- Евдокия Афанасьевна, так вы ещё здесь, а я то думала вы ушли домой. Почему же вы за дверями стояли? У нас от вас секретов нет. Пожалуйте, с нами к столу на обед, милости просим, готовьте обед и Евдокии Афанасьевне!
Евдокия Афанасьевна вошла в залу-столовую детскую, где уже были полностью накрыты столы по меню обеда. Неглубокие, полупорционные эмалированные чашечки с гороховым супом, стоят в ожидании своих хозяев. Рядом с эмалированными чашечками стоят небольшие и не глубокие тарелочки; над ними ещё дымится парок свежеприготовленных котлет. Небольшие эмалированные кружечки с ручкой с боку, уже наполненные компотом, приготовленные из сухофруктов, а между тарелочкой и кружкой с компотом лежат ложки.
Евдокия Афанасьевна, поворачивая головой в разные стороны, определяет вкусный ли обед, приготовленный для детей.
- Какая вкуснотища-от у вас тута, а скоко у вас тута цветов. Просто, не мыслимо выразить одним словом вам, воспитателям, благодарственного словесного поощрения. Ну, да и быть по сему я его вам уже выразила. Не могу, как жаждую обернутся, снова стать младенцем ить никак не получатся. Как не тужись, а горб-от всё ниже клонит, и ни даёт выпрямиться. Вот жисть настала, так настала. Я пойду, однако, сяду рядом с унучкой по-родственному в одно гнездо. И ни чаво, что мала посудина - мне и энтого хватит. Не объедаться же я пришла сюда. И за энто спасибо што не выпроводили отселя.
Подбегает к столу Варенька, где присела её бабушка, рядом с её чашкой, и уже отхлебнув ложкой:
- Не попробуешь, не поймёшь, ить и правда говорит пословица: хороша чаша, да не наша. А вкуснотища-от кака, рабятишка, не оставляйтя, всё до дна скребитя!
- Бабушка, да вы не правильно сели,- взволнованно и тихо бабушке на ушко Варя, не дожидаясь повторения сказанного:
- А где же у вас хлебушко?
- Сейчас принесу, бабушка, только ваше место вон там, вместе с нянечкой. Там и тарелки вам большие заполненные тоже гороховым супом. Там вам по большой котлете и компот в больших кружках налит. А эти предметы, предназначенные нам, маленьким детям. Так, что идите туда, вон за тот столик. - Варя берёт за руку Афанасьевну и подводит к столу, ожидавшему гостей.
- Вот ваше гостевое место.
- Как, как, ты, дочка сказала? Гостевое место? Разве ишо сюда, кто-то придёт? Видать, я здеся ни певра и ни последняя.
Через некоторое время вошли все дети по возрасту, которые должны были обедать, вместе с ними входит нянечка.
- Дети, что нужно сказать при виде вновь вошедшего к нам человека?
- Здлавствуйте, здравствуйте, здастуйте. – почти хором приветствуют Евдокию Афанасьевну дети.
- Правильно! А теперь, без шума, дружненько сели за столы. Не торопитесь. Кто захочет добавки, поднимайте руки – я вас пойму.
В столовой наступила тишина, только дружно постукивали ложки о чашки и тарелки.
- Харошай у вас народец живёт, понимаюшшай, дай бог имя токо здоровьица, да штоба, родители вернулися живыми. А мы-от не опозоримся перед родителями-от. Я чем могу, тожить помогать стану. Ты б мне показала, где у вас, тута заседает ваша начальница, мне поговорить ба нады с нёй
- Я вас познакомлю с ней, - дохлёбывая гороховый суп, говорит нянечка. - Она добрая.
- Меня, дочка с ёй знакомить не нады. Я её с пелёнок знаю, сама пеленала при рождении, отца матери у ёй нету-ка.
- Что, вы, говорите, Евдокия Афанасьевна? - Поперхнувшись, удивлённо спросила нянечка, - я это, представьте себе, впервые слышу.
- Первай и последняй, и чтоб, другому - ни гу-гу, - приложив палец к губам, - пригрозила Афанасьевна, - ни гу-гу! Ты мне токо покажи ейнай кабинет.
- Хорошо-хорошо, вы, Евдокия Афанасьевна кушайте, мы всегда для детей отлично готовим. Дети съедают буквально до донышка. Кому мало – повторяем, или второго добавки даём, кому, что больше понравится.
- Ну, што, дети, спасибо вам за приветствие, за вкуснай обед, а главное за концерт ваш, уморили вы меня, наплясалась. Ой, как дивно наплясалась, до смерти помнить буду. Не знаю, как тапереча под коровёнку приткнусь, доить же их нады, а я эвот, тута у вас цельнай день почти провела. Бувайте здоровы - мне идтить нады.
Евдокия Афанасьевна, тяжело переступая с ноги на ногу, тихо и медленно идёт к выходу. Варя хотела, было проводить свою бабушку, но нянечка ей запретила это делать.
- Скушай весь обед свой, потом пойдёшь, проводишь.
- Она уже уйдёт далеко. Я ей хочу сказать, что-то на ушко.
- Скажешь, ещё успеешь, твоя бабушка пошла в кабинет Маргариты Ивановны. Они там, наверное, пробудут долго, потому, что им нужно решить не отложные вопросы.
- А, вы, не знаете, какие вопросы будут решать?- Не успокаиваясь, снова спрашивает Варя, - а то ещё наговорит чего-нибудь там без меня. А, где моя мама? Я же видела. Она приходила посмотреть на наш концерт праздничный
- Это был не праздничный концерт, то была всего-навсего репетиция. Тебе дадут новую программку и ты должна выучить её за два дня. Так что успокойся и кушай, а потом сончас настанет. Ты, не забыла за две недели отсутствия наш режим? Я думаю, что забывать нельзя. Кто у нас сегодня дежурный? Поднимите ручки!
Нянечка обвела глазами всех сидящих за столами и не увидела поднятой руки певицы.
А Варя тем временем молчком тянет руку изо всех сил за её спиной.
- Значит, нет у нас сегодня дежурных? Хорошо, я сама управлюсь с посудой. А вообще то, кто-то должен быть всё же дежурный?
Девочка сидящая в дальнем углу, за столом тянула обои руки.
- Ты, дежурная, что ж так долго сомневаешься?
- Варенька, у нас сегодня дежурная, молчком тянет руку, а вы не видите.
Деловой разговор
Евдокия Афанасьевна вышла из столовой и медленной походкой, словно, поплыла, шаркая кошменными подошвами, стареньких тапочек по полу, из которых чуть-чуть выглядывали пальцы ног. Она идёт, как лодка по мели. Шик-шик, шик-шик, привлекая внимание, на свои босоножки, пробегающих ребят по коридору.
Расстояние сокращается. Евдокия ближе и ближе подходит к обитой кожей, чёрной двери, где занималась давнишняя старая знакомая Афанасьевны, воспитанница этого же детского дома. Сердце её не ровно заработает то сильно застучит, то приостановит своё действие. Афанасьевна приложила правую руку к левой груди.
- Чавой то, ты разволновалося, запрыгало? Не нады. Успокойси, я с тобой. Чужому ни ковды не отдам, - дважды положив руку на сердце, перебирая и постукивая пальцами, словно по клавишам. Уговаривает Евдокия Афанасьевна свой не заменимый мотор, - тебе ить ишо должно быть долго по пути шагать со мной. Войну пережить нады, детишек поднять, сиротинушек маленьких вырастить да в путь дорожку направить. Без меня имя тута тяжко будет, а я эвот покамесь, ишо с тобой, да повоюю ишо с фрицами. Необязательно быть там, на хронте-от. Можно на месте кое-что сварганить. Мы эвот, тута, как раз и сгодимся.
Постояла переведя дух. Коснулась двери, кашлянула незаметно для посторонних, как будто, что-то внутри застряло, ещё раз откашлялась,
- Скоко лет мы с тобой не виделися, родными почти шшиталися, а вот нады же, а? Скоко лет? - Афанасьевна то выпрямляла пальцы, то снова их загибала. Выпрямила, начала что-то подсчитывать, сбивается со счёта и опять по новой начинает считать. Сердце так разволновалось, что она несколько раз перебирала их, но счёт так и не установила.
– Да, ладно уж, чавой-то там, зайду, поди, уж не вытряхнет из кабины-от своей. Энто ить враги друг другу зло долго припоминают, а я то ей матерью сшиталася. А может годы-от всё перетёрли, и ёй забылося. Да ить и то правда до меня ли ей ужо? Такую ораву накормить, напоить нады и всё в одночасье, да во время. Постучу - в лоб не шарахнет. А, может, уж давно не своей заделалася? - Всё больше сомневалась она, - оно ить, времечко-от свою сторону гнёт, как не поворачивай его, хушь и повернёшь его на время к себе, а оно, што те шаршепка корявой стороной, лупит на тя шарами-от. Не знаю и боюся не получится ли у нас так с Маргариткой? Эк, ты, шишка, кака заделалася и знатся не хошь. Нет, ты ужо, погоди, - распаляется Афанасьевна про себя за дверями, - хто здеся старшай годками, а? Энто я ишо смогу тя уломать, не гляди на старуху скося. Ты мене ишо чайком угостишь, бодок-от у меня у самой есть.
