное, думает про себя Виталий Пивоваров, - а главное в том, что я остался жив».
7 февраля 1989 года их застава была выведена из Афганистана вместе с другими войсками, но далеко от границы не ушла. Несколько раз его погранотряд пересекал реку Пяндж, участвуя в сопровождении гуманитарных грузов, для освобождения людей из района боевых действий.
Виталий Александрович крепко пожал мне руку, помотав головой:
- Нет, не хочу вспоминать ту войну. Были у нас и потери, все было. Извините, у меня и без того много дел, от которых отвлекаться никак нельзя. Работа есть работа.
Мастер своего дела
Сергей Бажутин переехал с родителями в п. Комсомольский (ныне г. Югорск) в 1976 году. На глазах девятилетнего мальчишки этот деревянный поселок, состоящий в основном из общежитий и вагон-городков начал только застраиваться железобетонными домами. Мальчишка, как и многие из его сверстников, с большим интересом наблюдали за работой строителей. И поэтому не удивительным было для его родителей, что после восьмого класса Сергей решил учиться на сварщика в Советском профтехучилище. И этой профессии он в своей жизни ни разу не изменил, если не считать два года службы в армии.
- В 1986 году меня призвали в погранвойска, на Дальний Восток, - вспоминает Сергей Николаевич Бажутин. - В учебном подразделении я получил профессию вожатого собаки, и продолжил службу в мотоманевренной группе на 11 заставе в Посьетском погранотряде. Через несколько месяцев в дальневосточной мотоманевренной группе из нашего отряда, находившейся в Афганистане, пограничники готовились к демобилизации, и нас направили на смену им.
1 июня 1987 года Бажутин со своей группой был переправлен через реку Пянж на афганскую территорию, на точку Тути.
Только у старшего вожатого теперь уже не следовой, а минно-розыскной собаки была задача вести работу на горных дорогах и тропах Афганистана. Кроме поиска взрывных устройств, они останавливали и досматривали караваны.
- Служба была как служба, - говорит Сергей Николаевич. – На дорогах и тропах иногда устанавливались душманами мины. К счастью, собаки не подводили, мы их извлекали или уничтожали и люди не гибли. Мы понимали, что вокруг живет мирное население, поэтому старались поддерживать с ними хорошие отношения, даже с враждебными к нам кишлаками. Бывали и обстрелы заставы, и мы занимали круговую оборону и давали отпор.
За проявленную смелость Сергей не раз был отмечен командиром и награжден медалью «За боевые заслуги».
После демобилизации Сергей Бажутин долгое время работал сварщиком в СМУ-2 треста «Югорскремстройгаз». Принимал участие в строительстве кирпичного завода, спорткомплекса «Юбилейный», телецентра, и многих других объектов города, а также в капремонте компрессорных цехов Комсомольского ЛПУМГ на КС-11 и КС-20. Освоив сварку трубопроводов с большим диаметром в 2010 году он перевелся в Югорское УАВР.
Пройдя школу становления в сварочно-монтажной бригаде Анатолия Дмитришина, Сергей стал работать по 6 разряду. Сейчас эту бригаду возглавляет монтажник Олег Бабичев.
О Сергее, как о специалисте, так и человеке хорошо отзываются мастер Амур Сиражетдинов, ведущий инженер Александр Сорокин. А бригадир Олег Бабичев называет его золотым человеком и мастером сварочного дела самой высокой пробы.
- Наша бригада – это прекрасные и позитивные люди - Олег Бабичев, Рамис Мусаллимов, Владислав Снитко, Андрей Корнейчук, Руслан Филиппов, которые очень любят свою работу, - говорит Сергей Бажутин. – И мы ценим ее, стараемся держать рамку бригады на высоком уровне
Главная награда: вернулся домой живым
Кочелягин Андрей Александрович, начальник отдела по первичному воинскому учету администрации города Югорска. Член правления Ханты-Мансийского регионального отделения общероссийской общественной организации Российского Союза ветеранов Афганистана и Ханты-Мансийского окружного отделения организации «Боевое братство». С 1985 по 1987 годы служил в Афганистане.
