Спектакль «Зверь» пермского театра «У моста» оставил нальчикского зрителя совершенно измочаленным морально. А кое-кого – и физически. Как всегда - для его же, зрителя, пользы.
«Зверь» - это жуткое повествование о пост-ядерном мире, населённом примерно вторым-третьим поколением остатков человечества. Даже не остатков, а останков, поскольку количество «венцов творения» исчисляется хорошо, если десятками. Впрочем, тут возможны варианты – однозначных ответов сюжет не предоставляет, а думать над деталями самой публике тут особо некогда. Причина тому простая - спектакль «держит» так, что головы не повернуть, хотя от увиденного становится по очереди то страшно, то тошно. Ещё выжили почему-то барсуки. Но это не точно. Возможно, это кто-то, просто на них похожий. Прочие упоминаемые по ходу существа то ли есть, то ли нет. Лучше, если нет.
По выжженному до костей миру таскается (не ходит, а именно таскается) семья из трёх человек: отец, мать и дочь. Поскольку имён у них нет (похоже, они и не знают, что это) то друг друга они так и называют: Отец, Мать и Дочь. Выглядит троица убойно. Отец – в какой-то изодранной до последней степени шинели, на плече которой, тем не менее, уцелел эполет, каске времён Второй мировой, и почему-то с блестящим ключом, который болтается на шее на веревке. Дочь – в чём-то, напоминающем тряпьё, в котором находят египетских мумий. Все трое – абсолютно лысые. Вдобавок - изрядно тронувшиеся умом. А дочь ещё и страдает чем-то вроде ДЦП. Родители, впрочем, недалеко ушли, причём во всех смыслах – поскольку ходят еле-еле, шаркая и хромая на обе ноги. Разговаривают – примерно так же. Такая вот «ячейка общества». Напоминает гибридов зомби, бомжей, и побывавших предварительно в психушке персонажей «Кин-дза-дза». Добавьте сюда ещё грим цвета бронзы и "лысые" парики. При этом они, как ни странно, могут вызвать и смех. Чаще - сквозь слёзы.
Антураж – соответствующий. Что-то вроде помеси пустыни из «Безумного Макса» и Зоны из «Сталкера» Тарковского. Руины, щедро украшенные валяющимися тут и там выгоревшими до угольной черноты человеческими черепами. Всё тёмное, закопчённое и разваливающееся. Или уже развалившееся.
Таскаются они не просто так: необходимо найти другого человека для Дочери. Тогда она сможет родить Детёныша и человечество будет не совсем обречено. Тут, конечно, как сказать: глядя на персонажей, с трудом веришь, что игра стоит свеч. Иной раз даже думаешь: может, туда ему, человечеству, и дорога?
Впрочем, постепенно публика всё же приходит в себя, с удивлением замечая, как на смену пессимизму пополам с отвращением приходят более достойные чувства. Сначала это элементарная жалость, переходящая в сострадание. Затем – внезапно – что-то вроде уважения: в конце концов, никто из них не виноват, что какие-то сидящие на разных берегах океана буржуи когда-то устроили армагеддон! А эти – ты смотри – ещё и выжить пытаются, и человечество реанимировать!
Потом начинает доходить смысл заложенных в спектакль символов и всё более-менее становится на свои места. Увидеть Человека в здоровых и красивых персонажах легко – ты попробуй его в таких вот ходячих экспонатах Кунсткамеры разглядеть!
И ведь разглядываешь! Они говорят друг другу: «Когда вместе – это хорошо!». А Дочь часто повторяет: «Только не убивай – я не люблю, когда убивают!». И такого в сюжете много. В конце концов оно наводит на простую мысль: они, прежде всего - люди.