Мимо оторопевшей Евдокии Афанасьевны, прошла та же нянечка, годков двадцати и тут же вернулась назад.
- Не бойтесь, её, тётя Евдокия, она у нас очень добрая, тем более она сегодня в духе! – Нянечка засмеялась её поддержала улыбкой пожилая женщина.
Евдокия подметила:
- А-а, глядишь, ты, тётей величашь, значит не старуха ишо я,-
поправляя на голове нарядную косынку. Вот токо шнырялки не под косяк. Она оценила свои тапочки совсем не по одежде, - да бог, с имя, не запнуся.
Нянечка видит, что Евдокия Афанасьевна ещё медлит, взялась
за деревянную резную ручку двери, медленно растворила её на всю ширь. Не приглашённая гостья, оказалась, как будто у зияющего огромного отверстия, освещённого огромными окнами кабинета. Её охватило желание повернутся и не медленно уйти. Но в этот миг она услышала от красавицы Маргариты Ивановны добрые, тёплые слова приветствия. Молодая, стройная с вьющимися слегка волосами, одетая в нарядную кофточку, не медленно вышла из-за стола с распростёртыми красивыми руками.
- Кого я вижу! Евдокия Афанасьевна, мамочка вы моя, да вы ли это? Какими судьбами к нам в гости или по делу?- Обнимаясь, как родные сёстры, только одна старшая, другая помоложе лет так приблизительно на половинку. Отойдя друг от друга на расстояние шага, снова бросились в объятья друг дружке, положив, головы на плечи, перед раскрытыми дверями, где стояла в оцепенении нянечка.
Ни чего, не понимая, сотрудница детского дома пожала трижды оголенными плечиками, пошла по своим делам, а двое продолжали без слов поливать свои одежды тёплыми слезами. Молодая заведующая детским домом промокала слёзы платочком, а старшая подруга концом косячка.
- Сколько зим, сколько лет, Евдокия Афанасьевна мы с вами не встречались. Помните нашу последнюю встречу? - Закончив процедуру объятий, первая начала разговор Маргарита.
- Ой, вижу, вы к нам совсем не спроста забежали, Афанасьевна, вы, без дела ни на шаг. Что случилось то у вас? Выкладывайте, на чистоту всё, чтоб было как на духу, тогда я вам поверю. Только, прежде всего, давайте, присядем, как перед дорожкой. Истина мысли – это ведь тоже путь, короткий он будет или длинный, нам с вами решать. Может, у вас что случилось, со здоровьем или что ещё? - Молодая женщина с любовью рассматривала гостью между вопросами, как бы извиняясь, сама не зная, за что.
- Конешно, скоко, скоко зим! Ить рядом же, а не заглянешь.- С упрёком прижимала Маргариту Евдокия, как родного дитя.
- Вы знаете, Евдокия Афанасьевна, я ничуть не подозреваю на ваше здоровье. Если, что, я бы знала, ой, как бы знала! Мне ведь всё ведомо, если что, я бы вместе с гонцами к вам, а так некогда. Вы, знаете, сколько к нам детишек недавно поступило с оккупированных мест? Разного калибра от месяца и до четырнадцати лет. Кроватей ставить негде. Столяры топчаны по спортивным залам старшим детям мастерят. Дети в основном без подкрепительных документов. Про одних детей доложили, выхваченные из огня, подожжённого немцами сарая. Сарай сгорел - дети живые остались. Через линию фронта наши мужики вывозили своих и чужих детей из деревень и тоже оккупированных немцами. Вот к нам их доставили.
Евдокия Афанасьевна слушает внимательно, сама глядит на стол, а на столе раскиданы извещения - похоронки от родителей детей.
Маргарита Ивановна поглядела на свою давно старую знакомую, решила сменить тему разговора. У самой Маргариты снова потекли слёзы ручьём.
- Не получается забыть, сменить, я стараюсь забыть нашу общую боль. Как я отлично помню ваш последний к нам визит, когда мне было лет шестнадцать с не большим, так, кажется? Нет? Вы, думаете я забыла вас? Ой, нет, мамочка, моя нет! Каждый день вспоминаю вас. Дети мысли и думы перебивают. Все такие разнородные, разновозрастные, ни днём, ни ночью нет покоя, и в то же время с ними не приходиться скучать.
- То-то же, ты меня вспоминаешь, дом-от рядом, а носа не кажешь. – Снова повторила Афанасьевна. - Энто, чё у тя за гумаги опеть такея? - И опять взялась за своё, - не хорошо, девка, не хорошо, благодать-от забывать.
- Вы, уж простите меня. Наш коллектив трудовой помним мы вас. Тут вот похоронки на столе лежат; некогда просмотреть на кого ещё поступили?Работницы ждут не дождутся известий от родных, а я вот тут их разложила, да ознакомиться некогда. Детей прибывших размещаем по комнатам. Время бережём, секундами выхватываем для прослушивания репродуктора.
- Чаво-чаво? Энто какова ишо такова продуктора? У меня нет такой чёрной тарелки, как у многих на селе.
- Радио для прослушивания информаций с полей сражения, - пояснила Маргарита Ивановна, хотите, завтра попробую достать
- Нет, не нады, значить мне энту вещь. Привезёт один заезжай, ты уж для себя побереги, элеф што. В комнаты детям старшим повешай её. Я пока што обойдуся, а тама, глядишь, и война минет энто радио.
- Новости никогда не минуют наши уши. Там дальше будут подсказывать, как разруху страны восстанавливать будем. Сейчас пользуемся возможностями радио, что есть и у нас. Как только Юрий Левитан заговорит, бросаем всё на свете. Все, как один к нему единственному. Даже маленькие ребятишки пальчиками показывают. Тоже воспринимают по-своему, как должное. У нас радио выведено прямо на улицу, во дворе. Детям нет нужды бежать в корпуса для прослушивания, как наши фрицев бьют под Москвой, Ленинградом, ишь решили Волгу покорить, да не тут то было! Костьми землю нашу испоганите, всё сполна зачистим от вас, – разошлась Маргарита.
- Ты чё сёдни распалясся, я к те чё заявилася немца по косточкам раскидывать, кости и бульён на холодец собакам? Ты думашь у меня время сеется. Посеял его, так успевай жать не то загорюнисся вовсе. Я эвот гляжу на тя. Глаза, как у лягушки, и красныя, что у быка трёхгодовалого. Ты об чём опеть ревела тута? - Смотрит Афанасьевна снова на разбросанные на столе извещения, - кого опеть хороните, сказывай?.
Маргарита Ивановна вынула из письменного стола прямоугольный листок размером десять на семь сантиметров:
- Возьмите, читайте и мне в том числе, наверное, чтоб не обидно было всем за кампанию, вместе с заведующей, как вам это? Свою то я похоронку спрятала; переплачу сообща, а вот им, то как, рыдать в одиночку дома в ночи? Ну, как тут не выть? Ведь только-только поженились, хоть какая то бы память от него осталась. Вот только один платочек в руках всего лишь навсего. Останусь яркой на всю жизнь.
- Ну, ты, доченька, не вой пока по живым-от, об энтом покамест помолчи, хто его знат, а може ишо живым заявится. – Евдокия Афанасьевна глядит на платочек в руках у маргариты и не поймёт, в чём заключается память от мужа, через этот платочек.
- Энто, што он сам его выделывал и те на память оставил? Да лучше ба рабёнком заклеймил, нешто энто память, сопли вытирать, так зараз о нём думать всю жисть.
- Вы же помните, каков он был бравым молодцем, вы же посажённой матерью у нас с ним были. Мы от корня детдомовские, помните? Вы же отлично его знаете, чего вы молчите Евдокия Афанасьевна, скажите хоть слово в наш адрес.
- Эвот, как воротится, товды и скажу, а чаво брехать-от попусту. – Евдокия Афанасьевна, - не говоря, ни слова обнимает. Она вспоминает про свою молодость, тоже потеряла в молодые годы своего казака, Петра .
- Знакомо мне всё энто, знакомо, милка, моя. Все, мы, бабы одной верёвкой витые. Испытала и я тяжесть доли женской, вот ужо более как пятьдесят лет укатило, не нашла я взамен Петьки-от, дружка себе. Не пыталась дажить искать. Как посмотрю то на одного, то на другого – нет сравненья с ним и всё тута. Сердцу, знамо дело, не прикажешь, и точка. Разговор кончен. Так и прожила до старости с одними коровами из поколенья в поколенье. От его той самой-от коровёнки, што он однажды мне привёл телочкой. Эвот, говорит, - наш с тобой рабёнок. Сама знашь дитёв-от у меня не было. Эвот и привязалася я к вам сиротинушкам.
Евдокия не знает, чем утешить свою любимицу,- Ты пока помалкивай, живёхонек твой Васька, он, ить што Василий Иванович Чапай, вёрткай, жавучай, что Сибирскай кот. Дорогу-от до дому отышшет. Жди, не тужи, он поди-ка тоже на коне скачет в поле. Не горюй, матушка.
Маргарита Ивановна, с настороженностью смотрит внимательно в глаза Евдокии Афанасьевны. Опустила глаза вниз, снова подняла глаза вверх и долго глядела, как бы всматриваясь в них, в надежде, не увидит ли она своего Василия в глазах Евдокии. Откуда, знать ей пожилой женщине, что он скачет на коне. Он ведь и в самом деле в конных войсках мистика, какая –то,- подумала про себя Маргарита.
