Военкор Анна Долгарева в специальной колонке для «Ваших новостей» продолжает рассказ о первых днях в тогда еще не освобожденном Мариуполе (начало здесь).
В следующий раз в Мариуполь я поехала на машине Жени Михайловой, зооволонтера. Она везла с собой собаку беженцев, которые ждали ее в лагере. Собаку Женя обработала после ранения – она, помимо всего прочего, была ветеринаром. Мы разыскали этих беженцев, и здоровенный беспородный пес бросился к хозяевам.
– Джеки, мальчик! Мальчик мой, мальчик! Джекуня! Маленький! Заяц! Бог ты мой! Маленький! Иди сюда! Дома, всё!, – радовалась немолодая женщина, встречая собаку.
– Давайте о важном: значит, ранку я забрила, обработала, ваша задача – не давать ей сочиться, – пыталась объяснить Женя, но, кажется, ее мало слушали.
У Жени были свои задачи. Так, ей объяснили, что в подъезде многоэтажного дома на въезде в Мариуполь остался британский кот, которого не смогли вывезти беженцы. Женя ставила задачу этого кота забрать. Впоследствии я стала говорить «покрасть кота». Не помню, как это слово вошло в мой лексикон. Итак, Женя собиралась покрасть британца, а Ильич традиционно отказывался ее пускать. Дело кончилось тем, что мы поехали на «буханке» военных вместе с ними.
Кота Женя нашла и даже подманила. Потом попросила Ильича его подержать, пока она поймает еще одного кота, но кот оцарапал Ильича и вырвался. Ильич даже не ругался. Очень хороший человек.
Пока ловили котов, к нам подошла пара с маленьким ребенком.
– Можно с вами выехать? – спросил отец?
– Грузите вещи, – ответил Ильич.
Они засуетились. Вещей было довольно много, они утрамбовывали их в «буханку» и все просили подождать дедушку, отца матери, который отлучился за водой. Наконец он появился – орущий матом и ковыляющий на одной ноге.
– Ну что произошло, что произошло? Я за водой пошел. Ходил туда, пока они не заселились в соседний дом. Сегодня пошел – там бои такие, дома горят. Надел повязку белую, что я мирный житель. И он меня припас. Он первый раз выстрелил поверх головы, второй уже по ногам.
Нога у него была прострелена, текла кровь. Его подстрелил «азовский» снайпер. По его словам – специально, несмотря на повязку мирного жителя.
– П…расы! Украина! Азовцы, глядь! Постреляли, сука, ноги! Ненавижу! – кричал дед.
– Давай это, садись, – утихомиривал его зять.
– П…ры, глядь!
Загрузились. Поехали.
– Как тебя зовут? – спросила я у малыша с перепачканной физиономией.
Тот посмотрел на меня и ничего не ответил.
– Он не говорит, – сказала мать. – Как началось все это, он перестал говорить. Его зовут Даня, Данил. Три года.
– Что вы ели? – спросила я. – Что пили?
– Ну картошку, макароны, – пожала плечами она. – Военные нам хлеб привозят. Помощь оказывают.
– Все время в подвалах?
– Числа с десятого марта начали выходить на улицу. А до этого все в подвалах. Нас обстреливали с «Азовстали».
– Но там же Украина. Там сидит «Азов».
– Да, – вмешался мужчина. – Я работаю там. Работал. Первого числа еще ходил – туда загоняли много техники, было много военных.
Мы выгрузили их в Виноградном. Там Николая Ткача, дедушку с простреленной ногой, отвели в медпункт. К счастью, кость не была задета, обошлось мягкими тканями. Я пошла общаться с другими жителями ПВР.
Разговорилась с тринадцатилетним парнем по имени Дима. Для своего возраста, правда, он был на удивление вдумчивым и серьезным.
– Четырнадцатый год – это шуточки, знаете, по сравнению с сейчас, – заявил он мне. – Сейчас намного серьёзнее всё стало. И… как бы начали упором на людей наступать. Не сами между собой драться, а на людей именно. Людьми прикрывались.
– Кто?
– Военные. Украинские. Они и в наших домах сидели. Но в наших не очень долго, почти сразу ушли.
Я подумала: с 2014 года прошло 8 лет. В 2014 ему было пять. Вся его жизнь пришла при украинском режиме, а он настроен против него.
Еще на одну женщину я обратила внимание, потому что она держала на руках рыжую таксу.
– Из Мариуполя вывезли?
– Да, мы из Мариуполя, – гордо улыбнулась она. – Не бросили! Мы сидели всё время в подвале. Сегодня вылезли. Женщина ехала, сказала, может двоих взять. Мы прыгнули, приехали сюда. Дома всё, у нас всё порушено, мы тут будем как-то обживаться. Это Жорик.
Ее звали Таня. Три недели она провела в нечеловеческих условиях.
– В ужасе, в кошмаре, в подвале, грязные, немытые, без воды, без света – без ничего! Мужчины выскакивали, на костре варили там какую-то баланду, и мы её ели. Вот так мы выживали. Связи не было! Мы ничего не знали, мы просто сидели в подвале! Только выйдем – бомбят! Мы опять туда. Ни радио, ничего не работало.
Сегодня она с семьей наконец набралась смелости покинуть подвал, который за эти недели стал вторым домом.
– Бомбили так, что невозможно было там уже находиться. Боялись, что нас засыпет. Моих соседей засыпало в частном доме – мужа с женой. Они там мёртвые. Ребёнка откопали, а их – нет. И они там мёртвые остались.
Подошла Женя: темнело, пора было ехать в Донецк. В одном из частных домов на окраине Мариуполя, куда мы прогулялись после возвращения из городской застройки, она успела разжиться молодым хаски, брошенным хозяевами. Так мы и поехали. Хаски ехал у меня в ногах. Когда мы проезжали бывшие украинские позиции под Мариуполем, Женино внимание кто-то привлек. Это была молодая и очень тощая кошка, сначала показавшаяся мне котенком из-за крайней худобы. Я взяла ее под куртку. Так мы и ехали: хаски у меня в ногах и кошка под курткой. Когда доехали до Донецка, с кошкой расставаться я уже не захотела.
– Давай я возьму ее к себе в гостиницу, – предложила я. – Найду ей через «Телеграм» новых хозяев, пристрою. А пока вымою и откормлю.
Забегая вперед, скажу, что новая хозяйка для кошки нашлась в Ростове, и что отъелась она до такой степени, что я заподозрила у нее беременность. Она оказалась невероятно ласковой и утешала меня после мариупольских поездок весь этот страшный апрель 2022 года.
Автор: Анна Долгарева
