И вновь это ощущение: Жизнь, усадив тебя за парту, взяла мел и уверенно вывела на доске тему занятия: "Принятие"
-Что опять? -недоумеваешь ты. - Я же совсем недавно сдала этот экзамен и вроде даже неплохо.
-Ты это серьёзно? Уверена?
Жизнь с ироничной усмешкой подмигивает.
-Да поняла уже, поняла на что ты намекаешь- недовольно бурчу я.
И, набрав побольше воздуха в грудь, честно ныряю в омут своих Претензий. Претензий, разумеется, к ней, моей собеседнице, к Жизни.
Я ныряю в этот не самый благообразный водоём с тем, чтобы там, в его глубине, в который уже раз постараться разобраться с очень непростыми вопросами. Как быть, когда порой что-то в жизни несмотря на все твои твои усилия не происходит или происходит, но совсем не так, как ты об этом мечтала?
Когда взрываются любовно обустроенные кукольные домики твоих надежд, горят синим пламенем картинки, которые ты так старательно клеила на карту своих желаний. Как не "залипнуть" в вязком иле своих переживаний?
Это сейчас мой омут Претензий к жизни измельчал. А когда-то в юности его глубина зашкаливала. Я сама была одной сплошной ходячей Претензией. Детство выронило из рук радужное стеклышко, через которое я смотрела на Мир. Подростковый возраст, безжалостно втоптав его в грязь, придирчиво и взыскательно стал вглядываться в реальность, без спасительных окуляров.
Помню, как многое вокруг сначала ужаснуло, потом и вовсе вызвало отвращение. Хотелось одновременно рыдать и материться. Куда я вообще попала? Как оказалась здесь? Этот мир с его жестокостью, страданиями, маразмами и хронической, тотальной несправедливостью казался мне, в мои 15 лет, этакой выгребной ямой, полной дерьма.
Временами на меня нападало отчаянное острое желание свалить отсюда. Я прекрасно осознавала, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и если мне так не по нраву то место, куда я волею Провидения попала, остаётся одно - уйти и не мучиться.
Это желание не оформлялось в конкретику, скорее, было таким расплывчато-абстрактным. Я слишком любила своих близких, а они меня. Пожалуй, именно эта сила любви перевесила то моё юношеское отвращение и неприятие Мира.
Но вопрос: есть ли в происходящем хоть какой-то смысл - не терял своей остроты.
Тем более в наличии этого самого смысла я вообще сильно сомневалась...
Мой любимый двоюродный брат ровесник, когда нам было 16 лет, трагически погиб - его сбила машина. Леша в отличие от меня как раз был полон оптимистических надежд и грандиозных планов. Его смерть, такая, на мой взгляд, несправедливая, нелепая, повергла меня сначала в состояние шока, потом ярости. Мои претензии к жизни многократно увеличились.
В это же время, когда произошла трагедия с братом, моя старенькая бабушка вот уже четвёртый год лежала, прикованная неизлечимой болезнью к кровати. Она жаловалась мне, что безмерно устала жить, страдать, а смерть, видимо, не найдёт к ней дороги.
И вот это ощущение, что жизнь порой совершенно невозможно понять, объяснить с точки зрения человеческой логики, меня тогда, в юности, буквально выбешивало, сводило с ума. Парадоксы и непредсказуемость бытия, особенно из разряда "человек смертен, причём бывает, что внезапно" казались непереносимыми, каким-то циничным, изощрённым издевательством.
После окончания школы (с момента смерти брата прошло всего лишь несколько месяцев) мне вообще было наплевать на свою дальнейшую судьбу.
--Леша мечтал, планировал, в тот последний день спешил на занятие в училище и что? - с какой-то яростной озлобленностью спрашивала я пустоту. - Какой толк вообще к чему-то стремиться - всё в один момент может рухнуть.
Стояло жаркое, знойное лето.
Депрессия верным сторожевым псом дремала на коврике у моей кровати, где я часто теперь, отвернувшись к стене, лежала даже днём . А вечером, едва спадала жара, в одиночестве я отправлялась бесцельно бродить по городу.
Бабушка тем же летом ушла в иной мир. Ее смерть стала избавительницей от уже непосильного бремени жизни в земном теле. Я любила бабушку, а после её ухода испытала вдруг давно позабытое мной чувство светлой грусти и даже умиротворения. Увы, продлилось это состояние недолго.
Со всей категоричностью своих семнадцати лет я не могла и не хотела
простить этому Миру его неидеальность.
Судья и Контролёр во мне оказались ещё той воинственной парочкой. Вскоре я начала болеть. И эту сильную, изматывающую боль в желудке, почти до потери сознания, не помогали снять никакие обезболивающие.
Пожилой врач со скорой помощи однажды, как-то особенно, прозорливо посмотрев на меня, спросил: "Девочка, может быть, есть в твоей жизни что-то такое, что тебя сильно расстраивает, чего ты не принимаешь?"
Я залилась слезами.
Ах, как я могла рассказать доброму доктору, что саму эту жизнь я не принимаю, её не перевариваю. (До того момента, как я впервые услышала слово психосоматика, оставалось добрых два десятка лет). Но вопросы врача запали в душу да и существование в междумирии, ибо жизнью это было трудно назвать, стало слишком напрягать.
Тогда же я посмотрела старый советский мультфильм " Детство Ратибора" , один из эпизодов меня весьма впечатлил. Величественный старик засевает пашню, малыш Ратибор спрашивает того:
-А коли хазары придут? Кто поле убирать будет?
-Придут, не придут, а ты паши да сей. О лучшем надо думать. В жизнь идти.
Вот и я "пошла в жизнь". Правда, пошла, сурово, недоверчиво глядя той в глаза, ни на миг не забывая, что " могут нагрянуть хазары"...