Прервав молчание обеих женщин, заговорила первая Афанасьевна.
- Молчи пока не изнывайся. Эвон Марея тожить под сердцем похоронку носит, да помалкиват. Может и плачет, а хто её знат, не видела соплей-от и платок-от сухой, может ночами не просыхат подушка?
- Да, вы, что, Евдокия Афанасьевна? Не уж то, правда? Да, где же она сейчас? И ведь никто не знает, что у неё похоронка.
- Эвот такая она у нас. Она права, зачем ей чужу боль навязывать? Кому энто нужно? У всех своё горе, хошь отсыпай.
- Не говорите, так Евдокия Афанасьевна, не говорите! Чужого горя не бывает, тем более - мы, один сплочённый коллектив.
Заведующая вынула из кармана свой обвязанный белый разноцветными нитками мулине, душистый носовой платочек, вытерла им снова нахлынувшие слёзы по похоронке Степана.
- Вот, собственноручно обвязывала десять штук на фронт Василию и его бойцам, отправили. Себе один оставила на память о нём. Как сердце чувствовало.
- И чаво энто тепереча мы будем делать без мужиков-от? Косят и косят без жалостёв всяких.
- В соседних сёлах тоже женщины плачут. Сорок похоронок принесли в пяти сёлах. Плачут бабы по детям своим, мужьям, отцам. А вчера медсестру убили на фронте, из наших мест она. Мать - старушка осталась одна немощная. Что делать не знаю, хоть самой на фронт убегай, всё помощь, какая будет.
- Не говори так, тут нады рассуждать по здравому мыслию, вот я к те и прикатила на своих двоих, чтобы те помочь в чём-мить. Ты от как тута живёшь, командуешь? Не надоели голопузики?
- Что вы? Какой может быть разговор об этом, мы разве не были такими? Они все на один лад, как инкубатор; весёлые, разбитные, мы, персонал не даём им унывать. Вчера в комсомол приняли пятнадцать детей.
- Какея же энто дети? – завозмущалась Евдокия Афанасьевна, - энто настоящия уже человеки, а вы их детьми пугаете. Оне ить и сумлеваться начнут в своём несовершеннолетии.
- Да ещё, какие, - подхватила разговор заведующая детским домом. На этой неделе выпустили своих птенцов из детского дома на самостоятельную тропу. Дорогу сами себе проторят. Живут, правда, ещё при доме. Трое из наших выпускников, ушли на фронт. Двое из них воюют с отцами, третий рядом вместе с ними бьёт немцев. Пишут нам письма. Радуемся за них и плачем, молимся за них. Кто богу верит - не запрещаем. Может морально, чем поможем им. Пять человек работают в колхозе, заработок несут сюда в родной дом в натуроплате, а куда им ещё идти, как не сюда. Закончится война, пойдут учиться в высшие учебные заведения. У нас около двадцати человек закончили с золотой и серебряной медалью. Награждать будем, как закончиться война. Всё она виновата, везде и во всём нам тормозит. Денег нет на медали в министерстве образования. Родина их не забудет. Приносят хлеб молоко, мёд - овощи разные, а что им ещё нужно – всё, как у взрослых. У нас женщины в колхозах работают, также получают, натуроплатой и детишек кормят без отцов и сыновей. Некоторым выдали белые билеты, пахарями стали, а другие ожидают тоже повестки на фронт. Парни то, что вытворяют, сами рвутся на фронт, двоих или троих вернули, как малолеток, а мы переживаем за своих птенцов. Сердце надвое и по швам трещит, так и кажется, вот-вот разломится и не соберёшь.
- А, как же ему не колоться надвое, это же наши родные дети с пелёнок некоторых выпестовали.
- Вот, вчера принесли две повестки из-под Ленинграда. Оттуда были эвакуированы вместе с родителями, родителей убили под бомбёжкой. Шёл вагон на восток, они там и остались, выросли и снова туда же укатили, там себе нашли вечное пристанище. Где родились – там и погибли. А знаешь, Евдокия Афанасьевна, как сердцу больно и горько? Столько сил мы на этих ребят положили, они болезненные, почему-то были. Всякая хворь к ним приставала. Не успеешь от одной болезни отвязаться, глядишь, к ним другая прилипает. И закаляли их, и в спортивный зал их постоянно на тренировки направляли. Добрыми, матёрыми стали, а тут надо же такому случиться, обои ушли в один день, обои и погибли в один день. Рок, какой то над ними висел. Когда же она закончиться треклятая эта война? Вы, Афанасьевна, предсказать не можете?
- Не-ет, из меня худа гадалка. Вот Марея, та может ещё кое-что подсказать чисто по секрету, иначе обидится на меня.
- Да, что, ж это такое, я свою подругу не узнаю совсем; живёт отшельницей и баста! Надо как-нибудь к ней подъехать с этим дельцем.
- Ты, сопли-от не распускай, держись, как она, слезами горю не поможешь. Хватит имя швыряться-от. Покамест ты тута швырясся слезами-от да соплями, я начисто забыла зачем к тебе пришла. Обожди, дай вспомню, не то буду скакать с пятого на десятое.
- А вы когда без дела приходили к нам сюда? У вас, как и у нас дел не впроворот и не початый край. Может помочь по двору чем, так мы живо, тимуровцы тут как тут.
- Нет, уж милка, энто я у тя спросить должна, в чём нуждашься-от, говори. Я завсегда к твоим ногам, ты ить мне как дочь родна.
- А чем вы можете нам помочь Евдокия Афанасьевна? У нас работа тяжёлая, без перерыва и без перекура на обед. Только позавтракали, обедаем, пообедали, полдник наступает, пополдничали - к ужину готовимся. Как, заводные, и не только это. У нас всевозможные мероприятия. Кто-то готовиться к школе, кто готовит концертные номера. Поход коллективный в кино - масса дел, Афанасьевна.
- В бане-от тожить помощники нужны, а ли как?
- А баня? В бане мы все как на пляже. Кто мылся, кто не мылся все люша-люшей, мокрые до пят, того приноси, другого уноси. Вам ли не знать наш график работы и заботы. Короче у нас дни не нормированные.
Афанасьевна долго слушала и молчала, вдруг, выпалила.
- Ты, чёй то раскудахталася, али я не знаю энту работёнку, а ковды ты была мал мала, хто тя из бани-от носил на руках. Токо я и носила, никому не доверяла. Запричитала тут мне ишо.
Две женщины весело рассмеялись.
- Крута гора, да забывчива.
- Вот отпустила Марию немного отдохнуть, вижу: что-то сникла она, места себе не находила, а тут гляди-ка, у неё похоронка в руке, а она ни кому, ни слова. Разрешила ей взять с собой Варюшку, знаю, что человек надёжный.
- Доверяй, да проверяй, - Афанасьевна решила, было, выложить тайну всю начистоту кое о чём под горячую руку, да придержала язык за зубами. – А ты сама-от кем заменясся?
- А никем. Сама себя заменяю, воспитательниц, если кто-то прихворнёт, когда совсем не в моготу становится человеку. Сюда не больно то кто идёт работать, не гляди что война, вроде бы в тепле женщине самый раз бы тут находится, ан, нет, не тут то было. Потому и нехватка рабочей силы. По двору у нас сами подростки работают по мере сил, уставать не позволяем. Вчера меня вызвали в райком; думаю это ещё зачем, ведь не давно только приглашали на бюро, а тут опять приглашение.
- Ты штой то партейная, а ли, как?
- Да у нас всех подряд партейных и не партейных вежливо приглашают на трудовое поле. Горох, картофель, просо убирать, помогать колхозу надо? Надо, Афанасьевна Детей, чем-то кормить надо? Надо. Так вот после сражения на полях у наших сотрудниц, такие заусеницы на пальчиках, как купать детей слёзы бегут от боли. Шкура у ногтей отстаёт, а работа по детскому дому не стоит. Представляешь, каково нам с такими руками. А попробуй-ка, скажи поперёк? Живо по леспромхозам расформируют и откомандируют. На лесоповал, как штрафников, не глядят и на детей. Дети то в садиках круглосуточных. Вот так то, милая моя, Афанасьевна. Вот такие наши дела. Вы не подумайте, что я вас хочу пригласить ни в коем случае.
- Дык, я как? Я тожить за вся могу помогать, чем могу, ишо не оболела. Купать рабятёшек энто моя прохвессия. Ты токо кликни и я тута. Дом-от мой через три дома. Да вобчем-от я и сама могу придти без приглашеньев, расписанне тоже, как и ране было, а ли как? Как токо подёргаю коровёнок-от за вымечко, отгоню под пастуха, так в раз по субботам я тут как тут. Ты энто меня так и запиши, токо по суббота. Не то у меня день-от тожить по распорядку запланирован. Заезжай у меня двор-от, тожить люди. Подводить их не стану, оне в моём доме с испокон веков квартируют. Учти энто. Ты вот так мне и не дашь договорить, с чем я к те приползла.
Афанасьевна тяжело приподнялась со стула
- Ой, чтой то у меня ноги да спина захромали. Ты дай мне ушко поближе, секрет-от государственной важности. И чтоба нихто и ни гу-гу, не то не успем сообразить, как накроють.
