Как ни крепился Пашка, но удержаться всё-таки не смог. Воспользовавшись коротенькой паузой в монологе Юрия Алексеевича, спросил тихим, но настойчивым голосом:
- Скажи, отец. А ты бы смог отказаться от положенных привилегий? Только честно…
Конечно, Коробов-отец подспудно ожидал именно этого вопроса, но малодушно надеялся, что сын не станет его задавать, и поэтому не был готов к ответу. Павел, почувствовав состояние родителя, отвёл взгляд в сторону и проговорил нарочито равнодушным голосом:
- Не отвечай батя. Не нужно. Сам не понимаю, как с языка сорвалось.
Юрий Алексеевич не знал, что его задело крепче. Безразличный ли тон сына или потаённо-уничижительный смысл его слов. Как бы там ни было, но, рассердившись не на шутку, он с огромным трудом смог заставить себя сохранить внешнее спокойствие и даже снисходительно усмехнуться:
- Спасибо, что открыто не упрекнул меня в трусости. – Заметив, что Пашка собирается возразить, остановил попытку властным жестом. – Не надо. Я не нуждаюсь в утешениях. Тем более, что отчасти ты прав. Я не боец, сынок, и никогда им не был. Не собираюсь ломать копья о ветряные мельницы. Отказ от положенных мне по должности льгот моментально поставит крест на карьере. Меня не поймут и тихо выпроводят на пенсию. На этом всё закончится. А между тем, на мне лежит ответственность за семью. За твою маму, бабушку и за тебя. Пока ты основательно не встал на ноги. Хочешь взбрыкнуть, Павел? Не стоит. Мораль «бессеребренника» здесь ни причём и, прости за каламбур, попросту аморальна. Более того, речь не идёт о приспособленчестве. Надо просто жить по правилам, принятым в обществе, пока они, скажем так, легитимны. И позволь мне выполнить отцовский долг в полном объёме. И ещё. Если ты считаешь наш разговор оконченным, то пошли домой. По-моему, я уже много чего тебе рассказал для начала. Наш разговор по душам закономерно переходит в ночные бдения. Только гитары и костра не хватает. Ну? Ты как?
- Ты упомянул афоризм Владимира Ильича, батя. – Сказал Пашка, не поднимая головы. – Нельзя останавливаться на самом интересном. Это, прости за ёрничество, аморально с твоей стороны.
Юрий Алексеевич, улыбнувшись выходке сына, продолжил размеренным тоном, словно и не было болезненной размолвки:
- Так вот, Павел Юрьевич. Скажу откровенно: я всего лишь партийный работник областного уровня и поэтому не знаю, какие силы привели Горбачёва на вершину власти…
Пашка, изо всех старавшийся держать себя в руках, снова не смог совладать с эмоциями:
- Постой, батя! Я не понимаю, при чём здесь какие-то таинственные «силы»? Разве его не выбрали… не знаю… на политбюро или на пленуме? В общем, установленным порядком. Ведь всё в уставе партии расписано. Чёрным по белому.
Отец, почувствовав себя приобщённым к высокой политике, снисходительно усмехнулся:
- О, юность! О, святая простота! Это не я сказал. Поэт какой-то. Власть так устроена, сынок, что без предварительных дебатов по поводу кандидатуры между уже сформировавшимися политическими группами никак не обойтись. Так принято не только у нас в Союзе. Во всём мире так устроено. С различными вариациями. Товарищ Сталин смог калёным железом выжечь крамолу в своём окружении. А вот после него началась та самая делёжка, о которой сегодня пишут в «Огоньке». Кстати говоря, в бытность мою в Соединённых Штатах один конгрессмен-республиканец, сносно владеющий русским языком, говорил, что-де при Брежневе существовала некая группировка высокопоставленных партийцев, которая пыталась убедить Леонида Ильича, что Союз должен согласиться на роль «младшего брата». Жалел, что Штаты не смогли развить эту тему в своих интересах. Фамилий американец не называл, да я и не шибко настаивал. Чего не сболтнёшь после пары-тройки стопок русской водки, да под белужью икорку, да на дармовщинку? Дело прошлое. Видимо, эти люди, сумев сохранить свои посты при Андропове, и обеспечили восхождение Михаила Сергеевича на политический олимп. Впрочем, это лишь мои предположения. Ты хочешь о чём-то спросить? Не стесняйся. Спрашивай.
Пашка незамедлительно воспользовался разрешением:
- Пусть так. Это в сущности неплохо, если в верхах спорят. Значит переживают. Только не пойму, что мешает им собраться на каком-нибудь секретном совещании или пленуме, обсудить накопившиеся проблемы и взяться за дело всерьёз? Без лозунгов, маршей и прочей мишуры? Грубо говоря, составить и выполнить план по замене соломенных крыш на более надёжные и долговечные? Смелости не хватает? Или некие подводные течения?
