Меня отвели в обшарпанную палату – большую, на двенадцать коек. В палатах двери не предусмотрены. Просто проемы – видимость дверей. Это сделано, чтобы постоянно наблюдать за больными и видеть, что они делают.
Палаты, в основном одноглазые монстры, смотрят в длинный коридор, по которому ходят сумасшедшие. Но они, конечно, не все сумасшедшие. Некоторые – мертвецы, а некоторые — нормальные, как я, просто их считают сумасшедшими.
Моя кровать у самого окна. Окно зарешечено. Пока санитар расстилал мою постель, я успел выглянуть во двор. Там мерно прогуливалась моя Любовь. Она сразу же заметила меня и, расплывшись в улыбке, помахала мне букетом коричневых цветов.
– Что! – спросил я.
– Чё ты сказал?! – раздалось откуда-то сверху.
Это в голове рождаются звуки, может кровь пульсирует в венах. Или почки все и за них и зубы выпадают что нет притока крови, кости слабеют, позвоночник кривой. Столько всего, что можно разреветься.
– не гони! – кричит моя Любовь, что я пугаюсь. Озираюсь по сторонам, ищу её, но это лишь галлюцинация.
Топот ног и шелест тапочек по разбитому линолеумному паркету. Это сумасшедшие с мертвяками возвращаются в свои палаты со столовой как стая антилоп с водопоя, их гонят львы.
У проема появляется Лева, следом мертвяк Вагон. Лева доходит до окна разворачивается. Он над чем-то думает. Останавливается посреди комнаты меж двух кроватей. Поднимает руку и говорит.
– Не ты, а вы. Не Лева, а Алексей Андреевич.
Мертвяк садится на кровать ближе к входу, смотрит в одну точку. На него никто не обращает внимания. Он так и будет протирать глазами дыру в стене. Пока не ляжет спать.
Время подходит к тихому часу, все сумасшедшие рассасываются с коридора по палатам. Слышно, как по взлетке рыскает санитар.
– Чистая вода в попе не держится! – кричит моя Любовь, откуда-то сверху.
– Что? – спрашиваю я, нет показалось.
Я закрываю глаза притворяюсь кроватью.
Во сне я вижу мою Любовь. Я кладу голову ей на колени. Она в белом платье расшитым серебряными нитями и жемчугами. Она ласкает мои волосы, поет колыбельную. Я всхлипываю, затем сотрясаюсь от плача и не могу сдержать слез. Бегу по ледяной реке. Вижу девочку лет десяти, и она проваливается. Я прыгаю в воду и тону. Спасите! – Кричу просыпаюсь и жалею. Ведь Любовь ушла. Была рядом. Ушла.
Пока я притворялся стулом прошло много дней. Я все думал, решил сходить на прогулку, но не нашёл тапочки.
– че тупишь! – доносится голос сверху.
– Что? – не понимаю я.
– Поторопись!
Я босиком бегу ко выходу и врезаюсь в толпу.
– Иванов куда прешь! – рычит санитар.
Открывается железная дверь.
– по одному на выход! - Подает команду другой. Я рвусь вперед. Тут санитар, стоящий у входа хватает меня за шкирку.
– где тапочки? Босиком нельзя.
Я пытаюсь вырваться, ведь мне нужен кислород, чтобы лучше думать.
– да пусть так идет. В кой-то веки на прогулку собрался. – Говорит другой.
– Киселев метнулся за тапочками, - командует санитар больному.
Меня подхватывают, надевают тапочки. Я как бабочка выпархиваю под солнце с темницы. Я сажусь на березу, лечу выше. Впереди забор с колючей проволокой. Я бегу, то взлетаю, расправляю крылья.
– стой! – кричит позади санитар. Он тяжело так дышит. Я ему машу рукой. Бегу все быстрей и быстрей.
Кто-то ставит подножку. Я снова лечу и врезаюсь об бетонный забор носом. Меня тащат в палату. Я лежу, вдыхаю остатки уличного кислорода.
– милый, – доносится шепот сверху.
– что? – спрашиваю я.
Ее руки опускаются на голову. Длинные тонкие пальцы гладят волосы. Я всхлипываю, решаю выйти отсюда, как можно скорей. Быстро не получится. Ведь я сам задал условие. Не смог обуздать гордыню. Так постепенно зашел в тупик. Но можно найти свое.
Кислород тек по венам, поджигая кровь. На конечной станции искры собирались и разгорелось пламя, и я себя таким еще не ощущал. Моя Любовь сидела рядом. Мы сцепились пальцами. Она вдыхала аромат моего тела. Я прислонил голову к ее плечу. Она всегда пахла мамой, молоком новорожденного.
– все будет хорошо! – доносится голос сверху.
– что? – спрашиваю я и отправляюсь в путешествие.
С этого момента я встаю в центре комнаты, руки поднимаю кверху, повторяю: "Прощай, прощай, прощай..." Слева возникает черный столб, поглощающий мою энергию. Говорю "прощай" и питаю себя. Понимаю, что всё сводится к энергии. Столб - бес, а моя любовь - мой защитник. Нужно обрести крысиную сталь, чтобы выбраться.
Мир энергии все шевелится и все изменяется в этом мире. Постоянный фестиваль на этой планете, клоуны, трубочки, трубочки они сплетаются и черная труба всасывает мой мозг, я неистово шепчу стих, поэзия приносит тщеславие я ловлю хайп. Черный столб становится сильнее, закручивается, окутывая пространство, через которое моя любовь не может простереть ко мне руки и я теряю связь. Если я потеряю к ней нити. Придется глотать таблетки, чтобы не исчезнуть. Я вынужден бороться. Я хочу выйти к людям, как бы не было тяжело. Говорят моя поэзия добрая, и она может помочь. В войне с демоническим миром которой меня доконал. У меня идёт огонь изо рта прям как у дракона.
- ты заболел? - спрашивает голос сверху. И я понял, что все это время не обращал никакого внимания на этот голос.
- признайся! - кричит стальной голос сверху.
- нет, - я не болен.
- ты должен!
- обратись к психиатру, - шепчет моя любовь и протягивает руки. Я обнимаю ее, чтобы проникнуть в её мир. - Милый возвращайся, Я жду. Я соглашаюсь с ней.
Остаюсь навсегда с ней. Мы не люди, мы пустоты, звёзды.