Маргарита Ивановна настороженно, отодвигаясь, от Афанасьевны, села за столом, в ожидании начатого разговора пожилой женщины
- Те помощь кака материальна нужна? Не то говори - я мигом к вашим страданиям.
- Да вообще то от молочка мы ни отказываемся. Дети маленькие очень любят, особенно парное, оно и полезное. А тут как раз рядышком, не успеет остыть. Можно, конечно, принять ваше предложение Евдокия Афанасьевна, С удовольствием, ни в коем случае не откажемся. Договоримся о цене. Только я сначала посоветуюсь, как пойдёт на это наш райздрав. Я ведь без них ничего, ни какого права не имею распоряжаться. Дети то казённые, то есть государственные, случись что? Потянут. Проверить молочко сначала надо, взять на анализ через баклабораторию, через санэпидстанцию, только тогда я приму молочко.
- Ты, милка, загнула! Разлеф у меня молоко-от заразно? У нас, хто имет животину рогату, всех проверяют на анализ и скотину тожить. Пущай справяться в твоём баканализе. Я туды сама не пойду. Это раз. Второе я к тебе за другим делом заскочила, думала, что на минуту, а тута цельнай день проточала. Да ноги угробила, сразилась тоже старая со своей унучкой. Хто боле перепоёть, а хто боле перепляшеть. Ноги-от поди-ка, ухайдокала, не знай, как доползу. Ты мне тута палочку каку-мить дашь, я докандыляю.
- Так это вы крутились волчком подле Вареньки,
- А, хто жа боле, как не я? Знашь, како удовольствие я имя составила.
- Видела, Афанасьевна, видела, только я никак не приняла за вас. Я думала девочки накинули косячок на головку и пляшут с нашей отпускницей, а это оказывается вы? Вон, в чём дело? Так это вы привели Варю? А где же Мария Григорьевна, она не больна случайно? Через похоронку так людей перевёртывает. Ну да ладно! Выкладывайте свой секрет, пока никого нет в коридоре. Они все на дворе с детьми гуляют.
- Дык, я не о молочке хотела поговорить с тобой с глазу на глаз-от, да и в молочке совестно будет отказывать. Тожно одну коровёнку отрешу для детского дома, другую себе. Две не могу, потому, как у меня налог да заезжаи люди чайком, да с молочком отогреваются с большушай-от дороги, сама знашь мою спицифику. Энто ить у меня сама основная работёнка, что народ. Я без него ни куды. Энто тоже нады понять и учесть, все мы взятыя из детдома. Я ить чё хочу те предложить, не догадывасся?
- Нет, конечно, Евдокия Афанасьевна. Откуда жа мне знать ваши головоломки? Ваша голова разве подойдёт к моей? Моя подруга пошла учиться на архитектора, а я вот сюда запёрлась.
- Ты, штой то разлеф раскаивасся в энтом деле полезном?
- Что, вы? Что, вы, Евдокия Афанасьевна? Какой тут может идти разговор, это просто к слову пришлось, что с моей головой только и быть с ними. Они сами за нас когда-нибудь будут думать. С ними одно развлечение, да забота о них. Вот закончится война; разберут детишек, и я пойду в архитекторы, ещё не поздно будет. Подруга закончит, а только потом я пойду поступать учиться.
- Знамо дело не люба те энта работёнка, не люба. Мне понятно твоё желанье. Терпи, дочка, терпи, а там, авось и привыкнешь к имя. Давай-ка лучше всё же о деле поговорим. Хо-ро-ше дельце я те предложу токо ты хорошенечко обмозгуй. Я ить не хочу пустить их по ветру, кому попало. Имя аглоедам-от и энтого будет мало, а ты, дочка распорядисся по своему уму разуму. Дети-от, как я погляжу у тя нищия, да полусытыя.
-Да, что вы такое говорите Афанасьевна, как это полуголодныя,-переговорила заведующая свою бывшую, навсегда любимую помощницу во всяком деле, по той пословице, на ловца и зверь бежит.
-А вот, эдак-от! – Афанасьевна встаёт подбоченясь, одной рукой в бок, другой расписывала по воздуху.- Да вот эдак-от! Штой то у тя малые рабятишка гороховый суп едят? Оно ить эдакое питанье ни кажному организму подходит. Проверь-ка, кого-нибудь из дитёв-от. Ушко своё приложи к его брюшку, да прислушайся, о чём оно с тобой станет судачить. Кишка кишке кукишь кажеть, значить не добропорядочность в нутрях-от у рабёнка. Не единожды наблюдала я за вами ковды-то, в энти-от стены-от хаживала.
-А вы, что предлагаете взамен? Вообще их не кормить? У нас нечем пока, нечем Евдокия Афанасьевна, отвоюемся тогда и заживём. Но не надо забывать, что ребёнку нужен кальций, белки, а без гороха вообще ничего не будет. Всё что приобретаем, то всё им на столы, мимо их не обносим.
- А ты в таком-от разе лучше бобами безни, пользительней и экономней будет. - Не унимается Евдокия. – Я те поди-ка надоела тута, со своими предлогами, не то я могу зався покинуть энти стенки, где сидишь.
- Слава, богу, что ни на совсем, спасибо и на этом, что не забываете нас.
- Ты, не дури, дочка, я ить к те точно по делу большому, а вот тепереча слушай. Деньжата-от поди-ка, те больше нужнее, чем молочишко? Что энто одна вода? Пей вода – ешь вода, сыт - не бушь никовды.
- Не скажите, Евдокия Афанасьевна, в молоке белок ничем незаменимый. - Маргарита Ивановна, на короткое время призадумалась, подхватила предложенное. - Откуда у вас такие деньги? Наверняка, вы не сто рублей предлагаете, потому что со ста рублями на улицу не выйдешь, если бы они были предназначены детскому дому. О каких деньгах вы даёте намёк? От продажи молока? Так вы лучше его к нам несите, тогда бесплатно, то на, то и выйдет. Не то получится игра. Товар – деньги, деньги – товар – это такая волокита будет. Вы нам его бесплатно носите, это и будет ваша помощь и от вас благодать детскому дому.
- Молчи, коль не дослушала, а элеф выслушала, то пережуй. А я те помогу проглотить.
Маргарита Ивановна с детства, узнала крутой характер уже в будущей своей посажённой матери, Евдокии Афанасьевны. Поначалу она трепетала перед ней, но со временем свыкалась с её настойчивым нравом, потому, что знала, мать её зря попусту никогда не говорит.
Помолчав некоторое время, сказала:
- Выкладывайте всё начистоту, что за деньги и сколько вы нам, детскому дому предложите. Откуда у вас такие деньги? Время подходит к концу дня - работы уйма, Евдокия Афанасьевна. Денег, конечно, у нас вечно не хватает, всегда нищета.
- А я эвот сплю на деньгах. Ты ба помогла от них избавиться, Маргарита? Всю плешь проели мене энти гумаги. Токо одна задумка, как ба меня заведушшая детским домом отклонила от беды моей. Ить не ровен час - убьют, элеф пронюхають.
- Кто на вас позволит руку поднять? Чего вы боитесь?
- Заезжаи, да мало ли хто энто могет быть. Я их порешила враз ба сжечь на костре. Да думаю, а- ну, как понадобятся детскому дому-от? В огне-от им и без того жарковато станет, а у тя имя к нужде прислониться, куда башше будет и тебе, и детям.
Маргарита призадумалась, как помочь престарелой женщине избавиться от головной боли из-за её гумаг. Она верила и не верила, у пожилой, одинокой женщины, откуда-то могут водиться денежные средства. А, если и есть, ведь может она это сотворить - в огонь кинуть, не выходя на улицу, прямо в русской печи.
- Короток совет! Да вы их в печь русскую! – Испытующим взглядом смотрит Маргарита на Евдокию. – И в тоже время прикинула. Это не выход из положения, действительно детскому дому нужна огромная помощь, начиная от мебели, постельного белья. Действительно дошло до того, что пока дети бегают по двору, прачка успевает выстирать, высушить и тут же заменить перед баней постель. Бывает, отказываем даже детям в отдыхе после обеда, пока обрабатывается бельё.
Евдокия с нетерпеньем ожидает мучительного ответа, глядя на часы.
Час решения настал. А она мямлет. Бери, элеф дают, покуда не сожгла. - Думала про себя старушка, и не сдержав натуги скомандовала.
- Чё думашь-от, бери, коли дают! У меня коровы под воротами мычат, ограду своротят! Элеф уйду ни с чем - не воротишь поздно будет. Оне у меня ить без дела совершенно пригорюнились. Деньгам нужон оборот, а оне плеснеют. И так, поди-ка, ужо кажную гумагу нады обтирать от плесени. Ну! Чё надумала, ужо битые три часа те навяливаю! Я имя тута зараз завалю!
- Я ничего не пойму, о каких деньгах вы мне говорите! У меня в голове помутнение уже от них. Что я с такими гумагами делать буду? – Опять переговорила Маргарита Ивановна Афанасьевну. - Если идёт разговор о деньгах в плесени, то это уже не в малой мере. Откуда они у вас такие купюры? Евдокия Афанасьевна, мне ведь тоже не безынтересно знать, а в случае чего, мне нужно отчитаться за них перед высоким начальством.