С обязанностью войскового разведчика – выполнить задачу и остаться живым, Андрей Кочелягин справлялся. Правда, не всегда на «отлично». Не раз его секло осколками от взрывов снарядов, был контужен. Но, после этого всегда возвращался в строй, продолжая участвовать в боевых действиях, в добывании разведданных о расположении душманских отрядов, в захвате «языка»…
До призыва в армию он всегда был заметным: высокий, стройный, с широкой улыбкой и добрым взглядом. А еще и физически здоровым: будучи студентом Тюменского профтехучилища, выполнив спортивные нормативы, стал кандидатом в мастера спорта по биатлону, перворазрядником - по лыжным гонкам, зимнему многоборью, второразрядником - по летнему многоборью, по легкой атлетике и волейболу. Это (физическое состояние) и приметили «покупатели» призывников Ферганской учебки воздушно-десантных войск, и направили его в разведроту, где он после подготовки на отлично сдал экзамены по воинским специальностям и физической подготовке, и 18 октября 1985 года попал в Афганистан в разведроту 317 полка 103 воздушно-десантной дивизии.
В первой Пагманской операции произошла кратковременная стычка группы, в которой он был, с душманами. Рядовой Кочелягин, в довесок несший на себе ротный пулемет, мгновенно сориентировался и заняв оборону, открыл по врагу огонь… Испытание прошел, получив от старослужащих уважение.
На Кунарской операции их разведроте не везло. Всегда попадали в сложные ситуации, но и выходили из них победителями. Правда, «платили» за это разную цену, в том числе и смертью. Но совершая при этом подвиги, уничтожая много душман.
Вот и в этот раз на Кунаре, сошлись с душманами на расстояние броска гранаты. «Они, скорее всего, были обкуренными, - вспоминает Андрей Кочелягин, - вели огонь по нам стоя и очень плотно. Но нам удалось с южной стороны прорвать оборону, и с тылу напасть на душманский отряд, который не давал возможности разведроте дивизии выйти из-под их огня. Обошлось без раненых и убитых».
За эти действия стрелок Андрей Кочелягин получил повышение по службе, назначен в должности старшего разведчика, а позже и в звании - ефрейтор.
На следующей Панджшерской операции их группа попала под шквальный огонь противника из крупнокалиберного пулемета.
«Расчет душманского ДШК находился выше нас на 200-300 метров, - рассказывает Кочелягин. - Навели на них вертолеты, но их засада оказалась стационарной, и при подлете вертушек, они сразу же закатывали свой пулемет в пещеру, и уничтожить их расчет не удавалось. Командир приказывает мне и гранатометчику уничтожить этот расчет. Ситуация сложная. Мы попрощались друг с другом и выползли из укрытия на простреливаемую зону. Другого выхода не было. По нам открыли огонь, и мы начали быстро передвигаться с места на место, чтобы не дать возможности душманам вести по нам прицельный огонь. В один из
таких перерывов, когда душманы перезаряжали пулемет, Володе удалось выстрелить из гранатомета, и точно попасть в цель».
На мой вопрос о наградах, Андрей улыбнулся, сказав: «Мы же разведчики. Для кого-то такие действия – это героизм, а для нас это работа. Так считал наш командир».
А героических поступков у Андрея было много. Он со своей группой брал в плен снайперов, а если не удавалось, уничтожал, как и засады душман. Даже после контузии продолжал выполнять поставленную задачу. Не раз его било осколками и в грудь, и в спину, но спасал или бронежилет, или надетый «лифчик» с автоматными магазинами, или рюкзак десантника.
Андрея четыре раза представляли к награде – к медали «За отвагу». Но, по неизвестным причинам, где-то вверху видно тоже считали, что разведчики не герои. Уже будучи дома его нашла медаль «За боевые заслуги», вместо ордена «Красной звезды», к которому был представлен в предпоследней операции. Хотя главной наградой, считает он, была та, что вернулся домой живым. Хотя могло этого и не быть…
…Последняя операция была в Джелалабаде в апреле 1987 года, за полмесяца до демобилизации. Он вернулся в роту после контузии и принял участие в ней. Ехал со своей разведгруппой на БМП, сидел на месте старшего стрелка.
