Тихо-тихо-тихо, не писал, а как же. На меня тут накинулись, когда я процитировал записки Чехова, в которых прозаик обзывает Ленина кипящим чайником. Каюсь, прочёл об этом в книжке Сомерсета Моэма. Не будет же знаменитый писатель врать? Оказалось, ребята, настолько всё любопытно с этой книжкой, не передать!
Давайте сначала эту книжицу вдумчиво почитаем. И про Ленина, и про Сталина там есть. Хотя книга не про это, а про мастерство рассказа. Мастерства книжице не занимать.
Называется эта сугубо историческая работа «Второе июля четвёртого года». Она же с подзаголовком «Новейшие материалы к биографии Чехова. Пособие для англичан, изучающих русский язык». Автор известный писатель Сомерсет Моэм. В переводе, конечно.
С первых строк переводчик сообщает, что первую толковую биографию Чехова написал Дэвид Магаршак. Это британский переводчик, родом из Риги. Действительно, в 1952 году вышла биография Чехова в его изложении под названием «Жизнь Чехова».
Дальше нам сообщают, что Моэм несколько Магаршака ограбил. Нет, творчески переработал, конечно, но в целом почти плагиат. Так появилась работа Моэма о Чехове «Искусство рассказа».
Что подкупает, значительная часть этой работы вошла и в книгу про «Второе июля». Понять, где кончается первая работа Моэма, про литераторов и где начинается вторая, про большевиков, в этой книге невозможно.
События до четвёртого года в книге изложены вполне бодро и вполне достоверно. Собственно, многое из этого можно найти в работах Чехова и его современников. Например, чудесная история как Чехов, наконец, пробился со своими рассказами к издателю:
«Познакомив Чехова с сотрудниками своего издательства, Суворин строго сказал им:
- То, что пришлет нам этот молодой человек, немедленно ставить в номер, не редактируя!
- И не читая, - добавил Чехов и, выйдя из суворинской бухгалтерии, отправился в хороший магазин и впервые купил себе новые брюки».
А вот местами записки Моэма поражают. Та самая история как к Чехову в гости приехал молодой Ленин. Вот как пишет Моэм с изрядной долей антисоветчины:
«Нелестная запись в дневнике о личности Ленина, грядущего кровавого российского диктатора, о его горячности и нетерпимости к чужому мнению, явилась причиной того, что «Остров Капри» до сих пор не издан в Советском Союзе».
Чехов пишет, что Ульянова представил ему Шаляпин. Что это брат того самого народовольца, что покушался на царя и был повешен. Что Ленин – марксист и у него есть рекомендательная записка от Горького.
Чехов в ответ шутит, что тоже марксист. Потому что прямо сейчас «запродался Марксу». Он имеет в виду, конечно, не автора «Капитала, а жадного издателя Адольфа Маркса.
Ленина Чехов описывает с юмором: «чуть не дули под нос тычет», «картавит», «где не лысый там рыжий». А дальше форменное издевательство:
«Голова его так огромна, что перевешивает, раскачивает, тянет вниз все остальное тело, - так и кажется, что он сейчас упадет и ударится головой о землю».
Чехов продолжает искромётно шутить, но совершенно не в чеховском духе. Потому что народ у него становится «босяками». Классы годятся только для гимназии. А Шаляпина, непременно, ограбят большевики.
Дошли и до Ленина-чайника. Спасибо, что не Ленина-гриба, как рассказывали в девяностые:
«О литературе Ульянов имеет какие-то странные понятия. Льва Толстого называет зеркалом русской Революции. Какое-то зеркало... Что-то отражает... Лужа тоже отражает. Медный чайник тоже отражает... Лев Толстой - чайник? Нет уж, господин Ульянов, но на чайник больше похожи Вы!»
Странные записки Чехова в изложении Моэма, не находите? Когда же это они встречались? И почему столь странное представление о вожде мирового пролетариата?
А Моэм не унимается. Сообщает, что в неопубликованных воспоминаниях Чехова одну из глав о Ленине так и назовёт «Чайник кипит!». А позднее через Эренбурга передаст в Париж короткую пьесу «Семья Гурьяновых», где высмеивает всё ленинское семейство.