- Ты не глупи, детка, ты орудуй быстрее! Нахваташь на них всякой всячины, тожно отчитывайся перед своими шишками. Тожно уж поздновато будет; главное дети-от жить будут, што в раю. Токо ты поначалу никому ни сказывай и ни гу-гу, да и вобче ни гу-гу, никому. Разлеф мне польза от энтого станет, что я их в плесени кучкую? Тебе как раз позарез потребуются! Не украла же я их, мать моя, Богородица.
-То, что ни гу-гу, это понятно и малому ребёнку, я видите, взрослый человек. Маргарита Васильевна подбежала к двери, распахнула её настежь. Прошлась по коридору, заглядывая по всем углам, кто, где, не притаился ли? Может, кто-то мог подслушивать. Афанасьевна тоже идёт тихо за ней.
- Никого нет. Весь обслуживающий персонал детского дома на улице. Давайте, теперь выкладывайте всё начистоту! Откуда у вас такая сумма? Целый, как говорите, мешок?
- Не мешок, а два. – Пересаживаясь, Афанасьевна поближе к Маргарите, на диван.
- Вы меня с ума не сводите, Евдокия Афанасьевна, у меня уже голова по всем швам трещит.Ещё не получила ничего, а уже разламывает все уголки моего мозга. Вот-вот ручьи в моей в голове потеряют своё русло. Замкнёт цепью и мне конец. Раз уж вы пришли ко мне с таким делом, то это уж не совсем простое дельце. Детей действительно выручать помощью надо. Это не маленькая помощь станет от вас.
- Ты говоришь откель у меня стоко гумаг? Коровёнок-от держу, молочко получаю, деньгами их кормлю.
- Как это коров кормить деньгами, - недоумённо спросила заведующая.
- Очень просто. На деньги сенцо приобретаю, жмых имя, комбикорма. У коров-от молочко на язычке, милка, на язычке. У моих коровёнок-от бока не опалыя. Эвон гляди, у соседки ноги одна коровёнка и та еле-еле волочит. А от чавой- то энто? От недоеданья. Мои коровёнки-от мимо двора не бегут по помойкам-от. Оне у меня самостоятельны, помычат-помычат, видют не открывают. Рогом скобу - раз поддели и дома. Знают, што имя кушь предвидится. Вот откеля деньжата, милка, моя.
У меня двор-от заезжай. Ты што думашь, я их так запросто привечать стану. Даром-от прыщь не сядет, а ты говоришь откель деньги. Их обогреть нады, а значит и дровишки нады с весны заготовить. Сенца лошадям не хватит заезжим, сенца одолжишь, так просто ничё не дам. Привозют должок, привозют. Я на них не обижаюся, а башше того ишо и сверхом подкинут.
А, знашь, как приятно токо подъедут к воротьям-от, кричат: - Ма-ать, отворяй воротья-от! Не могём отворить руки остыли от неподвижности. И то можно поверить имя. Расстоянье-от не близко по сто километров. Попробуй-ка посидеть на соле-от. Соль куды то возют, а куды не докладають, да энто не мово ума дело. Приехали – уехали, мне зався быват весело. Онекдотов наслушасся, спать порой не захочешь, энто пока чаёк-от в самоваре закипат, а он у меня ведёрнай. А к чайку-от сахарку подкидывашь – всё попутю как в забегаловке. В очередь ко мне в мой –от дом заезжай, да как не быть очереди-от? У меня ить всё по программе. Попили, поели и спать укладаю, кто где хошь, хворого на печку толкаю, а ли баньку истоплю ему. Всем постельнуя принадлежность приношу. А посля их отъезда мою бельё, да отутюживаю каталкой.
- Наверное, и сто грамм приподнесёшь? А как же без этого, Афанасьевна?
- Избави бог, с энтим у меня строго. У меня Петро никовды не употреблял и в избе не позволительно для меня это хранить. Зачем мене такой кутёж, нихай идут в чаёвную, тама и пусть гудят скоко нады. Оне у меня приучены.Хто с энтим не хочет расстаться - проезжай мимо. Оне ужо об энтом себе на носу зарубку сотворили, и другому заказали. За чаёк-от мне отдельно платят, элеф кому покрепше нады. Вот токо и всего. Правда, не без греха быват, што перед самым заездом во двор-от, покопашаться в возу-от, ишшут чавой то. Я их спрашиваю: Кого потерял, элеф, што потерял, я верну не жалься, всё отдам сполна. Оне посмеиваются надо мной Я поначалуот не догадывалася, а потом смикитила Пригрозку имя за энто вручаю: Мотритя у меня, враз забудешь мои углы. Вот эдак-от я и живу в заезжем собственном доме. Ничаво, не обижаюся на их поведенне. Не знаю, чаво будет дале, тьфу-тьфу, не сглазить ба.
- У вас, Евдокия Афанасьевна, дело поставлено на все сто процентов. Организация у вас завидная, тоже не сглазить бы ваше здоровье, и дай бог вам его, не больше не меньше, какое есть тем и выручайтесь. Говорят, у бога здоровья просить не надо. Сам его приобретай или сохраняй, не завидуй ни кому. А чёрные полосы у каждого бывают в какой - то мере. Но ведь не может быть вся жизнь окрашиваться в чёрный цвет, она ведь как радуга после дождя. Вот и мы переплачемся. А, может, и наши мужья воротятся.
Маргарита Ивановна рассуждает с Афанасьевной, как бы подытоживая весь дневной разговор пройденные годы знакомства.
- А я ни с богом и не с чёртом не советуюсь нашшёт здоровья свово. Мне здоровье дали родители; вот я их и благодарить стану. Грамматёнки нет у меня, так я с эдаким пониманьем не сдохла. Ишо от моей головы ума занимают. А сшитать-от я и на гумаге столбиком подшшитаю, грамотного обведу трижды вокруг пальца.
- Евдокия Афанасьевна не завидую вам, но позавидовать бы не мешало. Вобщем так, моя матушка, пока вы мне здесь объясняли рождение вашей суммы с годами, я хорошо взвесила, про себя обсудила и решила. Сгодятся ваши нам деньги для детского дома. Только вы пока ни кому не говорите. Мы сначала их расходуем, а потом я заявлюсь в райком и объясню всё как оно должно быть по закону. Вы сами возьмёте на себя всю ответственность за происхождение вашей великой в мешке суммы. И это ваше право, где вы должны были их держать в банке или под подушкой, или в чулке, тем более, что вы их вернули государственным детям безвозмездно. Так нет, бабушка Евдокия, благодетельница, ты наша?
- Ну и ковды, ты их возьмёшь?- Заметно заволновалась Афанасьевна, зная, что ситуация вышла из-под контроля, где знают двое там знают все.
- Вы не переживайте, Евдокия Афанасьевна. Мария знает о деньгах?
- Почём я знаю? Так вроде глядеть она не пакосна, а там хто её мать, знат? Может и знат, может, ковды и залезла под изголовье-от. Вроде никовды не заикалася, может тайну умет хранить. И, слава богу! Вознагражу за энто ковды-мить, эвот как Вальча подрастёт…
- Как-как вы сказали? Вальча? А почему ни Варьча? Мне что-то здесь не понятно, Евдокия Афанасьевна?
- Поймёшь, всё поймёшь, ковды документы появяться,- Афанасьевна сделала акцент на вторую гласную букву «У» в слове документы.
- Тогда, ладно, всё со временем уладиться. Вы как деньги то сами принесёте. Или к вам подойти поздно вечером или ночью, чтоб не видели?
- Нешто я чурку дров-от вздыму на плечи? Подгоняй Соврасого, но токо днём. Я ить те не воровано удружить хочу. Да и вовсе не тебе, а детям государственным, да матри, мне, штоба ни одной гумажки не пропало на сторону. Всё по-хозяйски истреби на пользу дела.
- А какая сумма там у вас, Евдокия Афанасьевна, интересно знать? Мне ведь её тоже надо как-то скрывать, пока, я её всю израсходую. Может участкового приставить к моему кабинету или под каким-нибудь предлогом нанять милиционера, чтобы не заподозрили о присутствии капитала. Дело то всё же рискованное, Афанасьевна, боюсь я за это дело браться. А, ну, как разнюхает, кто-нибудь что тогда?
- Волков бояться – в лес не ходить. Объяви всем, што хошь принять ещё однуя сотрудницу, как ночнуя няню или, ково тебе тама ишо надыть. Оформляй меня на работёнку временно, пока не источишь весь-от капитал. Я у тя побуду, покамес лето, заезжих-от не быват. А коровёнок-от я ни свет ни заря подёргаю за вымечко и к тебе припруся. Так полегшее подбери работёнку-от, таку не бей лежачего. Я у тя отосплюся и домой, нихто и не подумат, зачем здеся бабка у тя похрапыват. Слышишь – нет?
- Слышать то слышу, - вновь задумавшись, сквозь зубы ответила Маргарита Ивановна. Вообще то и так можно этот вариант провернуть, баба Евдокия, свой же капитал станешь охранять. Может этот вариант самый верный, попробуем.
- Свой - не чужой, годами охраняла спамши на капитале. А вот чавой то не задумывалась над энтим как избавится от него.
- Так уж сильно вы хотели от него избавиться? – Спросила заведующая.