«Оператор был расположен выше, моя голова находилась на уровне его ног, - вспоминает Андрей. - Когда колонна остановилась, я пересел на БТР, шедший впереди. Когда колонна снова двинулись, та БМП, в которой я был до этого, через 200 метров подрывается. Оператору Андрею Зубову от взрыва – ногу оторвало. А у Горшкова, который сел на мое место, тяжелая контузия. Он на голову был ниже меня, повезло парню. А если бы я остался там, то, сами понимаете…»
Вернулся в мае 1987 года.
В этом же году в п. Комсомольском был образовано клуб воинов-интернационалистов, и Андрей был избран заместителем председателя. А после того, как Иван Цуприков проходил очередной курс лечения, был ранен в Афганистане, он возглавил его.
Сегодня в Югорске проживает 81 ветеран локальной афганской войны. Андрей так и остается председателем клуба, решает множество организационных вопросов, не только на уровне города, но и в Ханты-Мансийском автономном округе – Югре. Пишет стихи для песен об Афганистане, о службе в армии, о любви, и сам исполняет их.
Ошибка сапера стоит жизни
Сергей Николаевич Ефимчук, военный. Правда, сегодня с гражданским уклоном, пожарник в поселке Приозерный. Но и в этом деле требуется смелость, храбрость, как и саперу, в должности которого он долгие годы прослужил в Советской армии.
Когда Сергей был курсантом Тюменского высшего военно-инженерного командного училища, не раз встречался с его выпускниками-офицерами, приезжавшими в свою альма-матер. С однокурсниками они окружали их, прося рассказать об армейской жизни, и с открытыми ртами слушали. Особенно тех, кто служил в Афганистане. Страшными были рассказы, но никто из его товарищей после этого не написал рапорта командованию училища, чтобы перевели его с инженерно-саперного факультета на другой.
В сентябре 1984 года, командир саперного взвода в Забайкальский военном округе лейтенант Сергей Ефимчук был командирован в Туркестанский военный округ в Афганистан в Кундузскую мотострелковую дивизию. А через несколько месяцев, он заменил убитого командира взвода инженерно-саперной роты в Ташкургане.
Свою первую боевую операцию Сергей вспоминает с трудом. Колонна мотострелкового полка двигалась в пяти километрах от них - отряда обеспечения движения. Перед входом в ущелье под их тралом произошел разрыв мины. Саперы спешились, вооружившись щупами и миноискателями, начали обследовать этот участок. Разведчики, сопровождающие их, поднявшись в гору, заняли оборону.
«Ноль-один, ноль-один, на связи «крот». Я остановился, у меня есть работа», - по рации передал лейтенант Ефимчук командиру колонны.
«Тогда мы вскрыли около десятка мин, - говорит Сергей Николаевич. – С помощью «кошки» (веревки), сдергивая их с места, проверяли, установлены ли они на неизвлекаемость, а потом, вывинчивая из них взрыватели, забирали обезвреженные мины с собою, и двигались дальше».
На втором заминированном участке душманы открыли по саперам огонь.
«Пришлось задержаться, – вспоминает Сергей. - Мы открыли ответный огонь. Разведчики, отвлекая душманов от нас, вступили с ними в бой, а мы взялись за разминирование.
Другого выхода у нас не было, так как сзади стояла войсковая колонна, по которой душманы из своих засад могли открыть огонь. Командир части нас торопил, но мы не могли и определиться за какое время с этой работой справимся. Причины разные: не знали сколько установлено мин, где и каких. Особенно опасными были радиоуправляемые. Когда к ним приближаешься, и начинаешь готовиться к их уничтожению, противник ее подрывает, гибнут люди. А если к ней подсоединены и другие мины…».
«С помощью Мухтара (поисковой собаки) мы разминировали сотни мин, - вспоминает Сергей Ефимчук. – В одной из войсковых операций, когда обследовали дорогу, она села на обочине, показывая, что нашла взрывное устройство. Два сапера подошли к ней и произошел взрыв. Все погибли, двое солдат было тяжело ранено. Им оказали первую помощь, остановили кровь, параллельно с этим, продолжая разминирование…».
Опасная работа у сапера, еще и потому, что он идет всегда первым, под прицелом врага.
«Когда мы с колонной мотострелкового полка шли на Файзабад, наш отряд обеспечения передвижения попал под сильный обстрел, - рассказывает Сергей Николаевич. – Загорелась подбитая из гранатомета БМП разведчиков. Они
заняли оборону, а мы взялись за разминирование. Работали по-пластунски. Несколько саперов были ранены, их оттащили в безопасное место и оказали медицинскую помощь, продолжая работать. В общем обезвредив, извлекли около 60 противотанковых итальянских мин весом по 2.5 кг и по 6.1 кг тротила».
На Панджшерской операции взвод Сергея Ефимчука, получивший задачу охранять резервный боекомплект полка, попал в окружение. Оно сжималось.
«Мы заняли круговую оборону, отстреливались до последнего, - вспоминает Сергей Николаевич Ефимчук, - выдвинувшийся к нам на помощь батальон был задержан противником. Тогда командир части дал приказ уничтожить все боеприпасы. Мы обложили их шашками, подсоединили к шнуру. И когда душманы пошли в атаку, подожгли его и еле успели уйти. Взрыв был неимоверный, боеприпасы им не достались, душманы понесли большие потери, а мои хлопцы все остались живыми».
«Мы понимали, что любая наша ошибка могла стоить не только нашей жизни, но и многих других, идущих за нами, так как душманы использовали разные взрывные установки – неизвлекаемые, с различными замедлителями, радиоуправляемые, и с другими секретами. Поэтому, все зависело от нашего профессионализма и, конечно же храбрости».
Два раза лейтенанта Ефимчука представляли к званию Героя Советского Союза. Но, в конечном итоге он был награжден двумя орденами Красной звезды и орденом Красного знамени Афганистана. Не обошлось без ранений и контузий.
«Да я же не за награды воевал там! – смотрит мне в глаза Ефимчук. – Не за награды, а выполнял свой воинский долг. Я же офицер! А как тяжела была ноша этого звания! В боевых операциях погибли мой заместитель, командир отделения сержант Колмагоров, солдаты - Кобаков, Турсунбаев, Зайцев... Как боялся я их тела везти к родителям. Не выдержал бы такой встречи, - опустил глаза Сергей Николаевич. – Семь человек я потерял. А сколько было тяжело раненых, ставших инвалидами. Вот такую цену заплатил мой взвод».
Все сержанты и солдаты во взводе старшего лейтенанта Ефимчука были награждены медалями и орденами.
Закончил он службу командиром отдельного инженерно-саперного батальона. Сейчас работает в поселке Приозерном Надымского района. И со своей работой старается справляться так же ответственно, как и в армии.
Сила духа не всегда из стали
Он постоянно улыбается. Это его изюминка, как и доброта. Здороваясь, крепко жмет руку, и если у тебя было в этот момент плохое настроение, то оно ту же улетучивается, и все забылось. А по-другому и не может быть, светлая энергия Сергея Царева имеет огромную силу, которая вмещается в окружающих его людей, а значит и в тебя.
Вот такой он человек, старший инспектор службы корпоративной защиты Общества «Газпром трансгаз Югорск». И не только людей встречает он с широко открытой улыбкой, но и трудности, и испытания. А их за плечами у Сергея и не перечесть сколько. Главное, он всегда к ним готов. Это привычка с детства, укрепившаяся в юности. Мечтал быть десантником, и стал им. Попросился перед призывом в армию, чтобы военкомат направил его вЯлуторовский ДОСААФ, в котором готовят парашютистов, и попал туда. После – в десантные войска, потом – в Афганистан.И 10 мая 1986 года после ферганской учебки Сергей Царев был распределен в 357 полк воздушно-десантной дивизии, располагавшейся в Кабуле.