Юрий Алексеевич с лёгким осуждением посмотрел на Павла:
- Тебе надо быть сдержаннее, сынок. Со мной можно. Я твой отец. А вот в разговоре с другими надо руководствоваться правилом «молчание – золото». Больше впитывать, чем отдавать. Особенно на встречах с твоими нынешними «друзьями». Думаю, ты понял, о ком я. Ладно. Как говорится, дело молодое. – Дав сыну возможность «впитать» прописные истины, вернулся к повествованию. – В конце прошлого года Борис Николаевич, вероятно, проанализировав первые шаги генсека, как-то обмолвился в приватной беседе. Дескать, Михаил Сергеевич не тот человек, который способен твёрдой рукой навести порядок в стране. Естественно, я не стал уточнять, почему. И без того было ясно, что у нынешнего руководителя нет даже приблизительного плана. Одно дело объявить на весь мир о необходимости реформирования социализма, и совсем другое - провести эти реформы так, чтобы не только сохранить прежние достижения, но и дать импульс дальнейшему развитию системы. Это именно тот случай, когда слова опережают действия, а то и вообще ими не подкрепляются. В народе таких людей называют пустобрёхами. Не правда ли, метко? Народ никами лозунгами не обманешь. Он нутром чувствует неправду.
Пашка растеряно взглянул на отца:
- Метко, батя. Только мне от этой «меткости» как-то не по себе стало. Я не очень внимательно изучал работу Ленина о роли личности в истории. Так. Ради пятёрки на семинаре. Впрочем, я не об этом. Скажи, отец. Разве система, которая выдержала испытание мировой войной, может зависеть от действия или бездействия одного, пусть даже и очень высокого положения человека? По-моему, это абсурд.
Юрий Алексеевич с готовностью отозвался:
- От одного человека безусловно нет. Другое дело, если во главе государства стоят переполненные амбициями, но неуверенные в себе люди. Вот это беда. Я вполне разделяю позицию Бориса Николаевича, который утверждает, что Горбачёв поторопился с заявлением о необходимости реформирования системы. Практически не имея руководящего опыта, Михаил Сергеевич замахнулся на огромную державу. Разве это не чистой воды авантюризм? Чем он управлял? То-то и оно, что комбайном, да и то в качестве помощника. А его комсомольского задора в масштабах нашей страны маловато будет. Даже с точки зрения человеческой порядочности его действия выглядят, мягко сказать, сомнительно. Швырнул в массы идею - и трава не расти. А массы-то возбудились от предвкушения светлого будущего. Ждали, ждали практического воплощения идей молодого лидера. И, не дождавшись, начали помаленьку закипать. Горбачёв в своей манере как-то позабыл сроки обозначить. Вот люди и подумали, что счастье завтра наступит.
- И что же теперь будет, батя? – Пашкин голос звучал уныло и вполне соответствовал выражению глаз. - Куда мы придём?
Отец поднялся со скамейки и взглянул сверху вниз на растерянного парня:
- Не переживай. В наших рядах достаточно здоровых сил. Генсеки приходят и уходят, а партия вечна. – Наклонившись к самому уху сына, еле слышно продолжил. – Скажу больше и со всей ответственностью. Я точно знаю, что Борис Николаевич готов действовать. Не спрашивай о деталях. Просто поверь мне на слово.
Пашка, рывком поднявшись с места, настороженно заглянул в отцовские глаза:
- И когда?
- Думаю, как только Горбачёв объявит о выводе войск из Афганистана. Ельцин, при всей своей импульсивности, никогда не станет взваливать на свои плечи такой неподъёмный груз. Согласись, сынок. Логика здесь есть. Некоторые шаги мы уже предприняли. Борису Николаевичу необходимо поменять статус кандидата, на члена Политбюро. Тогда он сможет действовать более решительно. А пока он для партийных бонз только «лимитчик с Урала» и не более того. Я, конечно, немного утрирую, но в целом ситуацию обрисовал правильно.
Настороженность в пашкиных глазах сменилось недоверием:
- Ты уверен, что Горбачёв выведет войска? Сомневаюсь, батя.
Отец вздохнул и покосился на тёмные окна квартиры:
- Не стоит сомневаться. Генсек спит и видит себя в качестве главного пацифиста двадцатого века. Он не захочет упустить шанс получить Нобелевскую премию мира. Никогда и ни за что. Особых усилий не требуется. Просто даст команду, а как оно пойдёт дальше, его не волнует. А вот народ воспримет поступок Горбачёва с искренним восторгом. А как же? Закончил-таки никому ненужную войну. Всё. Пошли-ка домой, Павел Юрьевич.
***
Несмотря на поздний час Елена Сергеевна ждала своих мужчин в прихожей. Оглядев припозднившуюся парочку подозрительным взглядом, дескать, не употребили ли часом, женщина произнесла упавшим голосом:
- Час назад звонили из Свердловска. Передали, что Первый настоятельно просит тебя послезавтра утром быть у него в кабинете. Что будем делать, Юрий?
Коробов-старший развёл руки крыльями и пропел дурашливым елейным голоском:
- А ничего, дорогая! Просто завтра утром сядем в самолётик и тю-тю. Прощевай, столица! Засиделись мы в Москве. Пора бы и честь знать.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/