- А то, как жа, не хотела б, не решилась ба сюда приплестись без надобностев. Эвот заодно и наплясалась с унучкой-от. Ух, как ноги-от гудят, что рой в улье, как не знай, сяду под коровёнок-от.
- А может вам отправить кого, чтоб вам помогли управиться со скотом?
- Не говори так, мои коровёнки-от никого не подпустят, весь удой перевернут, верны токо мне и баста. Ты горох-от замени бобами от их проку боле будет, хлеб заменят, и рабятишка играючи оплетут и с аппетитом. Рубаху-перемываху заменишь имя на новуя, а то развели инкубатор, понимешь ли. Цыплята и те разноцветныя вылупляются, а у тя все как в зоне у лагерных.
- Ой! Не говорите так. У нас так положено Евдокия Афанасьевна, выше закона не прыгнешь, то есть одна единственная форма для детей. Для мальчиков одна, для девочек другая. Нам твой вариант пока не под силу, даже если будет на что приобрести. Просто-напросто запретят нам вами предложенную моду одежды.
- Значит, в тюрьме новорожденные, так-нет, Ивановна? Благо што не полосатую оболокли. А, может, я пойду в райком, да посудачу с имя. Ты не робей, про деньги я ни словом не обмолвлюся. Не в моих энто интересах. Токо скажи имя, зараз дознаваться будут, откуда да куда. Энто мы сами с тобой раскидам по нужде-от твоей. Глядишь, какой домишко починишь, сотруднице своей, не заметно от начальства. Так всё штоба было тихо и по уму, поняла – нет?
Давай-ка, завтре же ко мне подгоняй телегу-от. Сама не показывайся. Я управлюся с ямшиком-от. Да, помоложе, какого подкинь мне, можно из сирот поядрёне которого, штоба под мешком-от не гнулся. Один мешок те положу с солью, штоба отвлечь вниманье на тяжесть другова. а другой со вшами, вот глядишь, и пронырнём с тобой. Молодому-от не понять будет, а спрашивать станет, так и отвечу аль не видишь соль. Весом-от оне не отличаются друг от друга. С деньгами-от ишо потяжельше, пожалуй, будет. Вобчем ты обмозгуй, каво те лучше отправить ко мне, да штоба лошадью-от умел управлять, не то растрясёт не на милость божью, греха не оберёсси. И куды определить, тожить подумай. А, может, ты прямо ба к себе домой завезла? Женихов-от водишь – нет?
- Что, вы? Афанасьевна, какие женишки тут, даже слышать то противно.
- Товды, прости, меня старую, наверно, из ума выжила. Токо и думаю, как ба деньжата на пользу кому сгодилися. Вот появится такой, Раскольников, как у Федора Михайловича Достоевского, меня укокошит и сам всю жисть маятся будет. Мне-от легшее ба стало, а ему не позавидуешь, маята кромешная задавит, на што мальца-от губить. Сама она виновата, кому всё, кому вобче хрен да маненько. Жалко мальчонку-от, токо эвот старуху лишать жисти не нады было. Сам виноват, попросить ба ему у меня, я ба выручила
Маргарита Ивановна приподняла пенсне, и долго рассматривала в упор старую знакомую Евдокию Афанасьевну как будто видит её впервые. Не так уж она и безграмотна и в голове толк имеется. Откуда, кто её родители никому не известно. Она о себе никогда, ничего не рассказывала, жила себе и всё.
- Евдокия Афанасьевна, да откуда вам знать про Раскольникова?
- Как не знать, читала. По своему здравомыслию и рассуждаю, подарить и всё тута, чтоба безумцы не пригребли себе, не в пользу дела.
- Чего ж вы тогда свою речь исказили донельзя, Афанасьевна?
- А, чтоба коровы меня пушше понимали, грамотёнка-от она не всем даётся. Правда писать я не умею, а вот читать, не хорошо и не плохо тоже сгожуся ковды нады. Расписываться умею своим обноковенным почерком, три буквы ставлю К. Е. А. К моим иероглифам уже привыкли кому нады.
- Уравнение с двумя не известными да и только, Евдокия Афанасьевна. Совсем не известная для меня женщина. Кто вы? Матушка, вы моя? Словом, договорились я вас отпускаю, ждите человека надёжного. Не беспокойтесь ни за себя, ни за капитал, заработанный вами честным трудом. Никто вас не сдаст, и подарок я распределю по существу по мере потребности. Пусть-ка, только отберут у меня? Да я и не доведу до того времени, чтобы у меня кто-то, чего-то распознал. Наличными буду рассчитываться, наличными. Про остальные пока ничего не скажу. Вы же не сказали, сколько у вас там, какая сумма?
- Не знаю, не шшитала. Одним словом уйма в мешке, собирала в пачки по порядку. Соберу-положу, соберу, опеть положу. Вот и наклала што надоели оне мне. Сначала шитала, а потом плюнула на энто грязное дело. Потому, как ить можно из ума выжить. Я так скопила появится лишка - в мешок. Энто ить всё с годами прибавлялося. Ишо от муженька, от Керенских обмененыя были. Знашь, как энто затягивало мово муженька-от? Бывал чи не доест, не допьёт, а в мешок-от сунет. Ох, и скандалила я с ём. Я не такого роду склада - мне нады зараз пошамать, да дерюгу на себя накинуть, а ему всё одно, холщёвое рубишше есть апосля бани и ладныть. Но он меня не обижал, грех жаловаться на покойничка.
Маргарита Ивановна смеётся, оглядываясь по сторонам собственного кабинета.
- Чаво энто ты смеёсся, надо мной или над покойничком? Грешно смеятся над старыми людями, а над покойничками вобче не нады.
- Хорошо, не сердитесь Евдокия Афанасьевна, я же не над вами, а если честно признаться, то сама над собой – знать человека и ничего не знать о нём. Мне совсем не простительно; я с себя вины не снимаю, милая вы моя, матушка. Наверное, вы правы. Сначала я расходую часть ваших денег, кое-что положу на вашу же сберегательную книжку, а вы в последствии напишете завещание на кого хотите, можете так же оставить завещание на этот же детский дом, чтобы наше руководство распределило оставшийся ваш вклад на всех сирот поровну.
- Я с тобой не согласна и точка. Расходуй все зараз, поговаривают - будет рехформа денег. Што кобыле под хвост подкинем мои сохранения а ли как?
- Да кто вам сказал? Не верьте никому, какая реформа? Война идёт, а вы про реформу судачите! Не будет её! Поверьте мне, я же в верхах частенько бываю. Никто и ничего не говорит даже и не упоминают.
- А я говорю, будет, милка, будет. Сердце моё вещует не позря. Со мной не лезь по такому случаю в разговор. Не тебе вещевать, потому как твоё сердце занято другими заботами. Всю силу из души вынимают дела, коли, совсем не спишь ночами. Я эвот токо и разгадываю сны, да приноравливаю энти сновидения што да к чему. Так што не успет война закончится, как рухнут мои скопленья. Вот по энтому-от я и пришлёпала к тебе на работу да девчонку попутно привела. Хватит наотдыхалась с мамашей-от. Ёй тоже надыть отдохнуть маненько от ёй.
- До меня не доходит, почему, зачем Правительству нужна реформа. Разве на это не мало уйдёт средств, когда у нас итак сплошные зияющие дыры в народном хозяйстве. Война всё под себя реализовала. Ведь война ещё далеко не закончится.
- Тьфу! Типун те на язык. Откель нам знать ковды она закончится. Мало ли что на фронтах начинаются переломы в нашу пользу. Так ить и Герман, неровён час-от, может тако же поднапрячь силы да резервы бросить опеть противу нас.
- Убедила, тогда я сначала начну реализовывать только по необходимой надобности, как почувствую, что пора идти с объяснениями в райком, тогда и пойду. А так получается, что я между двух огней буду находиться. Даже я не исключаю такой вариант, что я именно с вами буду посещать магазины, склады за приобретением товаров. Потому, что мне будет на кого свалить все процедуры. Они ведь могут мне предъявить статью. Имеешь деньги, а государству не сдаёшь. А с вас как с голого – олово. Жила себе старушка и нате вам с кисточкой - разбогатела. Подарок детскому дому приподнесла. Идёт? Кто осудит? Кто статью пришьёт? Налог вы платите исправно. Так? Нет?
Евдокия Афанасьевна основательно вышиблена из седла, в котором так надёжно сидела. Она переживала, а не пойтить ли в обратную. Сжечь все свои сбережения на костре и баста. Не то ишо за свои собственныя труды металлическуя решотку всю оставшуюся жизнь нюхать да облизывать буду. Мгновенно нахлынувшие мысли Афанасьевна выговорила вслух:
-Сожгу, однако, я их? Мене переживанья будет. Ёй материальна помощь требуется, а я голову тута ломай да себя оберегай кабы не засудили. Нет уж, милка, энто твоя головушка садовая должна соображать. Меня ослобони от энтой думки. Не могёшь – не берись. Сообразишь - действуй покедав дают. Я к тебе с надеждой пришла, штоба ты мне помогла от них избавиться. А так я ба не советовамшись в печи русской поманеньку избавилася.
-Нельзя, Афанасьевна, нельзя. Вам и мне статью припишут за сговор или ещё чего придумают - война ей помогать надо.