«Первая моя боевая операция состоялась через десять дней после прибытия в полк. Она проходила в провинции Суруби у Пакистанской границы, - вспоминает Сергей Царев. – Наша группа охраняла мост через реку. Не раз душманы пытались его заминировать, но мы им не давали такой возможности, как и выставить вблизи его, с нашей стороны, огневые точки. В ходе этой операции нашей дивизией было уничтожено много складов с боеприпасами, которыми снабжались душманские отряды…»
Сергей рассказывает быстро и очень коротко, что-то оставляя в стороне. И именно самое интересное. Когда их группа из девяти человек поднималась на место своейзасады, то шла по следам душманского отряда. И даже видела их, но моджахеды в бой не вступали. Это волновало командира десантников: почему? А ответом на его вопрос стал обнаруженный склад с оружием, от которого вооруженнаябанда и пыталась их увести. Но не удалось.
Не говорил Сергей и о том, что находясь на блокпосте, они всегда были под прицелом душманов. Но в бой те вступили только в конце операции, когда отряд Сергея, покинул свое место, спускаясь к мосту.
Кроме армейских операций проводились дивизионные. Не раз бывал в разведдозоре, в охране. Они проводились в оперативном порядке, без надлежащей подготовки. На гусеничной технике или вертолетом их доставляли в нужный регион, и оттуда своим ходом, для скрытности, направлялись на место «Ч». Но только уже не с автоматом, как говорится, налегке, шел туда Сергей, а с тяжелым ротным пулеметом и с несколькими ящиками боекомплекта. Помогали ему и сослуживцы, надевавшие на себя пулеметные ленты с патронами. И никто не роптал, так как понимали, как важно это оружие в бою, с высокой дальностью прямого выстрела, скорострельностью.
Когда попросил Сергея рассказать о самой сложной операции, он задумался, а потом пожал плечами. И невольно с ним согласился, понимая, что в каждой из них солдату было нелегко, независимо от того, на какую горную высоту приходилось им забираться, по каким подниматься или спускаться скальным уступам, или идти по «зеленке» (саду, роще), или по полю. Да, было не только тяжело, но и опасно, везде их ждали минные поля и засады.
«Когда вернулся домой, месяца три-четыре невольно смотрел себе под ноги, боясь наступить на мину или «растяжку», - говорит Царев. – Хотя понимал, что это гражданка, здесь нет войны».
Не раз его жизнь спасали броня БТР, БМП, камни, деревья, за которыми он успевал спрятаться.До сих пор остаются в памяти взрывы не только душманских гранат, мин и снарядов, но и пуль из крупнокалиберного пулемета ДШК, разрывавшие в дребезги камни, пробивавшие броню бронетранспортера… Конечно не сразу удавалось погаситьи чувство боязни, приходившей после боя. Но успокаивало то, что повезло, остался жив.
А позже, когда был назначен командиром отделения, то познал вместе с этим и другое чувство – ответственности за подчиненных.
На Чарикаре онипопали под мощный огонь, который вела наступавшая на десантный батальонкрупная душманская банда. Бандитам, зажатым с тылу афганским полком, с фронта – их частью, было некуда деваться. Но шурави не дали им прохода в Пагман.
Об этом Сергей не стал подробно рассказывать, только махнул рукой. И улыбка на его лице поменяла свою форму на угрюмость. Потери были большими и в его роте, и во взводе. Психологически он не готов рассказывать об этом… Слеза покатилась по щеке. Вот, называется,и поговорили.
Крепко пожал этому парню руку: «Здоровья тебе и силы духа». Обнялись. Не знаю, нужно ли будет к нему приставать с таким вопросом в следующий раз. Наверное, нет. Возраст все-таки уже не тот. Да и, что говорить, в гибели своихсослуживцев, мы постоянно ищем и свою вину.