А вот за следующие строки хочется бить Моэма линейкой по пальцам. Судите сами, Сомерсет пишет, что в пьесе маленький человечек достиг своей цели. Свершилась «босяцкая Революция». Оцените пассаж:
«Ценой Гражданской, ценой жизни пятнадцати миллионов тех же босяков, крестьян, мещан, рабочих, купцов, буржуа, интеллигентов, аристократов, и, наконец, самой царской семьи. Для кого же он её совершал?»
За что Моэм так не любит Ленина? Полноте, да о Чехове ли эта книжка? Гораздо больше ненависти британский писатель выливает на вождя большевиков. В совершенно отвратительной манере выливает. Вот послушайте:
«Этого маленького человека теперь называют большим, великим, гениальным человеком, а он, полупарализованный двумя инсультами, сидит в кресле-качалке, таращит глаза, пускает слюни и мочится под себя».
Ладно, оставим Владимира Ильича немного в стороне. Что же Чехов писал о Сталине? Неужели они были знакомы? Выходит, были.
Моэм пишет, что Чехов непрактично потратил целое состояние, чтобы выкупить с каторги трёх революционеров. Побег за границу был организован Свердлову, Каменеву и Сталину! Моэм пишет:
«При условии прекращения ими политической деятельности. Они подписали это обязательство и вышли из игры, - кто удрал за границу, кто растворился в российских просторах».
При этом Чехов представлен ярым антисоветчиком. С шутками и прибаутками, но про советскую власть он сообщает: «Да тут ад!». После чего радуется, что выдумал новый палиндром, который читается в обе стороны одинаково.
Про встречу со Сталиным в книжке тоже есть. Моэм пишет, что из Ливадии к Чехову на дачу на велосипеде частенько приезжал Киров. И они выходили на лодчонке ловить рыбу.
Вот на такой рыбалке Чехов заступился перед Кировым за того самого бежавшего из Туруханского края большевика Сталина. Читаем:
«Этого старого большевика, нажившего в Туруханске чахотку, преследовали в Евпатории энкаведисты, и Киров, кажется, что-то сделал для несчастного».
Вообще, антисоветчины в книжонке Моэма слишком много. То он сообщает, что все революционеры были маленького роста, потому что в целях конспирации прятались в чемодане с двойным дном. То о преступной политике советского правительства, которое не подписало конвенцию с Красным крестом.
Про советских писателей Моэм тоже пишет крайне жёстко и даже жестоко. Интересно, как по-английски пишется наше слово «шваль»? Читаем:
«А швали было очень много. Большевики пытались поставить литературу на конвейер, даже называли писателей инженерами человеческих душ, и в эти инженеры шли духовные босяки, лакеи и карьеристы вне зависимости от происхождения, вроде графа Алексея Толстого. Они в художественных образах прославляли доктрины большевизма, оболванивали полуграмотное население, грызлись между собой».
При вдумчивом прочтении книги вдруг выясняется, что названа «Второе июля четвертого года» она не случайно. Вообще-то это дата, когда не стало Чехова. Но у Моэма писатель отчего-то выздоровел от чахотки, чудесным образом напившись спирту.
Вы совершенно правильно подумали, всё это эссе Моэма – фальшивка. Ну как всё, части, честно украденные из «Искусства рассказа», вполне принадлежат его перу. А вот всё остальное…
Да, остальное написал Борис Гедальевич Штерн – средней руки советский, а потом киевский фантаст и дружбан Стругацких.
Это у него юмор такой, мистификация, шутка. Ах, как смешно назвать Ленина чайником! Как замечательно обозвать родную страну адом. А как мило писать о пускающем слюни вожде мирового пролетариата!
А какой гениальный ход – Чехов выкупает Сталина и отпускает на волю, в Цюрих. Только чтобы никакие большевики не марали родную страну. Юморист.
Не писал ничего такого Моэм и не говорил такого Чехов. Да и с вождями большевиков, увы, познакомиться не успел.
И что-то мне подсказывает, Революцию и новую Советскую страну Чехов, будь жив, поддержал бы. Порядочный и умный был человек. Но Боря Штерн поглумился и над памятью великого писателя, не только над большевиками.
На мой вкус, эта, написанная в девяностые от имени Моэма антисоветская агитка выглядит крайне дурно. Она не талантлива, не умна, а местами противна.
Так и хочется повторить за Моэмом, вернее, за Штерном про иных писателей:
«А швали было очень много… Сам он чайник!»