А потом люди встречают Зверя. Вообще-то он тоже человек. Только каким-то образом он то ли не так сильно мутировал, то ли мутация у него куда-то не туда пошла. В общем, он не лысый и соображает. А ещё у него есть зажигалка и он умеет находить уцелевшие банки с тушёнкой. Отец, правда, встречает Зверя в штыки (точнее, в здоровенный дрын, с которым не расстаётся). Однако тот в итоге оказывается носителем идей гуманизма и доводит до героев идеи равенства и братства. Вполне, между прочим, успешно: Мать и Дочь привыкают к нему, Дочь учит его говорить и даже уговаривает Отца спеть для всех. Это в их семье, судя по всему – предмет гордости и применяется по особым поводам.
«Отец знает песню, - говорит она. – Правда, слова в ней непонятные».
Сцена пения заслуживает описания: в каску Отца кидают какие-то железяки, превращая её в нечто вроде перкуссии. Отец же принимается дудеть в висящий на шее ключ, который, как и ожидалось, висел там подобно чеховскому ружью – не просто так. И все трое хором начинают выкрикивать что-то типа: ««Аты-баты! Тети-мети! Мы цари на белом свете. Наши жёны, наши жёны - синхро-цикло-фазотроны. Нашим братом, нашим братом - каждый атом, атом, атом. Тети-мети! Аты-баты! Наши дети – автоматы!».
Как говорится: зато от души. Зверь заценил. Ну, а потом между Зверем и Дочерью и вовсе любовь происходит.
Но тут маятник качается в обратную сторону и от мысли о том, что «они прежде всего – люди», приходишь к мысли, что «они – всего лишь люди». Наша троица встречает-таки другого человека, который живёт двумя эмоциями и полутора вожделениями. Мать и Дочь он называет (цитирую) бабами, озадачивая отца, который и слов таких не знает. «Бабы» – один из двух значимых для него предметов. Второй – «жрать».
«У тебя две бабы, - говорит он Отцу. – Поделись!»
В общем, типичный человек. Но он – не зверь, а потому Отец однозначен в вопросе: с кем быть его дочери? Зверя прогоняют, Дочь насильно отдают новому знакомому, который уже «пожрал» и в повторном приглашении не нуждается. Сцена этого предельно натуралистичная и её хочется «развидеть». А потом Зверя, который, не в силах забыть Дочь, возвращается, избивают, повреждая, видимо, что-то в мозгу и превращая в кого-то вроде манкурта из произведения Чингиза Айтматова.
Финальная сцена показывает персонажей спустя какое-то время: Дочь уже не испытывает отвращения к своему суженому, даже находя его смешным («Как пожрёт – так ему меня подавай!»), а превратившегося в овощ Зверя вся компания просто терпит. А тот воет, как им кажется, по-звериному, хотя на самом - кричит по-человечески. Короче говоря, люди опять всё испортили. Но это ведь как раз по-людски? Ведь выживают лучше всех именно такие – с полутора вожделениями. Причём так было и до армагеддона.
«Зверь», оказывается, произведение очень старое – премьера его состоялась аж в 1989. Когда театр «У Моста» в своё время его показал, он вызвал бурю споров и восторга, сделал театр популярным в России и за рубежом, собрав кучу наград. Именно после громкой премьеры «Зверя» театр назвали настоящим феноменом.
Имена авторов «Зверя» - Михаила Гиндина и Владимира Синакевича – мало что кому скажут сегодня. Между тем, они писали в своё время миниатюры для Аркадия Райкина. «Зверя» впервые поставили в ленинградском студенческом театре в 1984 году. Потом сам Марк Захаров, как пишут, обещал, что поставит пьесу в Ленкоме и что Отца сыграет Евгений Леонов (ох, не зря тут «Кин-дза-дза» вспомнился!). Пишут, что если бы не съёмки «Убить дракона», то так бы и вышло.
Нам, впрочем, интересно другое: во время диалога Зверя с Дочерью он пытается объяснить ей, что когда-то говорил со своей матерью на другом языке, не том, на котором говорят Отец и Мать. Дочь возражает в том смысле, что такого быть не может: ведь в мире есть только человеческий язык и просит Зверя произнести что-нибудь на его языке. И тут (барабанная дробь!) Зверь говорит ей ни что иное, как "сыту уэ удахэ" (в переводе "ты очень красивая", а язык, думаю, и так все узнали). Вот такая вот "режиссёрская находка!". И Дочь ему даже потом на нём же отвечает! Сюрприз удался: зал был в полнейшем восторге.