-Война, гришь? А дети чьи? Разлеф не военных, а? Не наших сыновей? Токо попробуй имя покажи; ни один солдат не получит ни копейки.
-Правильно, солдату зачем деньги на войне? Их же кормят, обувают, одевают. А оружие, на какие деньги им поставляют. С миру по нитке…
-Тожить правильно, а голому – вошь,- Евдокия Афанасьевна начала сердиться и уже было направилась уходить, не решивши вопрос.
- Да подождите же вы, Евдокия Афанасьевна, вы напишите расписку о том, что вы нам внесли деньги как благотворительность детскому дому, Афанасьевна, богом прошу вас.
-Так хошь две насарапаю, элеф поймут. Мои коты лучше пишут, чем я.
-Вот опять загвоздка. Ну, хорошо я сама. – Маргарита положила указательный палец на верхнюю красивую губку, призадумалась и тут же спохватилась, обдумав план действий.
- Нет, кто-то другой вам напишет. А вы, как можете, распишетесь.
- Вобчем так! Подгоняй грузовик, хошь кобылу, хошь на быке подъезжай, сгружу те всё што имею, а тама сама размышляй. Нековды мне тута с тобой ишо головёнку-от разламывать. Забирай и баста! У тя емется грузовик, поехала на ём в другой городок или район какой? Там, сям поднакупила – выгрузила. Поднакупила - выгрузила. А своим-от говори, штоба помалкивали до поры до времени. Имя говори: Партея и Правительство деньги на сирот отпустили. У тя ковды была комиссия по проверке по детдому-от? Обернувшись вполуоборот к заведующей, спросила Евдокия Афанасьевна..
- Да вот дня три тому назад. Вы такая ушлая, как я посмотрю на вас, Афанасьевна. Вы, на какие склады рассчитываете. Где горы добра или горы разрухи. Да сейчас как мне кажется на складах то, как ты когда-то выражалась, Там крыса повесилась вниз головой
Давние подруги перешли на полный русский лексикон, забыв о преклонном возрасте и молодости. Со стороны кто бы мог послушать диву дался. Директор и посажённая мать доказывают кулаками по столу.
-Ну, вот и карты в руки.- Немного смягчившись, утихомирилась Афанасьевна. - Не мешкай, говорю, через неделю две, а, могёт и через месяц два снова появится какой никакой товар-от. Не уж то не управисся расходовать все за такой срок? Давай, гоношись, да штоба из-под пяток-от пар-от не дымился. Элеф чё нады приглашай - столмачим вдвоём. А вот про расписку-от - не смей ни кому давать писать её. Мы знам токо двое, нам третий не нужон. Дажить не сказывай Марее. Покедав я ишо к ёй приглядываюсь, не смею ни чё говорить про неё худого, и сказать хорошего покедав нече. Ты энто учти.
- Эх, Афанасьевна, Афанасьевна, ты думаешь всё так просто. Пошёл, постучал в дверь, тебе отворили её. И нате вам – полный набор к прибору, и всё для детских домов. - Глубоко набрав воздуха, выдохнула медленно, продолжила разговор.
- Мне думаться она из богатой семьи вырожденная. Интеллигентна уж больно бывают завихи у нёй. Я как-мить растолкую што почём. Эвот сама проглочу пилюлю от неё, обожгуся, а ли ишо чаво, товды и те поразмыслю.
- Ой,отморожу мамины уши, а если ни того и ни другого вы от неё не дождётесь тогда что?
- Такова не могет быть. Человек-от идёт одним берегом, а элеф его задувает и к тому и другому, энто ужо ветряный человек ишо опаснее.
- Мне твоя племянница сразу с первого дня приглянулась, как-то предрасположилась она ко мне, как будто мы с ней в один день родились и не расставались. Как будто у нас с ней одни и те же родители. Как вы на это смотрите?
- Да, кака она мне племянница? Вода десята на киселе. Приняла потому что Стёпа мне за место родного сына. Предрасположилась, но не расположилась, - заметила Евдокия Афанасьефна, – энто ни единое мненье. Так ить и то правда, кто скажет супротив, элеф дети от одних родителев. Один отец да мать одна, а характеров-от много в семье, к кажному рабёнку родителю подлаживаться надыть. А Марея-от, прибымшая издалёка. Из-под боёв Ленинградских учесала.
- Досталось ей, бедной, опомниться до сих пор не может. Видимо, она поэтому такая серьёзная - не подступись. Рассказывала мне кратенько: свистели снаряды, бомбы падали и разрывались, как с худого дерева чёрные груши над их поездом. Весь состав шедший на Дальний Восток с эвакуированными разметало на щепы. Стоны, плач детский, как вой сирен от худых машин заглушал разговор знакомых по поезду. Мне бы такого не пережить. Давайте, Афанасьевна, пока не будем о ней, пусть в себя придёт.
- Эвот, как ёй угораздило рабёнка-от потерять? Привязать ба ёй яво к себе нады было. Доверилась, понимашь ли, кому, не знамо кому? А може у ёй яво не было. Не извсестно, знат ли об энтом Степан-от? Видел ли он рабёнка-от свово? А може токо по письмам. Говорит, што он писал ёй с фронта. Просил берегчи Валю, а я эвот в разум не возьму, пошто Валю, а не Варю. Я в разуменье ни как не приду. И сама не сказыват ничаво. Може она рожала без яво? Стерва, она кака-то?
- Евдокия Афанасьевна, тысяча вопросов, да ответа пока мы не видим и не слышим не одного. Это ей решать свои проблемы. Не получиться - поможем решить совместно. Два имени витают в одном помещении как призраки. Два имени. Валя и Варя поступили к нам в один и тот же месяц, год, число. Чьи они дети? Знаю одно - это дети собственных родителей. Но, если, что? То я бы, конечно, удочерила себе обоих. Имена то разные у них, значит не одно и тоже. Значит, судьбы у них будут совершенно разные, даже, если приму их обоих и удочерю.
Маргарита, стоя в коридоре, повернулась лицом к открытой двери, шепчет про себя.
- Господи, прости меня, я же хочу, как лучше…
- Ладныть. Давай, действуй, на чём сошлися. Не то проглотит рехформа сбереженья-от. А мне, знашь одна хана, ковды помирать, было б дело сработано да ба на пользу пошло. Мне ить до смертинки три пылинки осталося. Так што мне ли горювать? Эвот сложу на тя все заботы легшее спать стану. А, ты, энто, ляжись, как я на узел-от, который привезёшь. Да почашше заглядывай на него. Доложи, своим-от што соль подкинула бабка Евдошиха. Выдавай да по жменьке кажному на недельку. Эвот эдак-от и отведёшь от себя подозренье. А тама я ишо сольцы подкину. Мои, заезжаи-от снабжают меня не жалкуют. У меня к тебе ишо один вопросик должон быть как я посмотрю да-а, меня ты обскакала.
Евдокия Афанасьевна, стоя переминалась с ноги на ногу, как будто человеку уже невтерпёж.
– Риточка милка ты моя, мне в сердце закипелося, узнать хочу я всё же про Вареньку. Може, как-то бы оформить её на меня, пока кументы придут.
-Ев-до-кия Афанасьевна, - тягуче проговорила Маргарита Ивановна - Без намёков, пожалуйста, не гляди, что мы давным-давно знакомые, я детьми не торгую. И вообще этот разговор уже тянет на сделку. Это очень и очень опасно
-Што, ты? Што, ты, милочка, - Евдокия попятившись назад, чуть было не своротила стол с документами и графином наполненный водой. - Мне однуё нады! Люба она мне, Варька то! Понимашь – нет? Прикипела, вот тута. Вся в меня и всё тута! Моя она, Варька-от!
У Евдокии потекли слёзы горечи, может и действительно, от того, что она тоже круглая сирота детей то у неё не было. А вот тут то, как раз объявился случай стать матерью, бабушкой, кем угодно. В душе она при случае ругала многодетную соседку, у которой было пять человек детей. «Почему?» - Спрашивала она себя, - «Где он, бог-от, не наделил её материнским счастьем, и только лишь заставил стать толстосумной?» - Я ить, Марею-от плохо знаю, а Главдею-от хорошо знавала. Чей энто рабёночок? Главдеи, а ли Мареи? Ни та, ни друга с нами рядом не жили во время беременности, - Евдокия сделала акцент на отрицательную частицу «не». - Может, и жили при ёй - не заметно было, да уехали отселя. Он ить, Степан-от с Мареей жил, а к Главдеюшке от неё похаживал. Токо энтого Марея сном духом не знавала, а как узнала, так сразу отчалили по настоянию её самой. А Главдея-от после отъезда, где-то проживала одна без Степана, да по оговору-от она и повесилася. Сказывют: брюшко-от у ёй было, месяцев эдак на пять-шесть. Разница разлеф больша между Варей и Валей? Ей и потерять её не жалко, а ли сдать кому-мить. Ты чуешь, што я те толмачу, Ивановна, нет? Знашь, какея у Главдеи были волосы? Точь - в точь, как у Варьки:? Равно такея же густюшши, волосёнки грубыя, што конскай волос, а цветныя, спасу нет, красивушши волосы, коричневыя с отливом - глаза резало, особливо, как солнце макушку освещщало. И в кого она сама-от Главдея-от уродилася? Стёпка-от токо и дело заглядывался на раскошных баб, да на богатых, то есть не из свово роду племени выискивал девок-от. Вроде бы, Главдея-от русская была токо вот вся родня её жила, гдей-то, за островами, навроде ба, как в Финляндии, штоль? Так он писал своей матери, Степаниде одно единственное письмецо, а потома, гдей - то застрял и ни гу-гу. Ни кому не слова. А тама и война началася.
Рабёнок-от попал к нам, как, ты, думашь, каким фертом? Может, Степан-от с кем переправил по записочке? Гумагу-от, поди, потерял, а в памяти-от осталося, куда рабёночка-от забросить? Солдатик, говорят, её доставил.
- Знаю, Афанасьевна, знаю, не только слышала, но и принимала у него девочку, только без документов. Со слов солдата, описали её данные, но всё это не сходиться. Через неделю-две нам привезли ещё такую же девочку: Одна Валя - вторая Варя. У одной фамилия Горохова, Горошкова, или Горошко. Так и записали три фамилии на всякий случай, правда, одну приписали Вареньке. Не то получается, что у одной три, а у второй ни одной. Ни даты рождения, ни имя, отчества. Как прикажешь понимать? Какая тут Степанова дочь, а может просто совпадение. И кто из них годами старше? А возможно и обе сразу его. Так может быть?
- Но ить Марея-от приехала пуста, голь голима, с мешком за плечами и токо. Элеф у ёй был ба рабёнок, она ба взвывала, што сука на цепи по рабёнку, а то мольчит, стерва.
- Так она и похоронку получила, не взвывает - мольчит, - Маргарита переговорила собеседницу и всякими доводами старалась отвести желание Афанасьевны от Варьки. - Давай-ка, матушка, решим проблемы неотложные пока твои, они куда сложнее чем эти. За этими проблемами потянутся неведомые задачи, от которых будет труднее избавиться. А дети? Да, чьи бы они не были в данный момент они, по крайней мере - наши. И со своих глаз мы с тобой не отпустим.
Вытирая уголочком косынки увлажнённые глаза, идё по коридору к выходу, во двор вместе с заведующей детским домом, унося с собою надежду: она отвоюет себе Варьку, во что бы то ни стало.
- Вы, как-то заикнулись о Марии, доверяй, но проверяй. Как, вы, думаете, с чем это связано? – Сказанную, поговорку Евдокией Афанасьевной, Маргарита Ивановна в течение всего времени разговора не упускала из головы, и связывала, то с одним, то с другим сказанным ею словом, но оно никак не вязалось одно с другим.
- Дык,- Евдокия Афанасьевна, уже пожалела об этом, что проговорилась, да уже была, как говорят, прижата к стенке дальше уж некуды. Выхода из ситуации не предвиделось.- Дык, может быть, и не нады было мне об энтом заикаться, дык, вот бабий язычише-от долог, помело оно и есть помело. Но с другой-от стороны надыть сказать. Мы ить здеся одна семья; поштой - то рабёнок-от меж нами будет, как хрен в отрепьях чураться - собственну мать бояться!? Так, нет, я говорю?
- Вы, на что намекаете, вы говорите прямо. Не бойтесь! Мы здесь все люди свои. Окольными путями не надо бродить вокруг детского дома. Почему, кто-то больше меня знает – почему я не знаю, что могла бы знать? Может, вы, действуете подпольно, насчёт Вари и уже пришли какие-то документы на неё? Так, нет? Поймите, всё равно мимо меня здесь ничего не произойдёт, и не решаются вопросы без меня только через…
Заведующая начала выходить из се6я ни о чём, не догадываясь, начала переходить в наступление уже не сдерживая эмоций.
- Может, я чего-то всё же не понимаю? Может вы, что-то знаете?
Так, говорите, же, наконец, быстрее! У меня дела государственной важности. А вы антимонии разводите с коллективом за моей спиной! Нельзя так!
- Какея, антимонии? - Тоже не оробев ни на минуту, Евдокия, вот-вот близко у цели; хочет рассказать о случившимся с её желанной внучкой там, где временами проживала Мария.
- Не знаю, как и поступить, правильно или нет, будет с моей-от стороны, лезть в чужой монастырь со своими перстами? Но и такого мне думатся допущать боле не довжно.
- Моя дорогая, вы мне и по годам мать, и по воспитанию мама. Только вот в законах позвольте, мне самой, как-нибудь разобраться.
Заведующая насторожилась и была встревожена не до сказанными новостями. А, вдруг, что-то важное и не по её силам исправить совершившее обстоятельство, тем более от неё зависящее. И не доверять своей посажённой матери на свадьбе она ни в коем случае не имеет права. Что же эта пожилая женщина знает? О чём молчит? Что ещё не доходит до моего чурбана; ведь она оч-чень умная женщина, и даже оч-чень. Но если, такая, умная, то почему, зачем скрывать? Гораздо легче открыться и всем станет легче от разрешёной задачи. Может быть с Василием, что случилось? Он жив?
- Да, ты не об чём, другом-от не кумекай,- как бы читая мысли Маргариты Ивановны, добавила. - Ни чё с твоим Васькой не случиться. Жив он. Тута друга проблема, - Евдокия опять, переминаясь с ноги на ногу, продолжила,- тута, милка, вот в чём дельце-от. Варька-от две недели назад, через мост-от нависной, слепой, да головёшкой прибежала ко мне из избы, где Марея квартирует. Ить из-за чё Варьку-от не приводили в детскай-от дом две недели? Следы побоев она скрывала. Чем токо мы её не отхаживали, всяческими компрессами, да примочками избавлялися от черноты-от на лице у девки-от. Разлеф можно таку бабу назвать матерью-от? Я из-за Варьки-от целых две недели поясницей отвалялася, а Марея-от коров доила да к пастуху отводила.
Время беседы уже было давно на исходе у обеих женщин, но они решали насущные вопросы наедине от коллектива, вне зависимости от недостатка времени.
Заведующая детским домом подозрительно разглядывала Евдокию, как будто видит её впервые. Глубоко вдохнув в себя воздуха, затем выдохнула. И так она повторила раз, другой, третий.
- Ты, чёй-то меня разглядывашь, как будто впервые видишь? – Евдокия по привычке расставила руки по бокам, отошла в сторону и снова подошла.
- Ох! Чует моё сердце, наговаривать вздумала ты на женщину ради собственной выгоды.
- Кака к чёрту тут выгода, Ивановна? Каку выгоду ты усматривашь у меня-от ишо? Я те финансовую помощь предлагаю не жалкуючи, а ты мене оммарать хошь ни за што, ни про што. А ли што девку-от хошь мне передать инвлидкой?
Взвешивая всё за и против, хозяйка детского дома решила:
- Хорошо, я приглашу Марию к себе в кабинет сегодня же. Узнаю: кому доверять и кого проверять». – Маргарита Ивановна и впрямь с недоверием отнеслась к Евдокии Афанасьевне: Кто её знает: может это и есть наговор, от ревновности, принять желаемое за действительность? Говорит, что в крапиву с лестницы опять улетела. У неё остался синяк на ребре; проверить бы надо, не сломано ли ребро?
- Афанасьевна, завтра будет банный день, я назначу медсестру
на дежурство в бане, как бы визуальный текущий медицинский осмотр.
- Дитё-от разлеф омманывать станет, элеф у неё чё-то болит, тем более как Варьча, она откровенна.
- Хорошо-хорошо, Афанасьевна, вы меня заинтриговали, я поступлю с медицинской точки зрения; вы тоже со своими амбициями не лезьте на рожон, это ребёнок, повторяю, государственный.
- Правду глаголишь, Рита, рабёнок золотой, злаче не быват.Ни на што не жалится, не алачнай рабёнок-от, не капризнай, штоба ишо матери нужно, эвот Марии особливо? Конхветки лежат на столе она ить не подойдёт, не схватит как другея.
- Я б сама её удочерила, но, к сожалению, не имею права, пока идёт война. Да, именно, к сожалению, а пока об этом ребёнке разговор окончен.
- Война всё спишет, - не унималась Евдокия Афанасьевна,- вот загляни-ка, в рот ей, Варьке-от. По смышлености можно дать ей шесть – семь лет, а по
ростику - токо четыре годика, а по зубкам можно дать ёй всего пять лет.Вот и поди ж ты и договорисся с ёй. Она, знашь, как лопочет, а песни поёт. Весь червонец впишется в её рост-от.
Евдокия не унимается, не может она себя успокоить тем, чем успокаивала её давняя знакомая.
- И всё-таки доченька, элеф што я Вареньку к себе возьму. Пускай она твоей будет. Ты её удочеришь, а от меня наследство большо останется. При-
даное богато ёй будет. Ты то, што ей дашь, а Мария? Та вобче голь перекатна. И откель он её выписал таку змеишшу не писану. Гдей -то видано, штоба мать родна конскими вожжами по голому тельцу-от хвостала? Дык, ужо не запямятуй, об чём договорилися, подъезжай, не мешкай. Не то я приготовлю, а ты запамятуешь. Придётся ишо раз к те топать, а народ-от заподозрит. Чё, мол, тута старуха зачастила. Мотри, дочка, дело-от сурьёзно. Не подведи, мотри, мне без него легшее будет. Ни кому, слышишь...
Евдокия Афанасьевна ушла, вытирая кончиками косяка намокшие глаза.