«Хочется, чтобы кругом был мир»
Сколько у него было командировок за реку Пяндж, притоку Амударьи, Дмитрий Васильевич Цух если и считал, то с легкостью мог сбиться. Каждая из них оставляла после себя много впечатлений, а главное, могла стать последней в его жизни. Но везло, возвращался живым. А долгим ли будет такое везение, его сослуживцы, как и он сам, стремились об этом не думать, чтобы как говорится не разбудить «лиха». Ведь за этой рекой, притоком реки Амударьи, был Афганистан. Страна, в которой оппозиция, подпитываемая империализмом, набирала все большую силу, пыталась вооруженноуничтожить в ней все молодые зачатки растущей демократии в кишлаках и городах. Шел 1983 год.
Дмитрий Цух, после школы, получил профессию слесаря контрольно-измерительных приборов в ПТУ г. Душанбе (Таджикистан). А через несколько месяцев, в 1982 году был призванв армию. Попал в краснознаменный Керкинский пограничный отряд, в Туркменистане. После 4 месяцев учебы был переведен в десантно-штурмовую маневренную группу.
«Мы тогда все горели желанием помочь афганскому народу выбраться из феодального общества, - вспоминает Дмитрий. –Я с сослуживцами подал рапорт командованию с просьбой перевести нас на границу с Афганистаном. Исвершилось, был направлен в 10 десантно-штурмовую маневренную группу».
В одну из задач этого подразделения, входило сопровождение каравановсостоящих из автомобильной и гусеничной техники, доставляющих продукты питания, одежду, вооружение в дальние пограничные подразделения, раскиданные на той стороне реки Пяндж в десяти-ста пятидесяти километрах от границы.
В том периоде в этом регионе были сформированы несколько крупных террористических банд, пытавшихся подчинить себе этот регион с полумиллионным городом Мазари-Шариф.
«Не раз попадали на душманские засады. Они обстреливали наши колонны из различного оружия: минометов, крупнокалиберных пулеметов, устраивали минные поля, - рассказывает Дмитрий. – В одной из таких стычек, погибли пять моих товарищей. Нонесмотря на это нам удалось прикрыть колонну, и прорваться.
Участвовала наша группа и в армейских операциях. В одной из нихмы уничтожили очень крупную базу душман. И здесь были потери, нескончаемые потери друзей, - тяжело вздохнул Дмитрий Васильевич. – Не могу точно и описать своих действий в той операции, потому что они были связаны с происходившими там событиями, которые постоянно менялись. То, так сказать, окапываемся, потом – наступаем, и снова уходим в глубокую оборону. Душманы были везде, и снизу, и сверху, и спереди, и сзади. Кругом все горело, взрывалось, стреляло. А когда закончилась операция, командир нам сказал, что мы победили. Наверное,все мы были рады этому, но так про себя, что остались живы. Несколько человек погибли из нашего взвода, а остальные, почти все были ранены, контужены и психологически, и физически измотаны».
Дмитрий за эту операцию был награжден медалью «За отвагу». На предложения командования части продолжить службу в армии, поступив в пограничное училище, отказался. «Война – это не мое».
Вфеврале 1985 года, рядовой Дмитрий Цух вернулсяв Душанбе. Устроился в строительно-монтажное управление, строил насосные станции для полива хлопка. А в 1993 году перевелся в Правохеттинское ЛПУМГ «Газпром трансгаз Югорска», слесарем КИПиА на компрессорном цехе №3. Позже, был назначен инженером службы автоматизации и метрологии на КЦ №6.
В 2009 году Дмитрий Васильевич перевелся на вахтовый метод работы, продолжив работу слесарем КИПиАна Пуровскойпромплощадке Ново-Уренгойского ЛПУМГ. В коллективе он пользуется уважением и авторитетом. Дома, в Уфе, его всегда ждут жена Селиза, дочь Екатерина с внуками Арсением и Алисой.
«Хочется, чтобы кругом был мир», - говорит Дмитрий Васильевич Цух.