Актёров было жалко не меньше, чем их персонажей: напряжения сил, судя по всему, было колоссальным. Одной физической работы сколько: надо ходить, скособочившись, шаркая и шамкая, делая вид, что тратишь на каждое, самое элементарное, движение впятеро больше усилий, чем нормальный человек, и так все два часа!
Главный режиссёр Сергей Федотов, кстати, говорил, что готовясь к спектаклю, артисты погружаются в работу полностью в прямом смысле: например, "Калеку с Инишмана" готовили в Ирландии, "Хануму" - в Грузии. "Зверя", сказал Федотов, готовили в психбольнице. Честное слово, так и сказал!
А Карим Шанибов сказал ещё больше: "Спектакль «Зверь» является одной из визитных карточек нашего театра, спектаклем, благодаря которому театр «У моста» стал известен широкому кругу зрителей. Вот уже более тридцати лет спектакль не просто живет, а меняется и развивается потому что это настоящий сложный живой организм. Сейчас в это время, затрагивающих каждого, сложных мировых событий, спектакль «Зверь» приобрел совершенно новые краски и зазвучал совсем по-иному… он стал гораздо страшнее, потому что реальность, показанная в спектакле, увы, стала к нам ближе.
Естественно, играть в таком мощном и легендарном спектакле главную роль - значит взять на себя огромную ответственность. Спектакль пронизывает все твое существо, проникает в каждую часть твоего тела, когда смотришь его из зала, а когда ты существуешь в нем, это полностью переворачивает твою картину мира. После него сложно заснуть, тело чувствует истощение, а если тебе все-таки удается заснуть, то снятся кошмарные сны. Тебе сложно думать о чем-то другом, кроме спектакля. Для подготовки к роли Зверя я посмотрел много шокирующих материалов про Хиросиму и Нагасаки, наблюдал за животными и, так называемыми,детьми-Маугли , смотрел множество фильмов, слушал подходящую под атмосферу спектакля музыку и т д. Работа была проделана большая и она окупилась тем, что мне удалось сыграть роль Зверя у себя на родине
Идея пришла Сергею Павловичу Федотову. Изначально в пьесе Зверь говорит на «тарабарском» языке и произносит несуществующие слова, а так как я являюсь носителем прекрасного кабардинского языка, Сергей Павлович решил использовать это и придать силу местам, на которые в пьесе особенного акцента не делалось. Я думаю, что это было великолепным и живым решением. Это было не заигрывание с нальчикским зрителем, когда добавляется какое-то слово на национальном языке для того, чтобы потешить зрителя, это было сложное, осмысленное, глубокое и логичное решение. Зверь является настоящим черкесом, благородным, с большим сердцем, который желает помочь ближним. Отсюда и такое желание пойти в горы. Если знать историю черкесского народа, история приобретает еще один дополнительный сложный пласт. В этом спектакле мне посчастливилось работать с невероятными актерами и потрясающими людьми. Театр «У моста» это лучший коллектив, который только можно себе представить. Чего стоит присутствие на сцене Владимира Ильина, играющего Отца в «Звере» уже более тридцати лет, чей опыт несомненно подпитывает и помогает нам окунуться в этот уникальный мир, созданный Сергеем Федотовым. Конечно, я не могу не сказать про Настю Ледневу, которая влюбила в себя зрителей Нальчика блестяще исполненным монологом на чистом черкесском языке. Я предлагал ей сократить монолог до одной фразы, чтобы ей было легче запомнить и произнести его, потому что Черкесский язык несомненно является одним из самых сложных языков мира, но она сама настояла на том, чтобы сказать его полностью и сделала это, чем вызвала овации. Невероятно, но она выучила это меньше чем за час".
Асхат Мечиев фото Артура Елканова