Когда моя дочка Лида только родилась, и я рассказывала подругам о том, как мне тяжело, то частенько получала в ответ снисходительное: «Подожди, вот она подрастёт, и ты захочешь отмотать всё обратно!» Период тоддлерства (от 1 до 3 лет) описывался подругами так: «ребёнок постоянно пытается самоубиться», «постоянные истерики и капризы», «всё может, ничего не соображает». Первый год материнства на этом фоне выглядел так: «где положил, там и взял», «долгие и приятные прогулки с коляской», «корми да меняй подгузник, больше ничего делать не надо».
Сейчас моей дочке Лиде два года и два месяца. Оглядываясь назад, я по-прежнему вспоминаю первый год материнства как маленький ад. Когда мне кто-нибудь говорит, что первый год — это тишь да благодать и куча свободного времени, я понимаю одно: этим людям достался хорошо спящий ребёнок. Сама недавно видела такого. Мы были на детском дне рождения в игровой: человек тридцать гостей плюс дети, нескончаемый шум и гам. Одна пара пришла с младенцем 3-4 месяцев, и этот младенец за весь вечер даже не пикнул! Малышка спокойно лежала либо в автокресле, либо на руках у родителей и смотрела вокруг. Потом она просто заснула на руке у мамы, пока их пытались сфотографировать. Я смотрела на это всё и сгорала от зависти!
Лида в таком возрасте просто не закрывала рот: либо орала, как резаная, либо хныкала и возмущалась на всё подряд. Полежать спокойно в автокресле или в коляске? Нет, не слышали. Посидеть на ручках? Да, но постоянно пытаясь вырваться, перевернуться или что-нибудь стянуть. Заснуть от усталости? Нет, сон — это для слабаков. Пусть мама укачивает по сорок минут по пять раз в день, читает консультантов по сну и изобретает велосипед, но Лида будет спать, только когда сама решит и только на груди.
Первые полгода я пребывала в глубокой депрессии. У меня не было ни минутки на себя, я жутко уставала физически от постоянных укачиваний и от плохого качества сна (спали мы вместе с дочкой), я не знала, что делать с ребёнком, и не понимала, почему она постоянно орёт. Судорожно пытаясь во всём разобраться, я читала в интернете тонны противоречивой информации и только ещё больше увязала в проблемах. Как вспоминаю это всё, до сих пор меня трясёт, и мысли о последующих детях отпадают сами собой.
Мой второй год — по сравнению с первым — похож на обретение второго дыхания. Я наконец-то увидела свет в конце тоннеля и почувствовала, что иметь ребёнка — это не только про укачивания, укладывания, смену подгузника и бесконечные попытки угадать, почему дочка снова кричит.
Во-первых, с ребёнком стало гораздо интереснее, и я говорю это без иронии. С тех пор как Лида научилась ходить и более или менее сносно владеть своим телом, в нашей жизни появилась куча всевозможных занятий. Дома — быт, развивашки, мультики; вне дома — площадки, игровые комнаты, длительные прогулки в парках, посещения различных заведений (зоопарк, океанариум и т.п.). Дочке всё интересно, она впитывает информацию, как губка, и я всё меньше задаюсь вопросом, чем её занять. Если раньше у меня было всего несколько вариантов (дать грудь, лечь спать, сунуть предмет для изучения), то теперь возможностей просто море. И лично для меня это легче, чем целыми днями сидеть дома и соблюдать режим снов/бодрствований.
Во-вторых, появилась речь, и мне теперь не нужно гадать, почему ребёнок плачет. До родов я думала, что всё просто: накормить, одеть в сухое и чистое, поместить в тепло — и у младенца не будет причин для недовольства. Но дочка порушила эту теорию на корню, заходясь воплями по поводу и без. Она была совершенно здорова, её ничего не мучило, но почти весь первый год она проявляла гиперчувствительность ко всему подряд, и очень часто я не могла разгадать, что ей не так и что мне делать. На втором году жизни эта чувствительность приобрела чуть иные формы. Во всяком случае, Лида перестала орать, как резаная, и теперь может уже словами сказать, что ей нужно.
В-третьих, появилась возможность оставлять ребёнка с другими людьми, и я стала потихоньку возвращаться к своим хобби. В первые полгода я вообще не могла отойти от дочки, она никого не воспринимала, кроме меня, и требовала грудь каждые 20-30 минут. Если я куда-то уходила, то это были исключительные случаи. В следующие полгода у нас случился переезд в Сербию, и мы не сразу нашли няню, поэтому я вынуждена была находиться с дочкой почти постоянно. И только на втором году мы наконец-то наладили взаимодействие с няней и увеличили время дочки с папой, что позволило мне набрать немного воздуха в лёгкие.
Не могу сказать, что я сейчас дышу полной грудью и наслаждаюсь жизнью, но сейчас я хотя бы чувствую себя человеком. Типичные проблемы второго года — истерики, капризы, попытки самоубиться — нас коснулись в довольно лёгкой форме. Либо я интуитивно понимаю, как в этих ситуациях себя вести, и мне это легко даётся, либо мне и правда «повезло с ребёнком» (как мне частенько пишут в комментариях). Сейчас идёт третий год декрета, и я уже наблюдаю признаки кризиса трёх лет. Даже любопытно, переплюнут ли новые трудности ад первого года и в особенности первых месяцев после рождения...
Читайте также:
